Ева
Шрифт:
Мама рассмеялась.
– А давай!
– А бабушка снова ругаться не будет?
– Не будет, – женщина опустила взгляд. Они продолжили свою неспешную прогулку, наслаждаясь легким дуновением ветра и звонким пением птиц. Где-то в поле журчала речка, на пруду, где купались дети, шелестел камыш, и где-то в ветвях сирени пел соловей. Солнце медленно и лениво катилось к закату. Небо розовело в точности так же, как листья той вишни.
Рано утром мама вышла в палисадник, чтобы полить цветущие пышные розы. Она шла между колючих кустов с небольшой лейкой, откуда выливала воду прямо к корням цветов. Чернозем жадно впитывал влагу, не давая ручейку растечься. Женщина с легкостью и изяществом пролетала мимо кустов, напевая какую-то нежную песню. Когда вода заканчивалась, она выходила из палисадника
–Вы только посмотрите на нее! Нарядилась! – кричала из окна кухни бабка, – ты что, алкашей решила соблазнять? Знай, это тебе не городские пьяницы! Оприходуют, а денег-то не дадут!
– Мама! – женщина обернулась и возмущенно воскликнула.
– Не мамкай! И сними это все! Бесстыдница…
Женщина отвернулась и продолжила заниматься своими делами, не обращая внимания на старуху. Как бы она ни пыталась делать вид, что ей все равно, ее выдавали дрожащие руки, выронившие ведро, полное воды. Она попыталась отпрыгнуть от всплеска, но задела ногой лейку, та рухнула на землю и облила ее платье. Закипая от злости, она топнула ногой, сжала кулаки и уже хотела выматериться, как вдруг сзади ее окликнули:
– Мама!
Женщина повернулась и обомлела. Женя вошел через калитку, а в его руках было несколько веточек той самой вишни.
– Ты только понюхай! – он протянул цветы, – какой запах!
Женщина подлетела к сыну в ту же секунду, чтобы обнять. Она взяла цветы в руки. В нос ударил сладкий запах. Будто мед. Она улыбнулась.
– Ты как их достал?
– Мама, представляешь! Там в заборе дырка была! У меня получилось в нее пролезть и нарвать тебе цветочков! Они же тебе так понравились.
– Ты ж мое солнышко! – Она обняла мальчика. Женщина просто светилась от счастья.
Она поставила их на кухню в красивую хрустальную вазу. Их нежный розовый цвет будто стал ярче, а сладкий аромат заполнил весь дом. На удивление они простояли очень долго и заставляли женщину улыбаться каждый раз, когда она смотрела на них.
Женя подумал, что больше никогда не увидит этой улыбки. Она растворится в памяти вместе со всеми детскими воспоминаниями. Одна только мысль о том, что он больше никогда не прогуляется с ней рядом, не будет держать за руку, сводила его с ума.
Невольный всхлип вырвался из груди. Он опустил голову и быстрым шагом шел по дороге, уже пожалев, что вышел из дома. Что вышел из комнаты. Что в принципе оказался здесь, в этой проклятой деревне.
Какого черта его сюда привезли и заперли на этом чердаке? Женя чувствовал себя, как декоративный куст, не имеющий никакого смысла. Ни красоты, ни пользы. Лучше бы его закопали рядом с ней…
Резко пространство вокруг будто двинулось. Земля дрогнула под ногами. Женя обернулся, и на секунду потерял возможность дышать.
– Это невыносимо…
Среди пышных зеленых ветвей клена и дуба, среди репейника и лопухов, утонув в темной зелени, стояло темное дерево, уже немного засохшее, разломанное, но все еще живое дерево вишни. На его отсыревших ветвях были редкие зеленые листья, еще реже – цветы. Бледные, мятые и ничем не пахнущие.
Он никогда не подарит ей больше ни одного цветка. Единственные цветы, которые он теперь мог бы ей посветить – пластиковые могильные венки. Но даже этого не произойдет, ведь он даже не знает, где была могила его матери. Она могла еще столько раз получить столь желанный букет, почувствовать его аромат, искренне улыбнуться… Она никогда больше не улыбнется.
