Европейские поэты Возрождения

Неморосо

Бегущие струи, прозрачны, чисты, И древеса, чья в них глядится крона, И плющ, что крадется извилистой тропою Пышнозеленое пересекая лоно, И птицы, в небе сеющие свисты, И луг тенистый с нежною травою, Когда с моей бедою Еще я не спознался, То вдоволь наслаждался Чудесным вашим я уединеньем, Порой охвачен сладким сновиденьем, Порою погружен в раздумья и мечтанья Не мучился сомненьем, И были радостны мои воспоминанья. В долине этой, где сейчас тоскую, Я наслаждался отдыхом беспечно, Взирая на зеленые просторы. О счастье, как ты пусто, быстротечно! Я помню, как в минуту дорогую, Здесь пробудясь, Элисы встретил взоры. О рок, зачем так скоро Такою нежной тканью Одаривать, как данью, Смерть с острою ее косою? Уж лучше бы подобною судьбою Мои усталые замкнулись годы: С потерею такою Живя, я, верно, каменной породы. Где очи ясные и томные где вежды, Что за собой повсюду увлекали Мой дух, куда б они ни обратились? Где руки белые, что нежно отобрали Всё у меня — и чувства и надежды? Где пряди, что пред золотом гордились? Так ярко золотились, Что злато с ними рядом Казалось меньшим кладом? Где грудь высокая, где стройная колонна Что купол золотой так непреклонно, С такою милой грацией носила? Теперь, увы! сокрыто все, что мною Любимо в жизни было, Пустынной, хладной, жесткою землею. Элиса, друг, кто б угадал заране, Когда вдвоем под свежими ветрами Мы здесь с тобой бродили, отдыхая, Когда, любуясь пестрыми цветами, Их собирали вместе на поляне, Что я останусь сир, о прошлом воздыхая Пришла минута злая, И горестному небу Свою принес я требу — Оно мне одиночество сулило. И тяжелей всего, что я уныло Тропою жизни осужден влачиться, Что мне ничто не мило, Слепцу без света в сумрачной темнице. Все без тебя вокруг переменилось: Стада в лугах так вольно уж не бродят, И в помощь землепашцу над полями Колосья золотистые не всходят. И нет добра, что б в зло пе обратилось: Пшеница тучная глушится сорняками И дикими овсами. Земля, что взорам нашим Дала цветы, что краше И не найдешь, чтоб радовали око, Один репей сейчас родит жестоко, И плод его, ненужный и колючий, Я, плача одиноко, Сам возрастил моей слезой горючей. Как при заходе солнца тень ложится, А под его лучами прочь уходит Густая тьма, что землю одевает, Откуда страх на душу к нам нисходит И формы странные, в какие облачиться Готово все, что почь от нас скрывает, Пока не воссияет Светила свет лучистый,— Такой казалась мглистой Ночь, что тебя взяла, и той порою Остался мучим страхом я и тьмою, Покуда не укажет смерть порога И я, ведом тобою, Как солнцем, не увижу, где дорога. Как соловей, чье так печально пенье, Когда, сокрыт в густой листве, он свищет, На землепашца жалуяся злого, Что детушек его лишил жилища, Пока, летая, был он в отдаленье От милой ветви и гнезда родного, И боль свою все снова И так разноцветисто Выводит горлом чистым, Что самый воздух полнится звучаньем, И ночь суровая, с ее молчаньем, Не властна пад его печальными делами; В свидетели страданьям Он небо призывает со звездами; Вот так и я вещаю бесполезно Мое страданье, сетуя уныло На смерти злой жестокость и коварство. Она мне в сердце руку запустила И унесла оттуда клад любезный, Где было для него гнездо и царство. Смерть! Про мое мытарство Я небу повествую, Из-за тебя тоскую И полню мир стенаньями моими, И нет моей страды неизлечимей. И чтоб не сознавать сего страданья, Мне было бы терпимей Уже навек лишенным быть сознанья. Обернутую тонкой тканью белой, Я прядь твоих волос храню смиренно, Их от груди моей не отрываю, Беру их в руки и такой мгновенно Жестокой болью поражен бываю, Что предаюсь рыданьям без предела. День коротаю целый Над ними, и лишь вздохи, Пылая, как сполохи, Их сушат; медлю я, перебирая По волоску, как будто их считая. Потом, связав их тонкой бечевою И тут лишь отдыхая От мук моих, я предаюсь покою. Но вслед за тем на память мне приходит Той ночи сумрачной угрюмое ненастье, Мне душу отравляя непрестанно Воспоминаньем про мое несчастье, И вновь пред взоры образ твой приводит В час смертный, под эгидою Дианы, И голос твой избранный, Чьи звуки неземные Смиряли вихри злые, И что не прозвучит уже отныне. Вновь слышу, как у сумрачной богини, Безжалостной, ты помощи просила, Уже близка к кончине. А ты, богиня рощ, зачем не приходила? Иль так ты рьяно предалась охоте? Иль так тебя завлек пастух твой спящий? Того тебе довольно ль, непреклонной, Дабы не внять мольбе души скорбящей, Отдавшись состраданью и заботе, Дабы красы не видеть обреченной И в землю обращенной? Не зреть того в печали, Деянья чьи являли Тебе служепие в охоте дерзновенной, Когда я нес на твой алтарь священный Мои дары, плод моего старанья? За что ж, тобой презренный, Я гибель зрел любимого созданья? Элиса дивная, что ныне свод небесный, Его изменчивость в покое наблюдая, Своей бессмертной меряешь стопою, Зачем не просишь, чтобы, поспешая, Лишило время оболочки тесной Мой дух, меня соединив с тобою? И мы, рука с рукою, В пространстве третьей сферы, Где льется свет Венеры, Искали реки новые и горы, Цветных лугов тенистые просторы, Где отдохнуть, и чтоб тебя бессменно Мои видали взоры, Без страха потерять тебя мгновенно. Так никогда б уже не прекратились Те песни, что слыхали только кручи, Плач пастухов вовек бы не прервался, Когда б, взглянув, как розовые тучи Уже в огне заката позлатились, Не поняли они, что день кончался. Все шире расстилался Туман густой по склонам, И тень в лесу зеленом Вверх по горе вползала. От печальной Они очнулись дремы. Луч прощальный И скудный проводили грустным взглядом И по дороге дальной Ушли тихонько вслед за мирным стадом.

ЦВЕТКУ НИДО

Когда бы так звучала Простая лира, что в одно мгновенье Чудесно бы смиряла И ветра дуновенье, И грозных волн могучее волненье; И на суровых кручах Своей бы песней трогала живою Она зверей могучих И, зазвенев стрелою, Деревья увлекала б за собою; Узнай, что не воспеты, Цветок прекрасный Нидо, мною б были Ни Марс, броней одетый, Во смертоносной силе, Кого и пыль, и кровь, и пот покрыли; Ни эти капитаны, Что боевую мчали колесницу, За кем германец чванный В тугой петле влачится, Пред кем француз был вынужден склониться. О нет, одна лишь мною Мощь красоты твоей была б воспета, А вместе с красотою (В том не сочти навета) И холодность — души твоей примета. И раз в печальной доле, Терзаемый любовью запрещенной, Вручил тоску виоле Твой бедный друг, сраженный Твоею красотою непреклонной, Я расскажу, как пленный, Достойный большей жалости и веры, В печали неизменной Плывет, рабом галеры, За раковиной дальнею Венеры. Из-за тебя отныне Он уж конем не правит, усмиряя Его в лихой гордыне, Уздою направляя И шпоры острые в бока ему вонзая. Из-за тебя он боле В азарте не выхватывает шпагу, Не мчится в ратном поле, Явив свою отвагу, А лишь змеей крадется по оврагу. Из-за тебя и Музу Своей звенящей цитры он лишает, Своих скорбей союзу Ее он поручает И горькой влагой лик свой омывает. Из-за тебя без веры Встречает он и друга появленье; Зачем искать примеры: Я был в его крушенье Надежной пристанью, где ждет спасенье; Ну а теперь столь жгучим Страданье сделалось для разума больного Что зверь в лесу дремучем Не встречен так сурово, Как я, и страха не внушал такого. Уж не земли ль холодной Тебя зачало чрево вековое? Ведь тот душой бесплодной Уж заблудился вдвое, Кто заблужденье оттолкнул чужое. Пускай тебя серьезно Пример Анаксареты устрашает, Раскаявшейся поздно В том, что любви не знает, И чья душа во мраморе сгорает. Всегда одной отрады Она в чужом страдании искала. Но, опустивши взгляды, Вдруг мертвым увидала Несчастного, что ране презирала. Петлей сдавило шею Тому, кто от цепей тоски сердечной Был мукою своею Избавлен быстротечной, Что обрекла гордыню каре вечной. И тотчас обратилось В любовь и нежность прежнее презренье Как поздно пробудилось Раскаянья мученье И как ужасно было пробужденье! Глаза ее глядели На мертвого, уж свет не различая, И кости в ней твердели, Длиннее вырастая, Всю плоть ее собою поглощая. И все нутро остыло И постепенно превратилось в камень; И кровь не находила, Куда излить свой пламень, Сухие вены не признав путями. В безмолвии великом Свершилось в мертвый мрамор превращенье, Дивя не хладным ликом Людей воображенье, А холодностью, вызвавшей отмщенье. А Немезида больно Стрелою ранит, не забудь об этом! И славить уж довольно Восторженным поэтам Одну красу твою пред целым светом. И пусть мой стих печальный Хотя б на миг прервет очарованье, Напомнив в час прощальный, Потомкам в назиданье, Тобою причиненное страданье!

