Эвиал

Папус вернулся в комнату:

— Уходим, учитель, — резко сказал он, хватая свой ящичек.

— Зомби тебя возьми, Папус, не можешь ты разобраться с делом по уму, — кряхтел Азраил, таща свою сумку. — Как я понимаю, мы теперь — в «Дикую орхидею».

— Ага, вот только «расслабиться» нам, похоже, не дадут.

Выбегая на улицу, Папус заметил злополучную троицу из конюшни. Все трое были, мягко говоря, не в лучшем состоянии. По всему было видно, что совет юноши не трогать коня и осла они проигнорировали. Один из них хромал. Второй, скрипя зубами, как несмазанная дверь, держался за промежность. Третий… а этого те двое вообще тащили на себе. Азраил же не обратил на них никакого внимания.

Уже вечером, устроившись в «Дикой орхидее», странники нашли таки время перекусить. Ужин оказался вполне сносным, и они решились заказать ещё по порции. Перед сном Папус предложил учителю выставить охранные заклинания. Тот отказался, сказав, что его потом всю ночь кошмары мучить будут.

— А на кладбищах Вас кошмары не мучают, учитель? — передразнил его Папус.

— Ну, хорошо. Но только не охранные, а упреждающие.

— Сойдёт, — кивнул Папус. — Если только нам в еду не подмешали снотворного. Что-то больно сильно меня в сон клонит.

— Нет, — зевнул Азраил. — Я бы почувствовал.

В дверь постучали.

— Войдите, — ответил Папус.

Дверь открылась. Вошла молоденькая девушка старенькой профессии. И даже очень старенькой. Такой вывод Папус да и, пожалуй, его учитель сделали по её броскому макияжу, откровенному платью и весьма фривольному поведению. Она прошествовала в комнату и, видимо, брезгуя старым хрычом Азраилом, устроилась на коленях Папуса. Что ещё сказать — дикая орхидея.

— Меня прислал к вам хозяин, достопочтенный Пирс, — промурлыкала она.

— Настолько достопочтенный, что заставляет заниматься такой гадостью таких молоденьких и хорошеньких девочек? Сколько тебе лет?

— Я вам не нравлюсь, — прозвучало это довольно искренне, но заезженно.

— В общем, да, — другого способа избавиться от неё Папус не видел. Куртизанка встала и, насупившись, вышла. Честное слово, Папус видел, как бродячие актёры изображают эмоции куда лучше. — И скажи своему достопочтенному Пирсу, чтобы не вздумал нам мальчиков присылать, — крикнул он вслед блуднице.

Усмехнувшись, милорд Азраил встал с кровати и подошёл к двери, прихватив из угла комнаты свой посох. Он проверил замок — простая металлическая щеколда. Сойдёт. Некромант закрыл дверь и принялся выстраивать заклинание. Он прошептал формулу, провёл рукой по замку и по всему периметру двери. От его ладони отделилась серая дымка — уши и голос праха. Они известят спящих, если кто-то попытается подойти к их двери слишком близко. Тем бы всё и ограничить, но воображение старика разыгралось, и он выставил стража-фантома — здоровенного скелета в обломках доспехов и с ятаганом в костистой руке. Пустые глазницы его пылали зелёным огнём, а в щели между редкими, как у самого Азраила, зубов пробивалось призрачное пламя. Не издав ни звука, «страж» прямо сквозь дверь вышел в коридор.

— Ну, учитель, и кто это там у нас говорил о кошмарах? — саркастически произнёс Папус. — Бьюсь об заклад, что к ночи отсюда съедет добрая половина постояльцев. А вслед за ними и мы — за нарушение порядка и вмешательство в частное предпринимательство местных воротил.

— Не бойся, Папус, стража можно будет увидеть, только если подойти на расстояние комариного укуса. Вплотную то есть.

— Тогда я спокоен. — Папус раскрыл свой ящичек и достал из пристроенного к крышке тайничка сшитые листки пергамента. Разложил их на кровати и принялся внимательно изучать.

— Трактат о воинских искусствах, — не спросил, но утвердил Азраил. — Где ты остановился?

— На третьей главе, — ответил Папус, не отрываясь от чтения. — «Об использовании силы меча противника».

— Похвально. Но, умоляю, сделай милость — не упражняйся, когда я в комнате. А тем более, когда я сплю. От тебя всегда веет такой Силой, что спокойным может оставаться разве что бревно на другом конце Эвиала.

Папус не ответил. Он углубился в чтение. Этот манускрипт достался ему от того самого некроманта, что пристроил его к Азраилу. Откуда тот малефик взял его, он не сказал. Просто отдал и всё. Вместе с ящичком. Это было всё, что осталось Папусу от его благодетеля. Он даже имени его не знал. Никто, даже сам некромант, не называл его. Одни боги знают, может, так его и звали — некромант?

