Европейский вектор внешней политики современной России

Снижение значения географических параметров в современном мире не означает, однако, что понятие «Европа» вообще теряет смысл. Просто это понятие сегодня надо определять не в старых географических терминах, а в новых – социальных, культурных, экономических и политических. «Европейская модель», безусловно, имеет свою специфику, связанную с историей, традициями и иными особенностями европейского континента. Вполне уместно, например, говорить о европейской политической культуре, существенно отличающейся от политической культуры не только Азии, но и Соединенных Штатов. Можно отметить специфические черты европейского «социального государства», которые также не имеют полных аналогов в других регионах мира.

При этом очевидным является и то, что в глобальном мире жесткая конкуренция не исключает, а предполагает тесное сотрудничество. Европа и Азия нужны друг другу – в экономическом, технологическом, культурном отношениях. «Европейская» и «азиатская» модели дополняют друг друга, причем эта взаимозависимость, судя по всему, будет с течением времени только возрастать. С этой точки зрения крайне опасными выглядят распространенные сегодня и в Европе, и в Азии настроения «регионального эгоизма» – представления о том, что какой-то регион мира сможет решить свои экономические, финансовые, социальные или иные проблемы, отгородившись от своих соседей и игнорируя их интересы. Выжить в одиночку, может быть, и получится, но процветание может быть только совместным.

А что же Россия? Способна ли наша страна стать активным и конструктивным игроком в отношениях между двумя частями евразийского континента? От ответа на этот вопрос во многом зависит будущее страны. Как мне представляется, для нынешней России главная внешнеполитическая задача заключается совсем не в том, чтобы наконец определиться, принадлежит ли она к Европе или к Азии. Эти схоластические споры имеют очень опосредованное отношение к современным реалиям мировой политики и экономики. Наша задача куда более прагматична – не выпасть из системы складывающегося европейско-азиатского сотрудничества, не остаться за бортом тех интеграционных процессов, которые развиваются на пространствах евразийского континента: в экономике, науке, образовании, культуре и в других сферах.

А угроза остаться за бортом, к сожалению, очень и очень реальна. Россия, конечно, присутствует на евразийских рынках, но нельзя не отметить, что включенность России в механизмы и процессы евразийского сотрудничества на текущий момент выглядит очень поверхностной, неоднородной и хрупкой. Россия пока остается главным образом основной евразийской кладовой природных ресурсов, источником сырья и энергии для своих соседей. И такое положение создает проблемы не только для нашей страны, но и для всего формирующегося евразийского сообщества, которое пока лишено возможности использовать Россию как своего полноценного участника.

При этом следует подчеркнуть, что для России европейское направление внешней политики будет и дальше оставаться приоритетным. И не только в силу того, что именно Европа является важнейшим экономическим партнером нашей страны, здесь находятся основные российские рынки, сюда охотнее всего едут наши сограждане – учиться, работать, отдыхать. Но и в силу того, что Россия была, есть и будет частью Европы – географически, исторически и культурно-цивилизационно. Мы – преимущественно европейская страна, хотя и протянувшаяся далеко на восток, к берегам Тихого океана и границам Китая и Кореи.

Могут сказать: да, Россия – преимущественно европейская страна, но это «особая» европейская страна, «другая Европа», и потому ее отношения с «остальной» Европой всегда были и будут сложными и противоречивыми. Вероятно, в этом утверждении есть своя логика. Но давайте зададимся вопросом: а есть ли в Европе «неособые» страны? И для кого из европейских стран отношения с «остальной» Европой не были сложными и противоречивыми? Взять хотя бы Германию – еще сотню лет назад многие интеллектуалы к западу от Рейна серьезно сомневались в том, что Германия может по праву считаться истинно европейской страной. Приводились многочисленные аргументы, призванные доказать, что Германия навсегда обречена оставаться вне Европы, не вписываясь в европейские традиции, институты и ценности. И тем не менее именно Германия стала локомотивом процесса европейской интеграции во второй половине прошлого века. А разве «возвращение» Испании в европейское политическое, экономическое и культурное пространство после десятилетий франкистской диктатуры не было мучительным и противоречивым?

На протяжении большей части XX столетия Россия была отделена от запада европейского континента глубокой идеологической пропастью. В тех условиях говорить о европейской судьбе России было действительно трудно (хотя и в XX в. Россия оставалась частью общеевропейской цивилизации в широком смысле этого слова – ведь даже марксизм был порождением европейской философской традиции). Но сегодня холодной войны больше нет, системный конфликт между Россией и Европой отсутствует. Почему же вопрос о принадлежности России к Европе до сих пор вызывает вопросы?

Наверное, это связано не только с инерцией мышления холодной войны, хотя и ее нельзя не учитывать. Оглядываясь назад, на уже двадцатилетнюю историю внешней политики новой России на европейском направлении, испытываешь смешанное чувство удовлетворения и разочарования. С одной стороны, за 20 лет мы сильно сблизились с нашими ведущими партнерами в Европе – в экономическом, политическом и гуманитарном отношениях. Россия стала полноправным членом многих важнейших европейских институтов – от Совета Европы до Европейского суда по правам человека. И тем не менее, как это ни печально признавать, наша страна по-прежнему воспринимается в большинстве европейских стран как нечто внешнее по отношению к «настоящей» Европе, да и сама себя обычно воспринимает как нечто отдельное от остальной Европы.

Значительная часть ответственности за такое положение лежит на российской стороне. Нам еще предстоит учиться быть европейцами, это знание не приходит сразу. Даже сегодня мы далеко не всегда понимаем логику наших европейских партнеров, недостаточно учитываем нюансы европейской политики, упускаем из виду малозаметные, но очень важные детали, характеризующие веками складывавшуюся европейскую политическую культуру. Нам часто кажется, что в Европе к России относятся несправедливо, что нашим мнением и нашими интересами пренебрегают, а наши инициативы постоянно игнорируют.

С другой стороны, и наших европейских партнеров есть в чем упрекнуть. Хорошо известно, как медленно согласовываются позиции внутри Европейского союза, с каким скрипом обычно работает европейская бюрократия. Нам проще договариваться с отдельными странами – членами Евросоюза, чем с Союзом в целом – и не потому, что мы хотим развалить европейское единство, просто переговоры с Брюсселем сплошь и рядом оказываются крайне длительными, сложными и малоэффективными.

Но кого бы мы ни обвиняли в существующих проблемах, для политиков в Москве должно быть ясно одно: любое «вхождение» – или «возвращение» – России в Европу потребует настойчивости, последовательности, терпения, а также долгосрочных и очень значительных политических инвестиций с нашей стороны.

Можем ли мы отложить вопрос о взаимодействии России и Европы до лучших времен – например, подождать стабилизации финансовой ситуации в Европейском союзе? На мой взгляд, потеря темпа в наших отношениях очень опасна для обеих сторон. Вызов модернизации (понимая под модернизацией не только структурную перестройку экономики, но и обновление социальной, политической и культурной сфер тоже) в той или иной степени стоит перед всеми странами и всеми регионами мира. Никто не знает окончательных ответов на вопросы, которые ставит перед человечеством вызов модернизации, ни одному обществу не гарантировано положение лидера в модернизационной гонке. Мир меняется все быстрее, и закрывать глаза на эти изменения – значит рано или поздно оказаться на обочине мирового развития.