Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Я не творил зла. Я не думал ежедневно о работе, что должна быть сделана для меня. Я не выставлял свое имя для почестей. Я не пытался направлять служащих. Я не преуменьшал бога. Я не лишал обманом бедного человека его имущества. Я не сделал того, что боги отвергают. Я не поносил раба перед его господином. Я не причинял боль. Я не оставил никого голодным. Я не вынудил ни одного человека заплакать. Я не совершал убийства. Я не отдавал приказа, чтобы совершилось убийство. Я не воровал жертвы из храмов. Я не лишал богов принадлежащих им приношений. Я не уносил пирогов-финиху, принесенных для духов. Я не уменьшал меры объема сыпучих веществ. Я не крал землю от усадьбы моего соседа и не добавлял её к моему полю. Я не вторгался на поля других. Я не прибавлял груза весам. Я не отжимал указатель коромысла весов. Я не забирал молока из уст детей. Я чист. Я чист. Я чист. Я чист.

Здесь задолго до рождения Христа (и если уж на то пошло, задолго до рождения авраамического монотеизма) представлен Судный день в истинно христианском смысле слова [894] . За нравственное поведение полагается награда, вечное счастье, а может, еще и вторая, более непосредственная награда: избавление от самого ощущения безнравственности, греховности, нечистоты. Одно погребальное заклинание, найденное на саркофаге, предназначалось для освобождения души египтянина, при жизни на земле пойманного на «обвинениях, нечистоте и злодеяниях» [895] .

894

Спасение Осириса не обязательно требовало, чтобы покойный рассказывал всю правду и ничего, кроме правды. Есть мнение, что глава 125 — нечто вроде торгового призыва, притязания на чистоту людей, которых не назовешь чистыми, и, возможно, ритуал прощения, нечто вроде исповеди в католичестве, но без самой исповеди, или же, скорее, подобие крещения, которое в первые годы существования христианства считалось не просто символическим, а подлинным очищением, смыванием с тела былых грехов. (Название главы 125 — «Дабы он был отделен от каждого содеянного греха», Morenz, 1973, р. 132.) Brandon (1970) сравнивает роль крещения в христианском спасении с ролью ритуала Осириса в египетском спасении, хотя подчеркивает, что ранние ритуалы в текстах пирамид носят скорее «магический», чем нравственный характер. Во всяком случае, в главе 125 описывается религия, которая поставила нравственное поведение, а не просто принесение в жертву животных и другие обряды, в центр стремления к вечной жизни.

895

Morenz (1973), р. 132, также р. 122.

Цивилизация и неудовлетворенность ею

Почему нравственная чистота вызывает такой интерес? С каких пор человек стал всерьез заботиться о ней? В анналах антропологии не наблюдается избытка документов, свидетельствующих о том, как охотники-собиратели оплакивали свою нравственную нечистоту [896] . В этих сообществах список раскаяний, связанных с земной жизнью, в первую очередь имеет отношение к голоду. Может быть, появление земледелия и сопутствующий ему рост социальных проблем заставил людей испытывать чувство неудовлетворенности, даже когда им хватало пищи? В голову приходят несколько возможных виновников.

896

Конечно, речь идет о ритуальнойчистоте в сообществах охотников-собирателей, как и в случае с эскимосской богиней моря в главе 1.

Один из них — сама религия. Как мы уже видели, как только общество в своем развитии проходит уровень охотников-собирателей, воровство и другие формы антисоциального поведения становятся более осуществимыми практически, и религия начинает препятствовать им. Результаты могут оказаться обременительными. Полинезийские божества, каравшие за воровство нападениями акул, способны заставить задуматься того, кто раз-другой пренебрег добродетелью, а потом вздумал искупаться.

В общем, если боги карают земными бедами за разнообразные нравственные нарушения, в том числе за те, которые человек вынужден изредка совершать, тогда повседневные невзгоды превращаются в навязчивые напоминания о нравственном несовершенстве. В Индии конца II тысячелетия до н. э. гимн богу неба Варуне, который следил за незыблемостью нравственных устоев, содержал строки: «Что же за величайший грех был это, о Варуна, что ты хочешь убить восхвалителя, друга? Поведай мне это… я хотел бы покаяться перед тобой и стать безгрешным» [897] . А вот молитва из Древней Месопотамии: «Да будет вина моя далека, на расстоянии 3 600 лиг от меня, пусть река унесет ее прочь и укроет в своих глубинах… Многочисленны мои грехи, не знаю я, что совершил… я то и дело совершал прегрешения, о которых знал и не знал» [898] .

897

Ригведа, 7.86. Слова «грех» и «преступление» не обязательно указывают на нравственные проступки — в отличие от ритуальных. Но Варуна карал за нравственные нарушения. См. O’Flaherty (О’Флаэрти, 1981), с. 213; Smart (Смарт, 1969), с. 64; Flood (Флад, 1996), с. 47. (Пер. Т. Я. Елизаренковой.)

