Эйфельхайм: город-призрак
Шрифт:
— Вы рассчитываете, что эти крэнки изготовят черный порох для вас. Но зачем?
Манфред откинулся назад к каменной стене. Он сцепил пальцы под подбородком, опершись локтями на ручки кресла.
— Затем, что ущелье является естественным путем между Дунаем и Рейном, а Соколиный утес сидит подобно затычке в бочке. Торговый поток иссяк до тонкой струйки — а вместе с ним и мои сборы. — Он улыбнулся. — Я хочу разрушить Соколиный утес.
Дитрих был согласен с тем, что на фон Фалькенштайна, грабителя паломников и монахинь, давно нужна управа. И все же он спрашивал себя, понимает ли Манфред, что черного пороха, достаточного для того, чтобы обрушить Соколиный утес, было более чем достаточно для того, чтобы стереть с лица земли замок Хохвалъд. Дитрих пришел к выводу, что
В его воображении строй крестьян нес по полю битвы «огнеметатели» Бэкона, а закованные в броню боевые телеги Вигевано изрыгали каменные ядра из огромных pot de fer. Бэкон описывал небольшие пергаментные трубки, которые его друг Гийом Рубрук [102] привез из Катая и которые взрывались с оглушительным шумом и ослепительной вспышкой. «Если сделать их крупнее, — писал Бэкон в своем „Opus tertius“, — никто не сможет противостоять шуму и ослепляющему свету, а если пергамент заменить металлом, сила взрыва станет еще большей». [103] Бэкон был человеком огромного и пугающего предвидения. Подобные штуки, расставленные на поле сражения, могли уничтожить кавалерию целой нации.
102
Гийом де Рубрук, или Вильгельм де Рубрукус (Guillaume de Rubrouck, букв. «Гийом из Рубрука») (ок. 1220 — ок. 1293) — фламандский монах-францисканец, путешественник. В 1253–1255 годах по поручению французского короля Людовика IX совершил путешествие к монголам. Автор книги «Путешествие в восточные страны».
103
Роджер Бэкон (пр. 1220–1292) — английский философ и естествоиспытатель, францисканец. Призывал к опытному изучению природы; целью всех наук считал власть человека над природой. В своих работах, в том числе и в «Третьем сочинении» («Opus tertius») сделал ряд предсказаний, в частности предвосхитил возможность появления автомобилей, самолетов и механических кораблей. Утверждал, что Земля — это сфера.
Вернувшись в свой дом, Дитрих увидел, что часовая свеча погасла. Он насыпал немного трута в зажигательную коробку и запалил его от кремня. Возможно, однажды какой-нибудь ремесленник смастерит достаточно компактные механические часы, чтобы они умещались в комнате, — тогда вместо того, чтобы забыть зажечь свечу, он забудет поднять противовес. С помощью фитиля Дитрих перенес пламя к часовой свече. Огонь разогнал сумрак по углам комнаты. Дитрих наклонился, чтобы посмотреть который час, и с удовольствием обнаружил, что, судя по положению солнца, времени было потеряно немного. Свеча, должно быть, погасла совсем недавно.
Он выпрямился — и сотни огоньков затанцевали, отразившись в углу комнаты в сферических глазах крэнка. Дитрих ахнул и отступил на шаг.
Крэнк протянул свою неестественно длинную руку со свисающей с нее сбруей, которую носили многие их слуги. Дитрих не шелохнулся, и тогда крэнк яростно затряс ею и постучал себя по голове, чтобы показать такую же на себе. Затем он положил упряжь на стол и отступил назад.
Дитрих понял. Он натянул на себя сбрую и, после того как гость продемонстрировал, как ее следует носить, затянул ремешок.
Головы у крэнков были меньше по размерам, и потому сбруя на Дитрихе сидела плохо. Не были должным образом расположены и уши этих созданий, так что, когда Дитрих вставил в свое «ракушку для слуха» — он увидел, как это проделал крэнк, — другая часть сбруи, mikrofoneh, не оказался у его рта. Крэнк одним махом перепрыгнул стол и схватил Дитриха.
