Эйсид-хаус

– Понимаю, о чем ты, – кивнул я. – Разберемся со всем этим позже. Повидаем адвоката. Расскажем чуваку, что мы дали показания под давлением. Дон выйдет на волю, смеясь. Может, и компенсацию получит. Давай поставимся, ну а потом слезем с иглы и повидаем адвоката. Несколько дней в КПЗ – это Дону даже полезно. Чтобы переломаться. Он, черт возьми, отблагодарит нас за это!

Я понимал, что все это вилами на воде писано. Сам-то слинял; оставил товарища на произвол судьбы. Просто я чувствовал себя лучше, прокручивая этот сценарий.

– Да, пусть слезет с иглы, – согласилась Эндж.

Перед участком стояла группа демонстрантов. Как будто устроили тут круглосуточный пикет. Они протестовали против жестокого обращения с молодыми черными, особенно насчет Эрла Бэрратта, чувака, угодившего в Стоуки, свалившегося однажды ночью с лестницы и вышедшего обратно в полиэтиленовом мешке. Ступеньки там скользкие, как сволочь.

Я узнал чувака из черной прессы, из «Войса», и направился прямо к нему.

– Послушай, приятель, они забрали одного черного парня. Здорово уделали его. Заставили нас подписать на него показания.

– Как его зовут? – спросил чувак. Роскошный афроанглийский говор.

– Донован Прескотт.

– Из Кингсмида? Героинщик?

Я стоял, глядя на него, и его лицо посуровело.

– Он не сделал ничего плохого, – взмолилась Эндж.

Я ткнул в него пальцем, проецируя мой гнев на него.

– Напечатай, ёпта, или будь проклят, ты, козел! Какая разница, кто он такой, у него не меньше прав, чем у любого другого бедолаги!

– Как твое имя, мужик? – спросил репортер.

– А это тут при чем?

– Зайдем в офис. Сфотографируем тебя, – улыбнулся афро.

Он знал, что это было без мазы. Ничего никому я тогда не скажу, а то полиция с меня живым не слезет.

– Да делай что хочешь, твою мать, – сказал я, поворачиваясь.

Крупная женщина подошла ко мне и стала кричать:

– Они держат там хороших христианских мальчиков. Лероя Дюкейна и Орита Кэмпбелла. Мальчиков, не сделавших ничего плохого. Именно об этих мальчиках мы здесь говорим, а не о каком-то грязном наркотическом дьяволе.

Высокий раста в ленноновских очечках угрожающе поднял плакат прямо перед моим носом. На нем было написано:

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЧЕРНОЙ МОЛОДЕЖИ!

Я повернулся к Эндж и потащил ее, дрожа, подальше от этой заварухи, и несколько ругательств и угроз, выкрикнутых нам вслед, звенело в моих ушах. Я думал, что за нами идут. Мы шли в молчании и не проронили ни слова, пока не дошли до станции «Долстон-Кингсленд». Параноидальный Город.

– Куда ты? – спросила Эндж.

– На электричку по Северной линии к старому корешу Элби в Кентиш-Таун. Поставлюсь свинским ширевом, оклемаюсь, затем двинусь в Шепердс-Буш. Там цивилизованнее, понимаешь? Я по горло сыт Хэкни, это даже хуже, чем возвращаться обратно на дорогу. Долбаное захолустье. Слишком много шумных лицемерных скотов. Изоляция, вот в чем проблема. На отшибе от города, без метро-то. Захолустье, как оно есть.

Я занимался пустословием. Нес околесицу на ломке.

– Я с тобой. Квартира накрылась, небось всё уже пожгли. Дверь-то свиньи не починили, им насрать.

Я не хотел тащить с собой на буксире Эндж; у нее был вирус неудачницы, по-настоящему хуевый. Неудача обычно передается от близкого соседства привычных страдальцев. Тем не менее я немногое мог сделать или сказать, когда подошел поезд и мы сели друг напротив друга в подавленном, болезненном молчании.

