Евангелие от обезьяны

Знали бы вы, как она чувствуется. Но вы, скорее всего, не знаете.

Нет, честно. В такие минуты мне даже начинает казаться, что моя судьба сложилась не так уж неправильно, и выбор, сделанный в пользу карьеры автожурналиста – вовсе не главная ошибка жизни, пусть и явная easy option. Все-таки управлять спортивным XK R – счастье и кайф. Вы ничего с этим не сделаете, сколько ни говорите о бренности материального и грешности консюмеризма. Но теперь меня греет и еще кое-что; и это важно, это просто чертовски важно.

Я знаю, что в самое ближайшее время моя жизнь круто изменится, и, возможно, это вообще моя последняя «Яга». И все три дня индивидуального тест-драйва от «Ягуар Ленд Ровер» вполне могут стать моим прощальным вальсом. Торжественной жирной точкой в карьере длиной более чем в десять лет. Оттого я ощущаю себя кем-то вроде мачо с конским болтом, проводящего безумную прощальную ночь с женщиной, которую он собирается бросить. Это заводит, верите вы или нет.

Приятное гудение силового агрегата заглушает звонок мобильника. Звонит Ленни Кравитц, который в своем вышколенно-менеджерском совершенстве порой умеет быть крайне надоедливым. Он хочет узнать, взял ли я уже на тест новую «Ягу» – после столь-то бурного вечера и утреннего нервного потрясения. Понять парня можно: ситуация нестандартная, два тест-драйва с одним водителем подряд – редкость, обусловленная какими-то нестыковками в промо-договоренностях, просроченными долгами перед спонсорами и прочими реалиями рекламного отдела, в которые я даже не хочу лезть. Он волнуется… Да, Леня. Я ее взял, Леня. Конечно, она охуительна. Да, оба теста пойдут в один номер. Не ссы, я успею, Леня. И тебе удачного дня. Пока.

Потыкав наугад пальцем по сенсорному дисплею, настраиваю первую попавшуюся радиостанцию – самое время послушать Азимовича, то есть, простите, диджея Азимута. Ребята решили не мудрствовать и поставили полную живую запись концерта 24 сентября. Я ее никогда не слышал целиком, но, говорят, в конце даже можно различить выстрелы. Верится с трудом, потому что я был там лично и никаких выстрелов не слышал. И никто из моих знакомых тоже. Не знаю вообще ни одного человека, который бы слышал. Так что скорее всего это монтаж – тем более теперь выясняется, что их могло и вовсе не быть, этих выстрелов. Подсуетились правообладатели, чтобы еще сильнее подогреть градус вселенской скорби.

Вообще вся эта эпопея с тиражированием записей убийства Азимовича доказала одно: его учение воздействовало на паству вовсе не так очистительно, как казалось поначалу. А может, она просто не смогла без пастыря и, едва потеряв его, оскотинилась тут же, мгновенно, не успел остыть его труп. Теперь мы, правда, знаем, что трупа – во всяком случае, трупа пастыря – не было, и кто похоронен в его семейном склепе на окраине Травника – большой вопрос; но это дела не меняет. Как бы то ни было, его смерть, реальная или инсценированная, превратилась в нескончаемый источник доходов для сотен тысяч проходимцев – от устроителей концерта до компьютерных упырей из Китая и Индии, зарабатывающих деньги в интернете. По сути, смерть мессии низвели до уровня снафф-муви. Впрочем, люди всегда были такими. Уверен: снаффа с Иисусом Христом нет только потому, что в 34-м году от его рождества не было видеокамер.

Честно говоря, с этим концертом изначально все продвигалось тяжело и вязко, с постоянными проблемами. Сначала неприлично долго определялись с местом. Азимович ведь стал пророком спонтанно, к этому никто не успел подготовиться. Шутка ли – советский топ-эстадио Лужники больше восьмидесяти с гаком тысяч последние лет пятьдесят не вмещал. А тут, по предварительным подсчетам, ожидалось от миллиона до полутора. Притом что концертной площадки с вудстоковской пропускной способностью в скупом на музыкальные движения СССР не было и быть не могло.

Власти попытались было направить народ в Эммаус, но это был концерт не ранга Эммауса, мать вашу, не смейте навязывать нам проповедьв Эммаусе! – и народ высыпал на улицы. И вот это уже было неприятно. Поэтому кто-то предложил Поклонную гору.

Само собой, онисты тут же попробовали покрутить стандартную шарманку о Святой Победе, мемориал которой негоже отдавать на поругание людям вроде Азимовича. Устроили в прямом эфире посиделки с лидерами некоммерческих организаций, знатными горожанами, чиновниками мэрии и прикормленными звездами шоу-бизнеса, у которых в подобных случаях по просьбам старших товарищей прорезается гражданская позиция. Но уже на первых минутах ток-шоу все было безнадежно испорчено. Председатель какой-то предсмертной организации ветеранов, которого привезли в студию чуть ли не в катафалке и который должен был предать анафеме подлецов, собирающихся танцевать на костях Творцов Победы, – этот самый председатель вдруг заявил на всю страну, что ни он, ни его ветераны в принципе не возражают против концерта-миллионника на Поклонке. И, мало того, они даже за концерт-миллионник на Поклонке. «Потому что этот молодой человек, – шамкал старик, кося в камеру матовой катарактой и не обращая ни малейшего внимания на телетекст и закадровые «Пс!» режиссеров трансляции, – потому что этот молодой человек в принципе поет о том же, о чем пели Клавдия Шульженко и Марк Бернес, только на современном языке». Получилось умильно. Особенно учитывая, что «пел» Азимут буквально в паре-тройке вещей, пропуская через вокальный процессор почти не облеченные в слова звуки.

Правительство было слегка оглоушено. Шутка ли – даже старики променяли генетически заложенную товарищем Сталиным лояльность государству на какого-то пропирсингованного щенка, играющего бесконечно далекую от их идеалов музыку. К тому же, властям приходилось держать в уме печальные истории Уго Чавеса, Роберта Мугабе и белорусского Батьки, не нашедших с поклонниками диджея Азимута общего языка. Поэтому концерт на Поклонке, скрежеща зубами, разрешили.

Многие считают, что именно это и убило Азимовича. В этой стране нельзя быть главнее правительства, а он был; и в тот раз обозначил это так явно, что у онистов не оставалось выбора. Если что, стоило ему сказать хоть слово – от Кремля не осталось бы и камня, а его ублюдочных обитателей толпа разодрала бы на части и замуровала в стены собора Василия Блаженного. Но все же я не думаю, что за всем этим стояло правительство. Я, конечно, всегда удивлялся, почему оно все никак не расправится с таким конкурентом. Но стрелять на концерте, при полутора миллионах свидетелей – это не стиль онистов. Свидетели ведь, особенно в состоянии аффекта и транса, могут случайно засечь киллера и допросить на месте, отснять допрос на айфон и выложить на Facebook. Кому это нужно, когда можно спокойно отравить человека полонием, устроить ДТП с летальным исходом или взрыв газового баллона в квартире, свалив все на мировую закулису и силы, мешающие вставать с колен.

Там, когда это случилось, никто сначала ничего не понял. Думали, элемент шоу. А как еще можно было на это отреагировать, когда человек исполняет двадцатиминутную вещь, от каждой ноты которой у тебя не то что мурашки по коже, а оргазм в коктейль-миксе с религиозным экстазом. Когда на десятой минуте он, транслируясь на сто с лишним гигантских мониторов, выпускает на сцену двадцать своих двойников, и они устраивают выносящие мозг шаманские пляски, да еще со светомузыкой Хуана Миня, которая и сама по себе может свести с ума.

И вот что вы будете думать, когда посреди всего этого сумасшествия один из двойников в процессе танца вдруг упадет, подкосившись, на бок, брызнув кровью из расколотой головы в сторону танцпола вместимостью полтора миллиона?

Я отвечу вам. Вы решите, что так и задумано. Особенно если не услышите выстрелов.

Вы будете свистеть, как идиот, взметать вверх лапки с «виктори» или «козой», подпрыгивать и драть глотку, чтобы все знали, как вас вставило от такого эффектного решения. Смотреть на сцену осовевшим, влюбленным взглядом, даже и не человеческим вовсе, а взглядом наглухо упоротого вырожденца, кочующего от зоны к реабилитационной клинике и обратно. И лишь тогда, когда музыка оборвется, двадцать шаманов умственно парализованной кучкой баранов начнут топтаться в углу сцены, а в ее центр выбегут какие-то стремного вида люди, – только тогда в ваш одурманенный кайфом и вселенской любовью мозг ворвутся первые мысли о том, что здесь что-то не так. Тем не менее, вы не сойдете с места и будете еще минут двадцать тупить вместе с остальными растерянными полутора миллионами слушателей, пока на сцену не выйдет человек в штатском и не объявит в микрофон на всю Поклонную гору: «Господа, я вынужден сообщить вам пренеприятное известие».

Потом, вы же понимаете, что такое Yellow Trip. После него нельзя оперативно реагировать на любые внешние раздражители. Совсем не по делу сравнивали его с This IstheEndи обзывали «StrawberryFieldsXXIвека». Потому что и Моррисону, и битлам до Азимовича было далеко. Не хочу обидеть парней-шестидесятников, но это медицинский факт. Возможно, они и собрали бы полтора миллиона, если бы очень постарались; но дело-то вовсе не в этом. Дело вот в чем: самое страшное, что случилось под музыку 60-х – игрушечный мини-бунт интеллигентных очкариков в Сорбонне и Беркли. А Азимут провоцировал реальные политические процессы, изменившие жизнь миллионов людей в абсолютно не похожих друг на друга странах. И без единого лозунга – все только за счет звуков.

Магических звуков Yellow Trip, которые сразу никогда не отпускают…

Черт возьми, десять лет я гнал от себя все эти воспоминания, а сейчас дивлюсь их аномальной, неестественной свежести. Серьезно. Они как будто провели все это время отдельно от меня в анабиозе. В какой-нибудь высокотехнологичной криокамере на другом конце планеты. А теперь вдруг вылезли оттуда огурчиками – цветными, яркими, сочными и, в отличие от меня, ни на грамм не постаревшими.

Н-да. Удивительно, как оно иногда бывает.