* * *

О, ласковые локоны любимой, Бесценный талисман прошедших дней, Вы — в заговоре с памятью моей, И гибель — мой удел неотвратимый! Вы вновь воссоздаете образ зримый Той, что и ныне мне всего милей; Покой и радость скрылись вместе с ней, И я мечусь в тоске неутолимой. Что ж, если вам похитить суждено Мое блаженство, жалости не зная, Возьмите же и горе заодно! Затем ли мне дана любовь былая, Затем ли счастье некогда дано, Чтоб умер я, о прошлом вспоминая?

* * *

Пока лишь розы в вешнем их наряде Тягаться могут с цветом ваших щек, Пока огонь, что сердце мне зажег, Пылает в горделивом вашем взгляде, Пока густых волос витые пряди Просыпаны, как золотой песок, На плавность ваших плеч и ветерок Расплескивает их, любовно гладя,— Вкушайте сладость спелого плода: Уйдет весна, и ярость непогоды На золото вершин обрушит снег, Цветенье роз иссушат холода, Изменят всё стремительные годы — Уж так заведено нз века в век.

* * *

О нимфы златокудрые, в ущелье С хрустальной колоннадой в глубине, Среди блестящих глыб, на мягком дне, Что служит вам и домом и постелью, Живущие в довольстве и веселье,— Кто крутит пряжу на веретене, Кто шепчется с подружкой в стороне, Кто замечтался, сев за рукоделье,— Когда в слезах я вдоль реки иду, Дела свои прервите на мгновенье И оглянитесь на мою беду, Не то, не в силах выплакать мученье, Я, превратись во влагу, здесь найду Навеки и покой и утешенье.

* * *

О, если есть у слез такая власть, Что вспененные струи им покорны, Что с мест сошли дубы в лощинах черных, Чтоб к плачущему листьями припасть, И может тронуть истинная страсть И злых зверей, и камни высей горных, И тот, чьи просьбы были столь упорны, Сумел живым в загробный мир попасть,— То отчего ж, скажи, в такой же мере Не трогают тебя мои рыданья, И ты не снизойдешь к моей мольбе? Ведь большего достоин состраданья Я, льющий слезы о самом себе, Чем он, скорбящий о своей потере.