Поезд тронулся, и я украдкой на нее покосился. Надеюсь, она не ожидает, что я буду с ней спать. Сейчас мне не до секса. Может быть, Элби впишется, если она захочет. Мысль неприятная, но только потому, что все мысли на посторонние темы меня раздражали. «Ну да все равно скоро я буду свободен, свободен от всей этой достачи», – думал я, нащупывая пакетик в кармане штанов.

Чан-96 [7]

Фиона неприлично долго доставала Валери приглашениями поужинать у них с Китом. Мы пропускали ее настойчивые просьбы мимо ушей, но в конце концов стало неловко постоянно извиняться и показалось, что лучше однажды вечером действительно взять и прийти.

Мы застали Фиону в чрезвычайно приподнятом настроении. Ее повысили в должности, а работала она в корпоративной страховой компании, продававшей полисы бизнесменам. Успех продаж на этом уровне на девяносто процентов зависит от искусства общения с клиентом, что, в свою очередь, как скажет вам любой откровенный пиарщик, складывается из девяноста пяти процентов радушия и только пяти – информации. Проблема у Фионы была в том, что она, как и многие одержимые карьерой люди, не могла отключиться от своей профессиональной роли и потому становилась невыносимо занудной.

7

Аллюзия на виски-бленд Vat 69 (по-английски «vat» – «чан»).

– Заходите! Рада вас видеть! Господи! Чудесное платье, Вэл! Где ты его купила? Кроуфорд, ты прибавил в весе. Хотя тебе идет. Он качается, Вэл? Ты качаешься, Кроуфорд? Вы оба великолепно выглядите! Я пойду принесу чего-нибудь выпить. Водка с тоником для тебя, Вэл. Присаживайтесь, присаживайтесь, хочу услышать обо всех ваших приключениях, обо всем, господи, да мне тоже есть что рассказать… Тебе, наверное, «Джек Дэниелс», Кроуфорд?

– Э-э, лучше бы просто банку пива.

– Ах, пиво… Ох, прости. Боже. У нас кончилось пиво. О господи! Кроуфорд и его пиво!

После всей этой суеты она непременно заклеймит мою просьбу о пиве как смертный грех. Скрепя сердце, я согласился на «Джек Дэниелс», который она купила специально для меня.

– Ах, Вэл, боже, я должна рассказать тебе о потрясающем парне, которого недавно встретила, – начала Фиона, не замечая нашего удивления и дискомфорта.

Нам не пришлось прямо спросить: «Где Кит?» – но выражение наших глаз сказало все за нас.

– Ох, даже не знаю, с чего начать. Боюсь, на Китовом фронте довольно плохие новости.

Она пересекла просторную гостиную и откинула покрывало с аквариума, стоявшего у стены. Включила лампу сбоку от него и позвала:

– Проснись, проснись, здесь Валери и Кроуфорд!

Сначала я подумал, что в аквариуме рыбки и что Кит просто сделал ноги, а потрясенная Фиона решила перенести свою эмоциональную привязанность на домашних животных в форме каких-то тропических тварей. Задним числом я понимаю, что мысль была идиотская. Какая, нахер, привязанность?

Потом я заметил в аквариуме голову. Человеческую голову, отделенную от тела. Более того, эта голова казалась живой. Я подошел ближе. Глаза двигались. Волосы шевелились, как у горгоны Медузы, невесомо колыхаясь в маслянистой жидкости желтоватого цвета. Всякие трубочки, трубки и провода, прикрепленные главным образом к шее, торчали в разные стороны. Под аквариумом была панель управления с различными переключателями, лампочками и циферблатами.

– Кит… – заикаясь, пробормотал я.

Голова подмигнула мне.

– Не ждите слишком многого в плане общения, – сказала Фиона, взглянув на аквариум. – Бедняжка. Он не может говорить. Нет легких, видите ли.

Она поцеловала аквариум, затем вытерла оставленный помадой след.

– Что с ним случилось? – Валери переминалась с ноги на ногу.

– Это устройство поддерживает в нем жизнь. Замечательно, правда? Оно стоило нам четыреста тридцать две тысячи фунтов. – Она огласила цифру медленно, с заговорщицкой осторожностью и наигранным ужасом. – Знаю-знаю, – продолжила она, – вы спросите, как мы смогли себе такое позволить.