Эйнит

Недалеко от дома по левую руку тянулась низкая каменная стена, переходившая в забор, отделяющий их участок земли от дороги. В ней были сделаны небольшие ниши. Мать обнаружила в них старые горшки, вычистила и вернула на прежнее место, и Эна была уверена, что отыщет подле них перчатки. Ее ничуть не заботило, что мокрая трава промочит тапки насквозь — все равно их придется стирать, потому она смело двинусь к стене. Дилан шел следом, почти бесшумно, на манер отца. Отца... Эна так резко обернулась, что чуть не вышибла из его рук кружку.

— Damnti ort! — воскликнул Дилан, отстраняя от себя кофе.

— Извини.

Эна отступила на шаг, и без перевода поняв значение фразы. Дилан тут же опустил глаза в кружку и в свой черед извинился.

— Я запомню на всякий случай, — улыбнулась Эна. — Изучение языка начинается с запретных слов, так ведь?

Дилан улыбнулся в ответ и сделал еще глоток.

— Крепкий кофе. Как раз то, что мне сегодня надо.

— Я думала, что ирландцы пьют только чай.

— Не после такой ночи. Отцу плохо было, я только под утро уснул, еле будильник услышал.

— Угу, — промычала Эна и прикусила язык, не зная, как рассказать ему о событиях ночи. Она даже рада была, что его ранний приход и ее поздний сон лишил ее возможности поговорить сперва с матерью. Ее реакцию она все еще не могла представить и боялась любого ее решения больше самого поступка Эйдана. Поговорить сначала с Диланом будет намного вернее. Быть может, он подскажет, как лучше поступить — все-таки речь идет об его отце! Только подобрать правильные слова, а не те, что сейчас лезли из гудящей головы на онемевший язык, оказалось совсем не просто.

— А что с отцом? — выдавила из себя Эна, посчитав, что будет лучше, если он сначала скажет, что знает. Быть может, он даже видел их на дороге, и тогда вовсе не куница спугнула Эйдана, а появление сына, которого он заметил, тогда как она в страхе проглядела. И верно — чего мужику куницы пугаться?! Вот Дилан и прибежал с утра пилить ветки, чтобы поговорить с ней. Что ж, она рада. Она готова говорить. Нет, она готова слушать, потому что гадкие слова прилипли к зубам, как конфета «Тутси».

— Может, сердце, — пожал плечами Дилан. — Может, давление. Может, просто лишку выпил. Я не знаю, — парень снова пожал плечами и отвел глаза.

Тоже не может подобрать слова, чтобы описать проступок отца. Только Эна не успела подсказать верную фразу. Дилан вновь заговорил и теперь так быстро, точно долго тренировался перед зеркалом. Даже ни один мускул на лице не дрогнул. Дикторы на телевидении и то больше улыбаются.

— Мы с ним успели доски для качелей распилить и даже покрасить. Если удастся, вечером поставим. Я не видел, чтобы он пил за ужином. Но, может, потом, в саду... Кажется, он снова курит... В общем, не знаю... В десять, я уже почти уснул, Ма позвонила доктору О’Ралли, в десять двадцать он уже был у нас дома, а уехал часа в три ночи. Понятия не имею, что он с отцом делал. Если бы было что серьезное, наверное, отправил бы в больницу, а если не серьезное, то чего сидел с ним всю ночь... Спасибо вашему кофе, теперь я могу открыть глаза.

— Мог бы не приходить, — Эна сама не ожидала, что выпалит эту фразу, но злость за его вранье, за то, что Дилан не постыдился приплести чужого человека для создания отцу алиби, заставила ее задрожать.

— Пропустить игру, с ума сошла! Я с закрытыми глазами поеду. Дай мне перчатки и иди оденься, еще простынешь.

— Не простыну. Я привыкла гулять по ночам! — Эна смотрела ему прямо в глаза, такие же честные и открытые, как и у его отца. Глаза, о которых в народе говорят, что они не могут лгать. Еще как могут, еще как могут...

— До сих пор не спишь? — Дилан прищурился, явно чтобы скрыть ухмылку.

— Не сплю, а лучше бы спала. А во сколько ты встал?

— В семь. У меня будильник всегда на семь стоит, даже в выходные, — добавил он поспешно.

— А во сколько из дома вышел?

— Я не смотрел на часы, а что?

— А ничего... — Эна поймала себя на том, что стоит руки в боки, но не изменила позы. — Во сколько приехал доктор ты знаешь до минуты, а я тебя о точном времени не спрашивала, я же не коп.

— Ты спросила про отца, поэтому я тебе все рассказал. Если тебе неинтересно, так и скажи, — будто выплюнул Дилан и тут же обиженно добавил: — Здесь не Америка, никто не ждет от тебя пустых вопросов, — и выбросил вперед руку. — Дай уже перчатки.

— Послушай, Дилан...

Эна набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать ему все, что думает про такое вот покрывательство отца, но тут же увидела мать, быстрым шагом приближавшуюся к ним.

— Эна, прекрати задерживать его болтовней. Наговоритесь потом. Я послала Дилана за перчатками.

И мать, отстранив дочь, схватила с камней перчатки и махнула Дилану:

— Идем. Я, кстати, позвонила Кэтлин и сказала, чтобы Эйдан не думал сегодня приходить. Нам эти качели не нужны, а вот доктору О’Ралли нужен отдых хотя бы в воскресенье, когда даже Творец отдыхает.

— Вы не знаете отца, — никогда прежде Эна не видела у Дилана такой поганой улыбки. — Если он решил починить качели именно сегодня, то придет даже ползком.

— Он еще не знает меня: как приползет, так и уползет, — улыбнулась мать, совсем так, как улыбалась вчера его отцу: мерзко!

— Мам! — Эна уже почти готова была прямо здесь, без купюр, рассказать про ночную дорогу, но мать так на нее взглянула, что первое же слово провалилось в пустой желудок.

— Я сделала тосты. Ты уже будешь есть их холодными. Твое время в душе ровно пять минут.

Да, сейчас она говорила тем же тоном, которым давала распоряжения по утрам, чтобы собрать их с Джеймсом в дорогу, особенно, когда Джеймс перешел в среднюю школу, и мать должна была отвозить дочь пораньше, чтобы вовремя успеть закинуть сына. И Эна подчинилась. И оказалась в ванной комнате даже раньше, чем они оба на кухне. Только прежде, чем раздеться, Эна еще плотнее задернула занавеску на окне и проверила замок на двери. После этой ночи она не доверяла никому. И тем более Дилану, от которого уж никак не ожидала откровенного вранья.

Душ взял у нее больше пяти минут. Шампунь все никак не желал смываться, а в голове так и не наступило просветления. Она не сумела придумать, как вывести Дилана на чистую воду и как теперь вести себя с его отцом. Ничего, Дилан сам проколется, а Эйдан... Она закрыла глаза и вновь увидела его темную медвежью фигуру. По все еще влажному телу пробежала дрожь, и Эна поспешила пустить из фена в лицо горячую струю воздуха, и тут же взвизгнула, нечаянно потянув прядь, запутавшуюся в зеленом камне кольца. Она осторожно освободила волосы от короны и державших зеленое сердце ручек, составлявших знаменитый дизайн кольца, и принялась сушить волосы дальше.