* * *

Моя щека окроплена слезой, Стенанья рвутся из груди всечасно; Но тяжелей всего, что я, несчастный, Сказать не смею: «Вы тому виной!» Влекусь за вами узкою стезей — Валюсь без сил. Хочу бежать — напрасно: Я цепенею, вспомнив, как прекрасно Виденье, покидаемое мной. Когда ж дерзну карабкаться к вершине, Сорвавшихся мерещатся мне тени — И ужаса в крови не превозмочь, И в довершенье я лишен отныне Надежды, освещавшей мне ступени В глухую, как твое забвенье, ночь.

ГУТЬЕРРЕ ДЕ СЕТИНА

МАДРИГАЛ

Вы, очи, ярче света дня И сладостней, чем луч авроры; И все ж, мои встречая взоры, Порой, как лед, вы холодны. Вы всех ласкаете приветом, Но отчего вы так гневны, Когда ко мне обращены? Что ж! Ослепленный вашим светом, Твержу, свою судьбу кляня: Хоть так глядите на меня!

* * *

Смертельный яд, который выпит взглядом, Жестокий плен, желанным ставший вдруг, Златые цепи, сладостный недуг, Пустая прихоть с безрассудством рядом, Чертополох в соседстве с пышным садом, Богатство, что уплыло между рук, Бальзам для сердца, не унявший мук, Вкус горечи, примешанный к усладам, Сокровища, растаявшие в снах, Удар свирепый, не повлекший мести, Надежда, что, блеснув, погасла вновь, Удача, обращенная во прах, Ненайденный причал — все это вместе Одним зовется именем: любовь.

ЛУИС ДЕ ЛЕОН

УЕДИНЕННАЯ ЖИЗНЬ

Сколь жизнь отдохновения Для тех, кто может от толпы крикливой Тропою сокровенной Бежать, — и под оливой Найти покой отшельника счастливый! Они глядят без дрожи На те хоромы с крышей золоченой, Что на дворцы похожи, Где пышные колонны Воздвиг для их владельцев мавр смышленый; И гонят прочь досаду, Когда услышат зов нужды суровый Иль сладкую руладу Притворщика, чье слово Любую низость восхвалять готово. Мне ж — только развлеченье, Когда высокомерные сеньоры С гримасою презренья В меня кидают взоры: Смешны мне их надменные укоры! Мне надоели схватки С капризным морем, бурями, туманом… И только отдых сладкий Мне кажется желанным В общении с природой невозбранном. Тому, кто избегает Людей, — равно ученый и невежда Соседством досаждает: Он позабыть мечтает Любовь и страхи, ревность и надежду… Не по душе мне, право, В одышке гнаться за корыстью голой! Тенистая дубрава, Луга, поля и долы Дарят мне легкий сон и день веселый! Здесь ясным утром ранним Меня с постели поднимают птицы Нестройным щебетаньем; Что им до всех традиций? Ведь правилам им ни к чему учиться! Вот тут, на склоне горном, Мой сад. В нем каждый куст посажен мною, Взращен трудом упорным. Он, весь в цвету весною, Дает мне летом тень и хлеб зимою. И, словно бы стараясь Прелестный вид собой украсить пуще, Журчит, с горы спускаясь, Поток быстробегущий И прячется в густой зеленой куще. На мураве синея, Струя живая меж деревьев вьется, Цветы стоят над нею, Кругом прохлада льется, Жужжанье пчел повсюду раздается; Эол своим дыханьем Едва листву деревьев задевает, И сад благоуханьем Любовно овевает… Живущий здесь все беды забывает! А тех, кто в жажде власти Гоняется за золотом ничтожным, Кого сжигают страсти И кто, в порыве ложном, Жизнь кораблям вручает ненадежным — Мне жаль. Ведь в нас крушенья, Когда, кренясь под ветром, мачта стонет И в громе разрушенья Корабль в пучине тонет, Надежды нет, что буря их не тронет! О, предпочту легко я Простую пищу в миске деревянной Средь мира и покоя Тем яствам, что гурманы На серебре едят с усмешкой чванной. Все лезут вон из кожи, И каждый обскакать других стремится; От алчности похожи На маски взбудораженные лица… А я — я их стараюсь сторониться. Один, в тиши, небрежно Чуть трогаю любимой лиры струны, Гляжу на облик нежный Природы вечно юной И думаю; прекрасен мир подлунный!