Сон наконец-то сморил и его. Он сам не заметил, как плюхнулся на кровать. Манускрипт свернулся сам собой и уютно пристроился где-то под боком у Папуса. Крышка ящичка захлопнулась, слегка щёлкнув замком.

Папусу приснился сон. Впервые за долгое время.

…Это была окраина деревни. Не его, не Осинок. Её бы он узнал даже во сне. Какое-то захолустье. Телега с впряжённой в неё худой как жердь кобылой. В телеге сидят двое: мужчина, крепкий, сбитый, и женщина. Женщина выглядит не очень-то здоровой. Она бледна. К груди она прижимает какой-то свёрток. Этот кулёк тряпок шевелится. Ребёнок, подумалось Папусу. Куда же тогда его везут? Телега огибает окраину леса. Плавно, словно кусок масла по сковородке скользит она вдоль кустов и редких деревьев. Уже невдалеке виднеется символ — перечёркнутая стрела на крыше деревянного строения. Это церквушка. Люди доезжают до неё. Их встречают с распростёртыми объятиями. Высокий и статный как корабельная сосна служитель Церкви выходит к супругам навстречу. Он бережно принимает ребёнка у них из рук и ведёт внутрь церквушки. Там уже всё готово, и их ждут с нетерпением, с каким ждёт жених своей первой брачной ночи. Только страсти не видно в глазах присутствующих, но лишь благоговейный страх. С десяток бритых голов опускается в поклоне. Священник подносит ребёнка к купели и раздевает его. Папус чувствует, что в помещении прохладно. Чувствует это и ребёнок. Он плачет. Священник поднимает его высоко на вытянутых руках прежде, чем начать ритуал. Папус ощущает присутствие чего-то непонятного, но знакомого. И это что-то исходит от ребёнка. Это мальчик. Он плачет. Плачет. Плачет. Плачет. По его щекам скатываются слёзы. Крупные. Очень крупные. Слишком крупные. Плачут и все присутствующие. Священник опускает ребёнка к купели. Но тут происходит нечто. Младенец, будто не соглашаясь с всеобщим решением, за неимением других способов пускает струю прямо в лицо священнику. Тот в шоке, но продолжает держать на руках младенца. Поворачивается к родителям. Мать падет в обморок, отец просто стоит и молчит. Светлое лицо священника омрачается, как будто струя младенца кислотою стёрла всё, что может быть в нём доброго…

Папус проснулся, дико хохоча. Хохоча как блажной, ползающий по рыночной площади и глаголющий о пришествии Царствия Спасителя. От сотрясающих стены комнаты громовых раскатов, долетавших из глотки Папуса, проснулся Азраил.

— В чём дело, мальчик мой? Уже утро? — он протирал глаза, но делал это скорее по привычке — он умел просыпаться мгновенно без сонной мути.

— Нет, — Папус еле сдерживал коней. — Мне приснился сон. Забавный, как коза на льду.

— С удовольствием посмеюсь с тобой завтра утром. А сейчас неплохо бы выспаться. Мы весь день промозолили зады в сёдлах, и я не поверю, если ты скажешь, что отдых тебе нужен как верблюду варежки.

— Верблюд? А что это?

— В общем-то, это просто идиома. Но, вроде как, имеется такое животное в Салладоре. Пару раз видел, как проходили их купцы караванами через земли Эгеста. С верблюдами. Спи. — Учитель зевнул так, что его челюсть щёлкнула как тетива об нарукавник лучника.

Папус снова лёг в постель. На сей раз, обошлось без снов.

Утром двое некромантов проснулись бодрыми и хорошо выспавшимися. Движение в коридоре говорило о том, что пора спускаться вниз к завтраку. Хозяин «Дикой орхидеи» вполне терпимо отнёсся к некромантам. Поэтому они подумали, что в общей гостиной не станут смущать постояльцев и прочих посетителей своим видом, да и вообще присутствием. Но как только они отворили свою дверь, в коридоре на этаже моментально поднялся дичайший, как лесной вепрь, крик ужаса. В проходе стояла дамочка и с глазами величиною с плошки указывала на что-то рядом с некромантами. Азраил запоздало вспомнил и обернулся. Там, как и следовало ожидать, стоял «на вахте» тот самый скелет.

— Ах ты, боги, боги, — покачал головой Азраил. — Простите, сударыня. Сто тысяч извинений. Я просто забыл снять упреждающее заклинание. Сам же его и задел.

— Ч-что?! — Возбуждёние никак не покидало даму, она всё продолжала стоять и таращиться на дверь комнаты некромантов, хоть скелета там уже и не было — Азраил его убрал. Её продолжала бить крупная дрожь, и на подходе был новый приступ паники со всеми вытекающими.

— Успокойтесь, сударыня, успокойтесь же. Я убрал его. Папус, — Азраил понимал, что надо было что-то сделать. И немедленно. — Проводи милостивую госпожу вниз и угости её чем-нибудь за наш счёт.