Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
*

Профессор договорился до того, что чуть не впал в несвойственный ему пафос; я же тем временем, как мне и положено, продолжал смешивать напитки. Распылитель работал на средних оборотах; в помещении было уютно. Высказался специалист — «Крапивник» с ним тягаться не мог. Больше того: профессор перешагнул границы своей дисциплины, воспарил выше, чем от него можно было ждать как от орнитолога, — возможно, и не совсем с чистой совестью, все-таки его институт получал более чем щедрую субсидию.

26

Было уже поздно; заперев бар, я наверху, в постели, размышлял об этом разговоре. Как правило, собеседники только отчасти отдают себе отчет в том, что, собственно, они говорят — — — я имею в виду, что слова имеют больший вес, чем высказанные мнения. Некий дополнительный смысл скрывается даже в банальном разговоре. Когда кто-то, например, входит в комнату и говорит «Доброе утро» — это пустая учтивость или, может быть, искреннее пожелание. Но вместе с тем и весть о событии космического масштаба.

Те, в баре, лучше, чем сами они полагали, уловили суть политической структуры Эвмесвиля — а насколько лучше, знал, вероятно,

только Аттила. Ибо находился дальше всех от нее. Разумеется, Кондор питался Левиафаном. Но Левиафан этот был трупом — — — уже не исполинской игрушкой, которой некогда развлекался мировой дух, а падалью, выброшенной на берег приливом. Конечно, королевский коршун тоже оказался сильнее орла, да только орел в тот момент вызывал уважение не больше, чем изъеденное молью чучело. Упомянув Максимилиана, одного из последних эпигонов Карла V, Роснер попал в самую точку.

*

Этот Хуарес убил одного из князей декаданса, Кондор же покончил с последними трибунами. Тогда еще существовал орел — печальная птица, растопырившая пустые когти, у которой уже отобрали и скипетр, и корону. Внизу заседали они, эти наполовину Катоны, наполовину Бруты: то приходя к единому мнению, то ссорясь между собой, они сменяли друг друга в своей беспомощности. Все это рухнуло, как карточный домик, о котором до сих пор горюет мой папаша.

Когда авторитет изношен до последней нитки, настает черед правителей, опирающихся на насилие. Auctoritasуступает место potestas, как объяснил Дон Каписко [198] . Такие переходные периоды часто представляют особый интерес для историка, тем более если связаны с великими переломами. Один из них Ингрид выбрала в качестве темы диссертационной работы; мы поэтому процитировалив луминаре образ Помпея Великого. Помпею несомненно были присущи царские черты, с него могло бы начаться восстановление монархии. Эта травма столетиями сопровождала римлян.

198

Auctoritasуступает место potestas, как объяснил Дон Каписко. Оба термина восходят к римскому праву. Auctoritas— власть, основанная на авторитете; potestas— власть, основанная на силе. Дон Каписко («Дон Я-Понял», ит.) — так Эрнст Юнгер называл в своих дневниках юриста и политического философа Карла Шмитта (1888—1885). Упомянутые понятия Шмитт разбирает, например, в работе «Левиафан» (с. 169—170):

Для Гоббса существенно, что он уже не отличает auctoritas от potestas и обращает summa potestas в summa auctoritas.

Проблема авторитета играет важную роль и в работе Джамбаттисты Вико (Джамбаттиста Вико. Основания новой науки… С. 137—138):

Здесь начинается также Философия Авторитета — вторая основная точка зрения нашей Науки; мы берем слово «авторитет» в первом его значении — «собственность»: в таком смысле всегда применялось это слово в Законах XII Таблиц, и потому в Гражданском Римском Праве «auctores» продолжали называть тех, от кого мы получаем право на собственность. <…> Авторитет — свободное применение воли, тогда как интеллект — пассивная сила, подчиненная истине. <…> Гиганты стали Господами вследствие оккупации, т. е. длительного владения, в чем — Источник всякой Собственности на свете.

Если иметь это в виду, то идеальным противником для Брута был, собственно, Помпей, а не Цезарь.

*

Цезарь, пораженный Брутом, упал к ногам статуи Помпея; обычно такие картины удаются только во сне. Я хочу устоять перед искушением потеряться в них. Поэтому сейчас я лишь кратко упомяну одну из моделей средневековой истории, которую мы проигрывали в саду Виго. Бруно тоже принимал в этом участие.

Тема Ингрид касалась сравнения одного русского революционера по фамилии Троцкий с Петром Великим — — — перед обоими вставала проблема, как можно увязать ограниченную пространственными рамками революцию с международным положением, и прежде всего — с политическим положением в Европе. Царю найти решение удалось, Троцкому же — нет. Возможно, он слишком полагался на стереотипы 1789 года и потому, как Брут, неправильно понял сложившуюся ситуацию. Тем не менее в IV Интернационале скрывался более сильный импульс к мировой революции.

Я не хочу сейчас входить во все детали. Важно, что Бруно резко изменил направление дискуссии, высказав мысль о приоритете технического развития перед развитием экономическим; Троцкий упрекал Сталина в «термидорианском перерождении». Сам Троцкий требовал «социализма плюс электрификации», но при этом, как считал Бруно, «остановился на полдороге». Материалисты XVIII столетия христианской эры мыслили последовательнее, чем материалисты столетия двадцатого.

Так или иначе, Первое Всемирное государство было бы немыслимо без нивелирующего воздействия техники, и особенно электроники — — — можно даже утверждать (как заявил, опять-таки, Бруно), что «государство это было побочным продуктом технического развития». Виго, по своей натуре испытывающий отвращение к технике, с живостью согласился.