Дитрих попытался вырваться, но хватка
крэнка была слишком крепкой. Он несколько раз быстро коснулся головы Дитриха — однако не бил, — и, когда существо отступило в сторону, священник обнаружил, что теперь ремешки подогнаны более удобно.— Хорошо ли теперь сидит сбруя — вопрос, — спросил голос в его ухе.
Почти непроизвольно Дитрих повернул голову. Затем он понял, что штучка в ухе должна таить в себе даже еще меньшего по размерам «домового», чем ящик в крэнковом жилище. Он повернулся и пристально посмотрел на своего гостя:
— Ты говоришь в свой mikrofoneh, и я слышу тебя из этой ракушки.
— Ja, doch, [104] — сказало существо.
Поскольку не может быть действия на расстоянии, здесь, верно, присутствовало что-то, посредством чего передавался импульс. Но если бы голос распространялся по воздуху, он бы услышал звук напрямую, а не через этот механизм. Следовательно, должен существовать эфир. Неохотно Дитрих прервал свои рассуждения:
104
Ja, doch — Именно! Разумеется! (Нем.).
— Ты пришел, чтобы передать сообщение, — догадался он.
— Ja. Тот, кого ты называешь Скребуном, спросил, почему ты не вернулся. Герр Увалень беспокоится, поскольку думает, что знает причину. Они не поверили в то объяснение, которое предложил я.
— Ты слуга. Тот самый, которого они попытались избить.
Воцарилась тишина, пока крэнк размышлял над ответом.
— Возможно, не «слуга» в вашем употреблении, — сказал он наконец.
Дитрих позволил себе оставить это без ответа:
— А чем ты объяснил им мое отсутствие?
— Тем, что ты боишься нас.
— И это выбило Скребуна из колеи? У него– то синяков нет.
— «Выбило его из колеи…»
— Это образное выражение. Был так удивлен, что упал, как спелый плод.
— Ваш язык странен, однако картина в голове яркая. Но подожди. Скребун понаблюдал за твоими… Твоими занятиями? Да. Он заметил, что ты такой же натурфилософ, что и он. Поэтому он отверг мое предположение.
— Друг кузнечик, ты, очевидно, думаешь, что объяснил этим что-то, но я теряюсь в догадках о том, что же именно.
— Те, кого бьют, принимают милость быть избитыми — как следует знать любому натурфилософу.
— Так у вас это обычное дело? Я могу вообразить себе и большие милости.
Крэнк махнул рукой:
— Возможно, «милость» неподходящее слово. Ваши понятия странны. Увалень видит, что нас мало, а вас много. Он произнес фразу в своей голове, что вы нападете на нас — и вот почему вы держитесь от нас подальше.
— Если мы держимся от вас подальше, как можем мы напасть?
— Я сказал ему, что наши «жучки» не заметили военных приготовлений. Но он ответил, что все жучки в замке были тщательно удалены, что говорит в пользу военных приготовлений.
— О, чего Манфред не любит, так это когда за ним шпионят. Нет, он далек от мысли о нападении. Герр предлагает, чтобы вы стали его вассалами.
Крэнк смешался:
— Что означает «вассал» — вопрос.
— То, что он дарует вам лен и доход с него.
— Ты объясняешь одно неизвестное понятие другим. Принято ли это у вас — вопрос. Ваши слова бесконечно кружат, подобно тем огромным птицам в небе. — Крэнк медленно поскреб своими руками. Раздражение, спросил себя Дитрих? Нетерпение? Разочарование?
— Лен — это право использовать или владеть тем, что принадлежит герру, в обмен на денежную ренту иди службу. Взамен он… он заслонит вас от ударов ваших врагов.
Крэнк оставался недвижим, пока тени в углах комнаты сгущались, а небо на востоке в окне окрасилось малиновым, цветом. Вершина Катеринаберга сияла в солнечном свете, все еще не закрытая наползающей тенью от Фельдберга. Дитрих уже начал беспокоиться, когда существо медленно подвинулось к екну, чтобы взглянуть… на что? Кто может знать, на чем были сфокусированы эти необычные глаза?