898

Bottero (2001), р. 189.

Разновидности грехов

Сам Павел, ставивший спасение от грехов в центр христианства, по меньшей мере частично приписывал бремя греха религии. Будучи хорошо образованным фарисеем, Павел знал требования еврейского закона. «Я не иначе узнал грех, как посредством закона, ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: „Не пожелай“» [899] .

Громоздкие конструкции, которыми в древние времена религии обременяли поведение, относились по меньшей мере к двум видам. Первыми были те, о которых мы уже говорили, относящиеся к нравственности в общепринятом понимании — правила, которые не давали людям причинять вред ближним посредством воровства, нападений, бесчестия, многочисленных других проступков, ослабляющих общественное устройство. Вторыми, порой неразрывно взаимосвязанными с первыми, были правила, препятствующие поведению, губительному для самих грешников.

899

Рим 7:7.

Грехи второго рода, как и грехи первого, отчасти были продуктом эволюции общественного устройства выше уровня охотников-собирателей. Как только люди научились создавать условия для выживания, появились совершенно новые возможности для саморазрушительного поведения. Цивилизация развивалась, производство алкоголя стало массовым, деньги можно было транжирить, участвуя в новых играх, изобретенных специально для этой цели. В том же индуистском гимне богу неба Варуне грешник указывает на причину, по которой грешил: «Вино, гнев, игральные кости или беспечность сбили меня с пути».

КАК ТОЛЬКО ЛЮДИ НАУЧИЛИСЬ СОЗДАВАТЬ УСЛОВИЯ ДЛЯ ВЫЖИВАНИЯ, ПОЯВИЛИСЬ СОВЕРШЕННО НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ САМОРАЗРУШИТЕЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Если оставить в покое алкоголь, азартные игры и другие плоды прогресса, известные способностью вызывать зависимость, именно человеческие эмоции, несмотря на всю их ценность в прошлом, в среде, предназначенной для нас естественным отбором, становились теперь все более проблематичными. Обратите внимание на то, что в индуистском гимне упомянут «гнев» — эмоция, которая, как мы видели в главе 9, менее полезна в обществе уровня государств, чем в поселении охотников-собирателей.

Даже такой безобидный порыв, как голод, мог навлечь беду на более зажиточных и оседлых древних горожан. Среднестатистическому охотнику-собирателю было незачем беспокоиться об этом, тем не менее перед нами еще один случай, когда функциональный импульс стал потенциально нефункциональным, как только был перенесен из среды, для которой предназначался. Естественный отбор наделил нас способностью быть «зависимыми» от пищи, но это было в те времена, когда скудность пищи не давала этой зависимости выйти из-под контроля.

Возможно, не следует удивляться тому, что буддизм, с его ранним аскетизмом, был основан человеком, который принадлежал к правящему классу и явно мог потакать своим аппетитам, ни в чем себя не ограничивая. Во всяком случае, сама возможность избыточного потворства своим аппетитам, возможность, которая росла по мере развития цивилизации, указывает, что некоторые поступки стали считаться греховными не потому, что они опасны для общества, а потому, что они вредны для конкретного человека. В религии с давних времен присутствовал элемент самосовершенствования.

НЕКОТОРЫЕ ПОСТУПКИ СТАЛИ СЧИТАТЬСЯ ГРЕХОВНЫМИ НЕ ПОТОМУ, ЧТО ОНИ ОПАСНЫ ДЛЯ ОБЩЕСТВА, А ПОТОМУ, ЧТО ОНИ ВРЕДНЫ ДЛЯ КОНКРЕТНОГО ЧЕЛОВЕКА

Ущербное общество

Существует мнение, что стремление к спасению в Древнем мире отчасти опиралось на представления о нечистоте и непристойности земной жизни. Согласно социологу Роберту Белла, к I тысячелетию до н. э. наблюдалась «чрезвычайно негативная оценка человека и общества и возвышение иной сферы реальности как единственно истинной и бесконечно ценной» [900] .

900

Bellah (1969), р. 68.

Безусловно, долгий путь от примитивного общества охотников-собирателей к сложной урбанистической цивилизации дал людям новые причины для мрачного отношения к опыту общественной жизни. Это нетрудно увидеть и в современном мире — достаточно сходить на вечеринку с коктейлями. Скоропалительное взаимодействие с рядом малознакомых людей может привести к досадному анализу постфактум и устойчивой тревожности. Не обидел ли я ее? Может, он грубил умышленно? Она мне наврала? Теперь он будет за глаза высмеивать меня? Трудно найти ответ на все эти вопросы, если с человеком, к которому они относятся, в следующий раз встретишься лишь через несколько недель или месяцев, если встретишься вообще.