Евангелие от обезьяны

– Хороший вопрос, – кривлюсь в ухмылке. – Почему ты задала его только теперь?

– Хороший ответ. Потому что ты не говорил, что у тебя нет пушки. У каждого нормального парня должна быть пушка.

– Я и сейчас не говорю, что у меня нет пушки.

– Да, но сейчас я вижу, что ты собираешься выйти из машины и не лезешь в бардачок. А то, что у тебя нет ни кобуры на поясе, ни даже карманов с чем-нибудь выпирающим, я заметила еще раньше.

Хорошо же, – признаю в башке (не могу не признать), – а ведь ты еще и за словом в карман не лезешь. В карман с чем-нибудь выпирающим…Оооо, Лина, девушка в красно-черной фланели. Какой наркотик ты вынюхала для подобного преображения из животного тотема в человека?

– Не стоит мыслить шаблонами, – только и могу ей ответить. – Я, к примеру, нормальный парень, но пушки у меня действительно нет. – И шутки ради еще добавляю: – А поскольку ни у меня, ни у тебя нет еще и «Лады-приоры», нас определенно убьют.

И выхожу из «Яги».

Но тут же замираю, вскрикнув, в унизительном согбенном виде, пребольно наткнувшись во второй раз за день на последствия трех позвоночных грыж. В юности мне явно не стоило так часто таскаться по дешевым клубам и репетиционным базам, навьючив сколиозный подростковый позвоночник тяжелой бас-гитарой «Рикенбэкер». Играй я на губной гармошке – кто знает, возможно, жизнь сложилась бы иначе. А так… Поразительно. Не успел крутой парень выйти из крутой тачки, как его заклинило словно лоха. Причем в одной из самых опасных клоак человечества (а ведь Пороков сегодня предупреждал, что меня убьет именно что моя спина). Ситуация смешного абсурда. Как во французских комедиях шестидесятых с Луи де Фюнесом. Несуразным комиссаром Жювом опираюсь на ребро крыши, тщетно пытаясь скроить хорошую мину при плохой игре.

И знаете, что делает она? Она выбегает из противоположной двери «Яги» и бросается мне на помощь так, как будто меня уже убили. Или, что еще хуже, как будто я – старое неполноценное существо вроде собаки, которую знал щенком и лишь потому не усыпляешь.

– Что, купилась?! – тычу в ее лицо пальцем. Ну а что мне еще сказать. Не рассказывать же девушке, которую знаю первый день, о побочных явлениях зрелости. (Ну да, да, согласен – я знал ее и раньше. Но тогда то был другой человек, у него не было таких сисек и на него так не смотрели, в смысле как на объект вожделения, – так что можно считать, что я познакомился с ней лишь сегодня).

Она стоит с секунду и решает, что делать. Но совершить подобающий в таких ситуациях хлопок дверью с уходом в никуда ей мешает понимание ауры места. Здесь действительно не любят тех, кто шатается вдалеке от «Лады-приоры»; так она сама намекнула, и, хотя у нас далеко не «Приора», это правда.

Наверное, я должен объяснить, почему она поехала со мной. Но не объясню – поскольку сам этого до конца не понял. Она обосновала это так:

– У меня был брат, последний из близких, а теперь его нет, – сказала она. – То есть он существует, конечно. Но это уже не он. То, что ты видишь, почти никогда не является тем, что ты о нем думаешь. – И не успел я упрекнуть ее в косноязычии и злоупотреблении психотропами, как она пояснила: – Этот мудаксвязан с ним, он отвечает за все то, что происходит с моим братом.

Между прочим, звучала она столь же твердо, что и давеча Вера; я не мог не сопоставить.

– Почему??? – спросил я. – Какая связь?

А она ответила:

– Связь простая: если его кто-нибудь и вернет к нормальной жизни, то только этот мудак…А ты думал, половая?

Если честно, мне было плевать. Потому что, говоря начистоту, ее желание составить мне компанию не вызывало у меня абсолютно никаких возражений. Черт, да я бы ей не отказал, даже если бы она попросила подбросить ее в «Крокус-сити» на шопинг. Исключительно из-за имиджа.

Что происходит, когда вы, повинуясь общечеловеческой слабости, поимели очень красивую и сексуальную овцу? Вы со смаком потираете яйца и ставите крестик в личном ментальном Excel-файле под названием «Я_еще_ого-го»; да и всего-то. Но что станет, если вдруг выяснится, что испорченная вами красивая овца была на самом деле человеком? Правильно: реле перемкнет и в вас загорится лампочка, отвечающая за влюбленность. Долгую ли, короткую ли, взаправдашнюю или игрушечную – это вы узнаете позже. А на первом этапе не будет ничего, кроме этого перемыкания контактов, повернувшего все ваши кровотоки вспять и настолько для вас главного, что сравнимого разве что с энергией приливов и отливов. И вы, уже давно уставший от однотипного семейного секса и еще более однотипных измен, собакой Павлова метнетесь к той самой лампочке – еще не зная, что она вам принесет, но уже повинуясь связанному с ней рефлексу, сулящему давно забытую остроту вкусовых ощущений. По-другому я это не объясню; разве что еще раз упомяну, что слаб человек, скотина, мать его.

Пока я все это обдумывал, вышло время, в течение которого было бы логично ответить на ее последний вопрос про половую связь. Мне приходится изображать многозначительное молчание. Которое, впрочем, не так уж странно после девятнадцатичасового бодрствования, в течение которого ты узнал о втором пришествии, посетил зону военных действий, бросил семью под вящее одобрение всех ее членов и, возможно, убил человека.

…телефон Павлика молчал, и все, что я смог сделать – оставить ему месагу: дескать, старик, нужно с тобой пообщаться, нужен адрес такого-то и такого-то, это важно, в долгу не останусь. Только ведь это Павлик, братья мои и сестры, а Павлики не перезванивают таким как я. Потому что, как ни крути, мы существовали на разных прямых отрезках, в параллельных пространствах, и наши миры не могли уничтожить друг друга, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах не могли столкнуться дважды за десятилетие. Павлики не перезванивают, удаляют этот сообщения из памяти голосовой почты и сразу забывают. Это опция, действующая по умолчанию, на уровне приобретенных, а может, и врожденных рефлексов.

И тогда произошло второе чудо. Куда весомее, куда нагляднее предыдущего, хотя и менее теплое, прямо скажем. Случился сбой социального магического ритуала, мутация естественных алгоритмов того, как делается и как не делается, того, что должно быть, а что, на хрен, вообще ни при каких условиях не возможно, потому что невозможно и все тут.

Мой телефон дважды проорал начальный риф из «Blitzkrieg Bop» Рамонов, и я от испуга так взбодрился, что чуть не заорал на весь долбанный подъезд и не начал палить из Маратова «макара» направо и налево. Эту вещь нью-йоркских панков я сам когда-то поставил как сигнал SMS. Да, друзья, понимаю, глядя на мое обрюзгшее тело трудно поверить, но я когда-то забивал себе голову всеми этими американскими панками самой первой волны, и гнул себе ребра в самых жестоких слэмах. Это правда, ведь когда-то меня называли Баром не просто так. Я умел выпить и умел пошуметь. И я любил «Рамонес»… Они же, эти панки, были типа нас, Разъемщиков, тоже верили в чушь. И у них тоже не было никакого будущего. Интересно, что про хиппарей можно сказать то же самое, но я никогда не ставил их музыку рингтоном, никогда, отметьте это и дайте мне расписаться кровью. Я вам больше скажу, в этом-то и заключается самая главная разница между всем на свете дерьмом. Из чего-то делают рингтоны, а из чего-то не делают. А больше никакой разницы нет. Так же как и со всеми людьми, со всеми субкультурами и вообще всем человеческим мусором, даже между христианами и муслимами, между шлюхами и обрюзгшими харями в ЦК, между… ну я не знаю.... Короче, это универсальное определение. Из кого-то делают рингтоны, а из кого-то нет. Долбанный двадцать первый век, будь он проклят. Нельзя быть настолько очевидным и цинично злым. Надо дарить людям иллюзии, но что-то случилось, и иллюзии все менее достоверны, в них перестали верить. Ну, да и хрен с ним. В них перестали убегать, вот что страшно.

Но я говорил о чуде! Я говорил о попрании основ всей социальной логики этого страшного города.

Я получил сразу два долбанных SMS от Павлика! Я не знаю, может, он был под кайфом, ведь многие наркодилеры рано или поздно подсаживаются на то, чем торгуют. Включая и бывших наркодилеров. Почему нет? Почему бы крутому парню Павлику не подсесть на всю ту дурь, которой он барыжил в «Хищнике»? Но вместо того, чтобы просто удалить мое сообщение, он ответил. Ведь что такое чудо? Чудо – это когда происходит то, что по всем раскладам произойти не могло.

В первом SMS был адресок. Тот самый, где обитала теперь Нико со своим мужем, бывшим музыкантом из тусовки Азимута.

А во втором SMS было сказано: «Тобой интересовались. Не высовывайся».

Поняли? Нет, серьезно, вы это поняли?

Кто-то очень внимательный осмотрелся, обратил внимание на мои действия, просчитал мои шаги. А что это значит?

Кто-то знал, что Азимут жив, и ждал, что он вернется. Не узнал, как я и весь остальной мир, а знал заранее, ждал, был терпелив и никуда не торопился. О, мне известны такие люди, господа. Я часто вижу их в толпе, у меня наметанный глаз. Не всегда они наблюдали именно за мной. Кому я до этих событий был нужен? Барахло на обочине большой дороги прогресса, списанный материал. Скарб, брошенный отступающей армией. Но – не забытый, учтенный в архивных реестрах, пронумерованный и в нужный момент выуженный на свет гранитной рукой под погонами.

Знаете, что я вам скажу, братья и сестры? Такие новости бодрят! Они вставляют, как допинг перед лыжной эстафетой! Когда кажется, что ты уже ничего не можешь, что сил идти не хватит, что напряжение непереносимо, происходит чудо, и между сотовыми вышками летит текстовое сообщение, которого вообще не должно было быть. Буквально только что, минуту назад, ты был уничтожен, был как студень, ни на что не способен, готовый сдаться. И вот ты уже бодр, ты хорошо соображаешь и готов перевернуть город, если понадобится. Наверное, так действует инстинкт самосохранения, не знаю. Бешенный впрыск адреналина и сигнал в мозг – беги!