Ей это нужно, мне это удобно

– И поэтому на всю оставшуюся жизнь зарылся в эту свою херню, да?

– Да, Цюрик, она изрядно попортила мне впечатление обо всем женском роде. После этого я вообще ни разу ни в кого не влюблялся.

– Ты что, не трахался сорок лет? – выпучила глаза Нора, потому что этим своим заявлением Нэр разом вышиб у нее из головы все скользкие мыслишки относительно этой чертовой Эллы.

– Не глупи. Я сказал, что не влюблялся. Про хранение целибата я не говорил.

– Но отношений у тебя не было? – ошалело уточнила Нора.

– Нет. Но бабы были, – отрезал Нэр. – Тебе рассказать, как это происходило?

– Нет уж, спасибо, я представляю, – прошипела Нора, – ты явно на каждую их попытку потребовать от тебя проявления хоть капли уважения в их сторону тут же обвинял их в меркантильности и рассказывал, какие они твари. Я же права, Нэр? – судя по очень выразительному молчанию, права она была очень даже.

– В любом случае, Цюрик, это уже нахрен в далеком прошлом. Мне даже вспоминать это тошно. Сейчас меня интересуешь только ты, женщина. Успокойся и запомни уже наконец: я люблю тебя. Не ту дрянь, не левых баб, а те-бя. Просто усеки себе это где-нибудь, окей?

Этот ответ Нору Цюрик устроил более чем полностью.

И они снова замолчали, как это бывало с ними довольно часто. Просто внезапно разговор заходил в тупик и проще было резко прерваться, нежели пытаться выдавить из себя хоть слово.

Это была тяжелая, давящая тишина, но на самом деле Норе она приходилась очень по душе. Другим людям порой было тяжело ее понять... Но когда рядом с тобой такой же, как и ты, вы оба находитесь почти в подвешенном и раздраженном состоянии... Это дарит некое чувство единства.

На самом деле Нора не очень любила бесконечно светлых и радостных. Они казались какими-то слишком поверхностными и даже глупыми. Исключения, конечно, были – Ян, например, но темнота ее прельщала намного больше. Потому что в ней не нужно было притворяться. И все намерения были открыты. Темнота не пытается казаться лучше и чище, чем она есть, как это частенько делает свет.

Темнота – самая искренняя и правдивая.

– А вообще, Цюрик, – наконец прервал затянувшееся молчание Нэр. – Может, ты уже ко мне переедешь? В конце концов, раньше вы тут жили вдвоем с Лайтмером, а теперь за аренду платишь ты одна. Тебе же существенно дешевле будет. Все расходы на квартплату разделим пополам.

– Спасибо, конечно, за такое щедрое предложение, Шеппард, но снова тебя несет куда-то не туда. Уж больно ты разогнался. Еще недели не прошло даже после того, как мы сошлись. Один чертов день, Нэр. Вот если мы хотя бы месяц протянем спокойно и не поубиваем друг друга, не разосремся в край и не разойдемся в конечном итоге, то окей, я еще подумаю. Но не раньше.

...Свои вещи в его квартиру она перетащила на этой же неделе.

– Будешь мне впаривать, что мое место на кухне, потому что я баба, свалю в тот же день, – предупредила она Нэра. Они, разумеется, пособачились, потому что – как удивительно! – Шеппард даже и не думал ни на что такое указывать, а Нора была уверена в обратном.

Они даже умудрились несколько дней прожить относительно мирно, но в конце концов грянул очередной скандал. И какой. Ибо после того, как они сошлись, Нэр стал просто невероятно молчаливым по сравнению с прежней версией себя. Порой он несколько секунд думал, прежде чем что-то ответить, и вообще предпочитал не вступать в разговор.

Иногда Нору это радовало. Чаще – злило. Беспокоило. Напрягало. В конце концов все это вылилось в один сплошной ор. И Нэр выдал кое-что, уже очень Норе знакомое.

– Хватит меня нахрен провоцировать, женщина!!! – ревел он не хуже разъяренного быка, и стены в квартире чуть не сотрясались. – Если ты думаешь, что это, нахер, очень легко, то ты ошибаешься! Я не перестроюсь тебе за один день, можешь ты в конце концов это понять или нет?!! Естественно, мне потребуется на это время!

Нора Цюрик в ответ высказала ему тоже много всего хорошего.

Но на самом деле в словах Нэра Шеппарда содержался очень маленький процент правды. Иногда она и правда специально выводила его из себя. Потому что боялась, что этот хероносец чертов снова сорвется. И то, что он продолжал держаться, одновременно радовало ее и пугало. Поэтому Нора Цюрик порой выбешивала его так, чтобы его терпение наконец лопнуло. И он вылил из себя тот ушат дерьма, который наверняка еще хранился в его голове. Она понимала, что однажды может здорово нарваться, но остановиться не могла.

Да, в основном, конечно, провокаций с ее стороны не было – такие люди, как Нэр Шеппард, вообще часто уверены, что во всем виноваты не они, а другие люди. Что это жертва, например, спровоцировала насильника. Пример, конечно, такой себе, но Нора знала этот постулат, продвигаемый некоторыми слоями общества. И раньше Нэр Шеппард очень старался к таким слоям принадлежать.

И все-таки, да, она все еще пыталась проверить грань его терпения. Где же она кончается. К счастью, найти ее Норе пока не удалось. Изо дня в день она снижала свои попытки.

Да и Нэр постепенно переплавлялся. И в конце концов, отойдя от прежнего шока и не искоренив, конечно, но здорово пересилив старые привычки, он вернулся в почти прежнюю колею. Да, слово, данное Норе, он и правда сдержал – про женщин Нэр Шеппард больше через призму закоренелого сексиста никогда не говорил. Но то, что он вообще начал разговаривать, ее сильно радовало.

И ирисы. Свое обещание Нэр сдержал. И притащил ей три букета по семь ирисов каждый за весьма короткий промежуток времени. Душа у Норы пела.

Но самое главное заключалось в другом. Не в ирисах даже и не в его гробовом молчании относительно сексизма. Мысли-то можно и не озвучивать, но от этого они никуда не исчезнут и сексистом Нэр быть не перестанет.

Все началось с невинного замечания, когда Нэр еще пребывал в своем молчаливом состоянии.

– Знаешь, Шеппард, – однажды сказала ему Нора, – со мной тоже можно обсуждать зелья.

Нэр застыл и уставился на нее, словно на прозревшего пророка.

– Да, я тоже в них понимаю, – пояснила ему Нора, – весьма неплохо понимаю. Ты можешь хотя бы попробовать.

То, настолько Нэр Шеппард глубоко вздохнул, подсказало ей, что его внутренний сексизм был еще живее всех живых и так просто сдавать позиции не собирался.

На самом деле эту тему она подняла не просто так. Как всякий патологический зельевар, вышедший из стен Конриальской академии, свою профессию она любила. И была одной из тех натур, кто только работой данное дело не ограничивал. С Яном после работы они часто обсуждали многие вещи, что касались этой сферы. Новости и открытия. Нэр, каким бы он дерьмом не был, их интерес вполне разделял. И если исключить все его прежние попутные высказывания про женщин, то слушать его тоже было весьма интересно.