*

Если трибуны свергнут Кондора, это мало что изменит, поскольку и им тоже придется применять насилие. Изменится только стиль. На место тирана придут демагоги. Демагог же осуществляет власть, манипулируя по своему желанию институтом плебисцита. Искусство здесь заключается в постановке вопроса; если вопрос сформулирован удачно, то ответ получится убедительным — подавляющим не только своей массовостью, но и духовной унификацией, результаты которой будут ощутимы повсюду, вплоть до верхних слоев общества.

Кондор стремится избегать плебисцита: этот язык ему чужд. Зато он использует в своих целях скопления народа. Если оппозиция становится слишком заметной, Домо в любой момент может вызвать бурю в гавани

либо на базарах, а потом усмирить ее. Начинается все с увертюры: полулегальная бульварная пресса выдвигает требование о принесении в жертву таких-то и таких-то голов — в стиле «Ami du Peuple» [199] , чего в большинстве случаев оказывается достаточно. Иначе ярость народа всколыхнется и станет вирулентной.

199

в стиле «Ami du Peuple»… «Друг народа» ( фр.) — прозвище лидера якобинцев Жан-Поля Марата (1743—1793) и название газеты, которую он издавал.

Во время таких беспорядков обычно не увидишь ни военных, ни полицейских, ни даже известных соратников по партии. Даже наоборот: Домо приказывает своим людям вмешаться, когда дело заходит дальше битья оконных стекол. Могущественный Кондор берет своих противников под защиту.

*

Власть не переходит в политику непосредственно; к ней неизбежно примешивается личностный фактор. Это — рубеж, на котором как тираны, так и демагоги унижают себя, становясь деспотами. Здесь вторгается безумие, воспаряющее над властью и часто граничащее с комизмом. Так, Нерон, хотя он имел слабый голос, захотел добиться первенства и в роли певца. Недавно я проследил за его гротескным выступлением в неаполитанском театре, перед началом которого пять тысяч тогдашних хиппи были распределены по рядам зрителей, чтобы создать впечатление бурных оваций. Ликование начиналось с «жужжания», усиливалось до «желобков» и, наконец, накатывало на арену «кирпичиками» [200] .

200

Ликование начиналось с «жужжания», усиливалось до «желобков» и, наконец, накатывало на арену «кирпичиками».См. у Гая Светония Транквилла (Жизнь двенадцати цезарей. Нерон, 20, 2):

…он [Нерон] сам отобрал юношей всаднического сословия и пять с лишним тысяч дюжих молодцев из простонародья, разделил на отряды и велел выучиться рукоплесканиям разного рода — и «жужжанию», и «желобкам», и «кирпичикам», а потом вторить ему во время пения. <…> главари их зарабатывали по четыреста тысяч сестерциев.

Другой — Коммод, который разыгрывал из себя потомка Геркулеса, — самолично убивал в Колизее диких зверей и, бражничая, пил из бокала, по форме напоминающего Геркулесову палицу [201] . Этот Коммод, впрочем, примечателен для меня как тип неудавшегося анарха. Говоря так, я не имею в виду тех подробностей, о которых повествует Лампридий [202] , — например, что император собирал во дворце знатных женщин [203] , приказывал им раздеться догола и потом исследовал их, как закупщик в борделе. Необычным мне представляется другое: что эти и прочие свои развратные подвиги он приказывал заносить в государственные акты [204] .

201

Другой — Коммод, который разыгрывал из себя потомка Геркулеса, — самолично убивал в Колизее диких зверей и, бражничая, пил из бокала, по форме напоминающего Геркулесову палицу. Луций Элий Аврелий Коммод (161—192) — римский император с 180 г.; последний представитель династии Антонинов. См.: Элий Лампридий. Коммод Антонин, VIII (5):

Прозван он был также «Римским Геркулесом», так как он убил диких зверей в амфитеатре в Ланувии; было у него обыкновение убивать диких зверей и у себя дома. (См.: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. Властелины Рима/Перевод С. Н. Кондратьева. М.: Ладомир, ACT, 1999.)

202

Лампридий… Элий Лампридий — римский историк IV в., сочинения которого входят в состав сборника, называемого «Scriptores Historiae Augustae» («Авторы жизнеописаний Августов»).

203

император собирал во дворце знатных женщин… См. там же, II (8):

Он собрал у себя женщин, отличавшихся красивой наружностью, как каких-нибудь рабынь-проституток, и, издеваясь над стыдливостью, устроил у себя лупанар.

204

эти и прочие свои развратные подвиги он приказывал заносить в государственные акты. См.: Авторы жизнеописаний Августов, в: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. Властелины Рима / Перевод С. Н. Кондратьева. М.: Ладомир, ACT, 1999:

Он обыкновенно приказывал заносить в городские ведомости сообщения обо всех своих позорных, бесчестных и жестоких поступках, о тех случаях, когда он поступал как гладиатор или как сводник…

Изучение истории цезарей имеет для анарха скорее теоретическое значение — — — это образцовое собрание всех возможных типов правителя. Тогда как in praxi [205] самодисциплина — единственная форма господства, которая подобает анарху. Он тоже может убить каждого — это остается глубоко замурованным в крипте его сознания, — но, прежде всего, может уничтожить себя самого, если он собой не удовлетворен.

*

205

На практике ( лат.).

Поделиться с друзьями: