Европейские поэты Возрождения

СМЕЛОСТЬ МЕЛЬНИКОВОЙ РУБАXИ

Гуторили однажды, кто смелее в свете. Те назвали медведя, льва злобного эти. Иные рассудили: «Ворог беглых — стражник». «Вишь, смелый, — молвил кто-то, — с алебардой стражник, А мельника рубаха — без всего отважна; Она имает вора в день всякий и кажный». От такого ответа все развеселились, Что мельник — вор отпетый, сразу согласились.

ЧЛЕНЫ ТЕЛА СЕРДЦЕ ЦАРЕМ ИЗБРАЛИ

Члены тела на царство Сердце посадили, Живот в Сенат, Десницу в Министры срядили. Жопа метила в Думу. Министр не дал ходу. А она пригрозила: «Учиню-де шкоду!» Тут нужда им приперла. Жопа ни в какую: «Сами и управляйтесь, я чести взыскую». Дали ей место в Думе, а Министр отныне Утирать ее должен, хоть и старше в чине.

* * *

Пусть иные дивятся стенам с намалевкой, Пусть, кто хочет, топочет ботфортом с подковкой, Мне же все надоело, ино дом лишь сладок, Ты ж при дворе вертися, если тщиться падок.

ЯН КОXАНОВСКИЙ

ФРАШКИ

О ДОКТОРЕ-ИСПАНЦЕ

«Наш доктор спать пошел, отдав поклон. Не хочет ужина дождаться он». «Пускай идет! Найдем его в постели И станем пить, как прежде пили, ели. Отужинав, к испанцу мы пойдем!» «Пойдем с кувшином, налитым вином. Впусти нас, доктор, брат родной по вере!» Он не впустил, зато впустили двери. «Одна ведь чарка, доктор, не вредна!» А он в ответ: «Ох, если бы одна!» Мы от одной до девяти добрались. У доктора мозги перемешались. «Беда мне пить порядком круговым: Лег трезвым спать я, встал же — пьяным в дым!»

ГОСПОЖЕ

Свое ты имя, госпожа, находишь В моих произведеньях многократно, Понеже мне твердить его приятно, Чтоб люди знали: всех ты превосходишь. Когда б тебе я статую поставил (Достойную красы твоей и права) Из злата или мрамора, то, право, Тебе бы крепче славы не прибавил. Египетские стогны, мавзолеи Все ж не бессмертны; коль огонь и воды Им нипочем, то все же их сильнее Власть времени, ревнующие годы. И слава в слове лишь не умирает, Лет не боится, пропаду не знает.

О ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

О Мысль Извечная, котора древле века, Коль трогают тебя волненья человека — То сущей масленицей мир тебе сей мнится, Где каждый задарма мечтает угоститься. Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети, Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети. Базар! Без рукавов останутся тут шубы, Тот шапки не найдет, другой лишится чуба, Кому не пофартит, кого и смерть с любою Добычей разлучит… Достоин ли с тобою Смотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель, Но не участник я сих драк, а наблюдатель!

О ПРОПОВЕДНИКЕ

Однажды у ксендза спросили прихожане: Что ж не ягавете так, как учите вы, пане? — (С кухаркою он жил.) А он в ответ смеется: Не диво! Мне пятьсот за проповедь дается, Но, говорю, не взял бы даже вдвое боле С условьем жить вот так, как я учу в костеле.

НА ЛИПУ

Мудрый гость, коль в самом деле ты доволен мною, Если под моею сенью спасся ты от зноя, Если на коленях лютня, а с тобою рядом Жбан на льду, что столь приятным одаряет хладом,— Ни вином меня, пи маслом не дари за это — Древесам лишь дождь небесный нужен в знойно лето, А почти стихом хвалебным, нету дара слаще Нам, пусть будем хоть бесплодны, хоть плодоносящи. Те ж, кто думают: «Что липам до стихов?» — не правы, Ибо, коль Орфей играет, пляшут и дубравы!

КСЕНДЗУ

Всегда пишу я так, как и живу, — свободно. Пусть ритм мой часто пьян, ведь сам я пью охотно. Люблю беседовать, и шутка мне приятна; О женском чепчике писал неоднократно. Умеренности, ксендз, ты учишь, лицемерью Меня, а кроешь сам нечистого за дверью.

ДЕВКЕ

Не чурайся меня, девка молодая, Подходяща борода моя седая К твоему румянцу: коль венок сплетают, Возле розы часто лилию вплетают. Не чурайся меня, девка молодая, Сердцем молод я, хоть борода седая, Хоть она седая, крепок и теперь я,— Бел чеснок с головки, да зелены перья. Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже, Чем кот старше, тем и хвост у него тверже. Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен, А стоит он крепко, корень его силен!

ПЕСНИ

* * *

Сердце радуется: вышли сроки! Так недавно снег лежал глубокий, И деревья были вовсе голы, И по рекам шли возы тяжелы. А сейчас луга цветут чудесно, Лед сошел, и веточки древесны Одеваются зеленым листом, И ладьи плывут по водам чистым. Все смеется. Всходы зеленеют, Ветер западный над ними веет. Гнезда вить пичуги замышляют, Поутру проснувшись, распевают. Тут бы наслаждаться, веселиться, Никаких желаний не стыдиться И не знаться с грустью никакою Человеку с цельною душою. И ему не надо опьяненья, Ни игры на лютне и ни пенья. Будет весел и с водицы, коли Ощутит, что он почти на воле. Но уж чье нутро червь тайный точит, Тот и яств обеденных не хочет. Не доходит песнь ему до слуха, Все идет на ветер мимо уха. Счастие, какого и не знают Те, кто стены шелком обивают, Шалашом лесным моим не брезгуй, Будь со мною, пьяный или трезвый.

* * *

Что ж тут поделаешь: в предчувствии разлуки Мне так невесело, нейдет и лютня в руки, И каждый помысел к тебе одной стремится. Никто не вызволит меня из сей темницы, Покуда, госпожа, я вновь с тобой не встречусь, С красавицей, какой не порождала вечность. Забыв о всех других, я помню лишь прекрасный, Неповторимый лик, заре подобный ясной, Что по утрам глядит на море белопенно, Чтоб мрак ночной сменить рассветом постепенно. Все мелки звездочки из виду пропадают И ночи следующей где-то ожидают. Такой мне видишься. И счастливы дороги, Что лягут под твои прельстительные ноги. О, как завидую я вам, леса и горы, Что роскошью такой вы насладитесь скоро И голос благостный услышите, и речи, По коим тосковать я буду издалече. Мое веселие, любезные забавы! Лишь только на одно я не теряю права: Надежду сладкую, скорбя, в душе лелеять. В надежде человек пахать идет и сеять. А ты не будь столь зла и не карай столь дико, Надолго не скрывай прелестнейшего лика!

* * *

Где б ты ни была, храни тебя бог и милуй! Я буду твоим, покуда не взят могилой. Так бог мне судил от века; и не жалею, Ты сотни других прекраснее и милее. Не только пригожей прочих ты уродилась, Но нравом своим с красою лица сравнилась; И как изумруд оправой златой удвоен, Так отблеск души телесной красы достоин. Я был бы счастлив, когда бы мог убедиться, Что тело с душой — не мнимое есть единство; Но в бурных морях плывем не согласно воле, А мчимся туда, куда нас уносит море. Но либо любовь сама себе только снится, Иль хочешь и ты, чтоб я не мог усомниться. Надеждой такой живу; а если иное — Не нужно тогда существованье земное!

* * *

Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили, Нет спасенья от пыли, Реки пересыхают, Опаленные злаки о дождике к небу взывают. Дети, флягу — в колодец; стол ставьте под липами теми, Чтоб хозяйское темя Защитила прохлада,— За посадку деревьев в горячее лето награда. Ты со мной, моя лютня: пусть струн благозвучное пенье Умеряет смятенье, Ты звучи, не печалясь, Чтоб за рдяное море лихие тревоги умчались.