В этот раз между вишней и Женей не оказалось никакого забора, он лежал на земле, словно мертвый. Парень медленным шагом стал подходить к дереву. По правой щеке скользнула горячая слеза. Женя пытался уловить хоть отдаленную ноту того запаха, что так понравился его маме. Ничего. Нос внезапно заложило, и Евгений просто не мог учуять никакой запах. Его горло снова будто заросло репейником, готовым рвать его изнутри. Каждую мышцу в его теле будто сводило судорогой. Он не мог стоять на месте. Тогда он принялся хвататься за ветки и ломать
их. Рвать на куски каждую, где когда-то был хотя бы один цветочек. Отрывать от ствола, ломать в руках, бросать на землю и топтать. Схватившись за одну такую ветку, он отодрал ее вместе с большим куском коры, оголяя внутренности ствола. Но парня это не остановило, и он продолжал уничтожать дерево. Треск ветвей перемешивался с его еле слышным ревом, который с каждым разом только усиливался. Затем вместо рева стали слышны лишь всхлипы. Силы будто покидали Женю, но он не хотел останавливаться.Прошло еще несколько секунд до того, как парень просто опустился на колени, и стал рыдать. Его тело обмякло, а в голову снова вонзился нож. Он почувствовал, будто кто-то положил руку ему на горло и стал душить.
– Мама… – шептал он сквозь слезы, – мамочка, как же так?… Ты оставила меня одного. Ты обещала, что мы всегда будем с тобой вдвоем, не смотря ни на что…
В эту секунду Чапа подбежала к нему, положила на руку переднюю лапку и заскулила. Женя поднял взгляд на трясущуюся собаку. Прижав уши, она так же смотрела на хозяина, всем видом Чапа давала понять, что она с ним, и все хорошо.
– Ты же меня не оставишь? – С надеждой произнес он, – ну хоть ты останешься рядом?
Собака в ответ положила ему на колени голову. Евгений крепко обнял Чапу, и долго еще не отпускал.
Алый диск Солнца рассекал небосвод среди пепельных туч, медленно скрываясь за горизонтом. Жуткий ночной мрак окутал своим черным одеялом верхушки деревьев леса, крыши домов и сараев, поля и болота. В ночной тиши запели лягушки и сверчки. Где-то на полях залаяла стая бродячих псов, заставляя вздрагивать шедших по тропе Женю и Чапу. Сердце неестественно быстро колотилось, отдавая каждый стук в уши. В этой темноте не было видно ничего на расстоянии пары метров. О каком уличном освещении может вообще идти речь, когда не в каждом доме бывает электричество? Ветер тревожно трепал волосы парня, параллельно поднимая с земли опавшие листья и ветви. Он был холодный, словно лед, который бросили за шиворот кофты. Его свист был очень пронзителен и подобен смеху гиены. Голые ветви дуба или лиственницы напоминали тощие лапы с острыми когтями, которые так и норовили разорвать прохожих на куски и закопать в глине. Далекий лай где-то в глубине леса только усиливался. Казалось, что собачья стая увеличивается стократно с каждым сделанным Женей шагом, и скоро они заполнят лес до отвала и скоро ворвутся в деревню, дабы разорвать здесь все на части, оставив после себя еще одно мертвое поле, заросшее полынью и репейником.
Далеко в темноте замерцал свет, льющийся из окон дома. Женя и Чапа подходили к бабушкиной хате. Но и это место не внушало доверия и все также не отпускало чувство тревоги где-то в глубине сердца.
Как только они прошли через калитку, с неба стали вновь падать капли дождя. Одна за другой они увеличивали свое количество в геометрической прогрессии. Становилось неестественно холодно, особенно если учесть тот факт, что через месяц будет уже лето. Чапа пулей оббежала крыльцо и скрылась в своей будке из фанеры. Женя тоже не встал столбом и ринулся к входной двери.
Когда он уже закрывал за собой дверь, на улице начинался самый настоящий ливень. Парень выдохнул с облегчением. Успел. Попасть под ливень явно не входили в его перспективы.
– Где тебя носит по потемкам-то? – Тут же подала из кухни голос старуха. Женя сжал челюсть, – нет бы бабке помочь, а он лазит где попало! Никакого от тебя толку нет!
Но Евгений лишь молча стал считать ступеньки, поднимаясь по лестнице в свою комнату.
Каждый его шаг по деревянному полу создавал пронзающий скрип, который с успехом заглушал бабушкин бубнеж прямо под ним. Быстро и уверенно парень добрался до своей кровати, на которую он рухнул с тяжелым вздохом. Глаза невольно слипались, а тело стало ватным и неподвижным. Женя лежал лицом в подушку, чувствуя, как его тело, словно кусочек масла на солнце, плавно растекается по постели, желая растаять и уползти куда-то вниз. Руки и ноги становились шире и все больше впивались в жесткий рваный матрас. Кости ног хрустели, будто сам скелет пытался вылезти наружу, оставив Евгения в состоянии слизня. Гадкого, мерзкого и вонючего слизня. Ни на что не способного слизня.