ЯСНОЙ НОЧЬЮ

Диего Оларте

Когда я созерцаю Бессчетных звезд мерцанье надо мною И землю озираю, Покрытую ночною Сна и забвенья тяжкой пеленою,— Любовь и состраданье Из глаз моих потоки исторгают, Всю грудь мою рыданья Нещадно потрясают И горестно воскликнуть заставляют? О, храм добра и света,— Душа! Ты в сфере родилась высокой! Возможно ль, что за это Злой рок тебя жестоко Во мрак темницы заточил без срока? Безумьем одержима, От истины и блага, как слепая, Бежишь ты дальше, мимо, На страшный путь вступая, Туда, где все — тщета, где тьма без края! Живут все так бездумно, Как будто бродят в мареве дремоты, А неба свод бесшумно Свершает обороты; Часы текут — и сводят с жизнью счеты. О братья! Пробудиться Пора! Пусть каждый в будущее глянет! Ведь, если не стремиться К добру, — что с нами станет? А мы погрязли в сварах и обмане! Так поднимите взоры Туда, где блещет свод небес прекрасный! Поймите, что раздоры С их злобою всечасной Смешны и мелки, глупы и опасны, Ибо в межзвездной шири Земля песчинкой малой утопает И в бесконечном мире Она лишь повторяет Все то, что было, есть и наступает. И тот, кто, восхищаясь Божественной гармонией вселенной, Глядит, не отрываясь, На ход светил бессменный,— Постигнет смысл творенья сокровенный! Луна подобна диску Из серебра над темным небосклоном; Меркурий яркий близко Горит огнем зеленым; Венера нежный свет дарит влюбленным; А дальше — Марс кровавый, Бог ярости, недоброе светило, И, окруженный славой, Юпитер величавый,— Владыка, чья корона всех затмила; Над ними, в золотистом, Сверкающем широком ореоле, Как божий нимб лучистом, Сатурн алмазом истым Льет ясный свет на горы, дол и поле… Любуясь бездной синей И видя в ней полет созвездий плавный, Я плачу над рабыней Убогой и бесправной — Людской душой, попавшей в плен бесславный. О, светлые пространства! Там мир в союзе с истиной нетленной Без злобы, без тиранства Хранит покой блаженный, Оберегая трон любви священный. Под сладостное пенье Там вечно свет немеркнущий струится, Там красоты цветенье, Не увядая, длится, Восторг парит там легкокрылой птицей. Какой простор и воля! В лугах цветущих — свежесть и отрада, Полно плодами поле И дивная услада — Искрящихся источников прохлада!

ФРАНСИСКО САЛИНАСУ

Салинас, все смолкает, И яркие лучи рекою льются, И ветер утихает, Чуть звуки раздаются, Когда струны твои персты коснутся. Под неземное пенье Мой дух, дремотой тяжкою сраженный, Очнувшись от забвенья И, словно оживленный, Вновь обретает память, просветленный. И, радуясь прозренью, Он к истине высокой воспаряет, Исполненный презренья К металлу, что сияет И чернь неверным блеском ослепляет. Вдаль от юдоли тесной Та музыка мой легкий дух умчала Туда, под свод небесный, Где искони звучало Божественной гармонии начало. Звенящие аккорды, Как музыке небес ответ певучий, Ты посылаешь гордо, И сонмы тех созвучий Сливаются в мелодии могучей. В ней, как в морской лазури, Душа плывет, полна такой истомы, Что все земные бури, Несчастья, беды, громы Как будто ей чужды и незнакомы… О сон, восторга полный! Ты забытье, какого нет блаженней! И пусть меня, как волны, Уносит дивный гений От грубых чувств и низких побуждений! Любимцы Аполлона! Друзья! Ваш хор зовет нас вдохновенно Внимать ему влюбленно, Отбросив все, что бренно, Освободившись от земного плена. О друг мой юный, Салинас! Пусть звенят, не умолкая, Божественные струны, Мой чуткий слух лаская И от всего земного отвлекая!