Эйфельхайм: город-призрак
Шрифт:
— Альбрехт Великий описывал такие кости. Он, как и Авиценна, полагал, что они превратились в камень в результате какого-то минерального процесса. Но они могли быть и останками огромных животных, погибших во время Потопа, а не великанов.
— Возможно, тогда костями дракона, — предположил Лоренц с лукавым видом, наклонившись поближе и заговорщицки положив ладонь на руку Дитриха.
Дитрих улыбнулся:
— Ты так думаешь?
— Ваша кружка пуста. Я схожу за еще одной. — Лоренц поднялся на ноги и, после секундных колебаний, сказал вполоборота: — Здесь болтают…
Дитрих кивнул:
— Здесь это обычное дело. О чем?
— Что вы слишком часто уходите в лес с фрау Мюллер. Дитрих прищурился и посмотрел в свою пустую
— Говоря прямо, мой друг, герр учредил лазаретто…
— …в Большом лесу. Разумеется! Но насчет фрау Мюллер мы знаем, откуда ветер дует, и если она в самом деле заботится о прокаженных, значит, тут что-то должно быть не так.
Дитриха самого удивляло, что эта эгоистичная и спесивая женщина столь упорна в своем милосердии.
— Поспешное суждение — это грех, Лоренц. Кроме того, с нами часто ходит Макс Швейцарец.
Кузнец пожал плечами:
— Двое мужчин в лесу с его женой — это едва ли утешит мельника. Я всего лишь сказал о том, что слышал. Я знаю… — Он остановился и перевернул кружку вверх дном. Взгляд опустел, словно глаза покинула душа. Остатки пива капали в грязь. — Я знаю, что вы за человек, и потому я верю вам.
— Ты мог бы попытаться верить с большей уверенностью, — резко сказал Дитрих, так что Лоренц повернул к нему удивленное лицо, а затем поспешил отправиться по своему поручению. Кузнец был добрым человеком — даже удивительно добрым с учетом его силы, — но он испытывал женскую страсть к сплетням.
К нему пришли Феликс и Ильзе, чтобы отдать пару кур за освящение дома. Дитрих и хотел бы отказаться, но уже близилась зима, а даже священнику нужно есть. Яйца — вещь ценная, а потом и жаркое можно сделать. В ответ Дитрих порылся в заплечном мешке, достал оттуда деревянную куклу и отдал ее их малышке. Он остругал фигурку, чтобы очистить от подпалины и заменил обгоревшие ручки и ножки свежими палочками, какие отыскал. Волосы срезал с собственной головы. Но Мария уронила подарок в грязь и закричала:
— Это не Анна! Это не Анна!
И она убежала в отстроенный заново дом, оставив Дитриха согбенным в пыли.
Вздохнув, он убрал куклу обратно в мешок. Дело не в ней, подумал он. Кукла — всего лишь фигурка из палочек и тряпья. В них не было ничего ценного.
Он поднялся и взял деревянную клетку с кудахчущими курицами.
— Пойдемте-ка, кумушки-куры, — сказал он, — я знаю тут одного петуха, который жаждет встретиться с вами.
Починка любой вещи, подумал он, вернувшись в свой домик, никогда не превращает ее в прежнюю. Какие части ни замени, воспоминания заменить невозможно.
За два года до смерти, когда святой Франциск Ассизский истово молился на горе Альверне, на его теле неожиданью проступили священные раны Христовы. Спустя три четверти столетия папа Бенедикт XI, болезненный, образованный, миролюбивый человек, которому приходилось нелегко за пределами его доминиканского ордена, в качестве жеста доброй воли по отношению к соперникам, учредил праздник в честь этого события. Поэтому, хотя то и был день памяти святой Хильдегарды из Бингена, Дитрих прочел мессу Mihi autem в честь Франциска в качестве братского жеста к гостю его дома. Это, возможно, разочаровало Терезию, поскольку ока особо почитала аббатису Хильдегарду, авторессу знаменитого медицинского трактата; но, даже если так, Терезия ни словом не выказала протеста;
Едва закончилась месса, как Иоахим бросился ниц на свежевымытые каменные плиты перед алтарем. Дитрих, убирающий сосуды, счел эту демонстрацию неподобающей. Он захлопнул шкаф для хранения церковной утвари и, обходя церковь, устроил целое представление, пытаясь не наступить на простершегося ниц:
монаха.— В послании к галатам, — сказал он, — апостол Павел говорит нам, что неважно, несем ли мы на себе видимые отметины, коль скоро становимся новыми людьми.
Молитва Иоахима резко оборвалась. Через мгновение монах поднялся с колен, осенил себя крестным знамением и обернулся:
— То ли это, о чем ты думаешь?
— В Галатии евреи, не принявшие Христа, упрекали тех, кто это сделал, поскольку галатские язычники, спасшиеся Словом Божьим, не следовали Закону Моисееву. А потому евреи-христиане побуждали галатов-христиан к обрезанию, надеясь этим внешним признаком успокоить своих обвинителей. Но галаты ужаснулись при мысли о том, что придется увечить собственные тела; и произошло большое смятение.
Иоахим сжал губы, и Дитрих подумал, что тот намерен сказать в ответ что-нибудь резкое; но, помедлив, Минорит поднялся и разгладил рясу:
— Я молился не об этом.
— О чем же тогда?
— За тебя.
— За меня?!
— Да. Думаю, ты добрый человек, но холодный. Ты скорее помыслишь о благом, чем сделаешь это, и находишь более приятным спорить об ангелах и игольном ушке, нежели вести жить а бедности, как истинно подобает спутнику Господа, — вот что бы ты узнал, если бы поразмыслил над подлинным смыслом послания Павла.
— Так, значит, ты воистину праведен в таком случае? — с некоторой горячностью спросил Дитрих.
— В людских сердцах не всегда таится то, что на устах, я познал это всем сердцем — ja, с самого детства! Многие гробы повапленные славят Иисуса устами своими [90] и распинают его своими руками и телом! Но в Новом мире Святой Дух поведет Нового человека к совершенствованию в любви и духе.
— Разумеется, — ответил Дитрих. — «Новый мир». Кто там должен был дать ему начало, Шарль Анжуйский или Педро Арагонский? Я позабыл.
90
Матфей 23; 27: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь гробам повапленным (окрашенным), которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты».
Новый мир был предвещен еще одним Иоахимом — из Флоры. [91] Париж счел его мошенником и «дилетантом в вопросах грядущего», ибо его последователи предсказывали, что Новый мир начнется в 1260 году, затем в 1300-ом, как только политические ветра в королевстве Обеих Сицилий поменялись. Учение Иоахима Флорского о том, что св. Франциск — живое воплощение самого Христа, поразило Дитриха и как нечестивое, и как ущербное с точки зрения логики.
— «Но как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне», [92] — процитировал Иоахим. — О, у нас много врагов: папа, император, доминиканцы…
91
Иоахим Флорский {1135–1202) — мистик, теолог, эзотерик. Разработал концепцию трех эпох: Века Отца (время Ветхого Зазета, когда люди полностью подчинялись Богу); Века Сына (с вознесения Христа до 1260 года, когда человек стал Сыном Божьим) и Века Святого Духа, когда человечество вступит в прямой контакт с Господом и наступит царство полной свободы. Его воззрения ссудил Фома Аквинский в «Сумме теологии», а Данте, напротив, изобразил Иоахима Флорского в раю. В 1263 г. писания Иоахима были признаны еретическими.
92
К галатам 4; 29.