Фабий Байл. Живодер

— Кинска, — пробормотал он. — Звучит очень похоже на «Маравилью».

Фабий оглянулся вокруг, только сейчас заметив множество скрюченных фигур, которые лежали, укрывшись в руинах, усеявших окрестности ворот. Все выглядели мертвыми или спящими.

— Да, — отозвался Квин, — это песня Слаанеш. Говорят, его любимый сын создал эти врата из чешуйки, вынутой из бока Темного князя.

Фабий наморщил лоб:

— Любимый сын… Фулгрим?

Квин кивнул:

— Кто же еще, как не наш отец?

— Ну конечно. Можно было догадаться — такая пышность и размах. А как мы их откроем?

Фабий зашагал вперед, с хрустом давя кости.

— Постучим, — сказал Квин, не двигаясь с места. — Вернее, ты постучишь.

Фабий остановился:

— Я? Почему?

— Ты же здесь паломник, брат. Не я и уж точно не она. — Квин кивнул в сторону Савоны, которая стояла, покачиваясь в такт странным мелодиям, струившимся в воздухе. Музыка изменилась, стала более настойчивой, словно звучала на крещендо. — Наши души уже куплены и проданы. А твоя пока еще ждет своего хозяина.

Фабий насмешливо фыркнул:

— Мне говорили обратное.

— Человек должен добровольно склониться перед богами. Иначе это… ересь. Богохульство.

Фабий сморщился:

— Ладно. Я постучу. Больше того, я оттащу нашего генетического отца от всех этих гедонизмов, какими он сейчас занят, и заставлю выслушать меня. — Он повернулся к воротам. — Ты слышишь? Фениксиец, я пришел — и не потерплю отказа!

Пока Фабий шагал к воротам, изношенный организм накачивался стимуляторами. Старший апотекарий ощущал на себе взгляды жавшихся по углам пилигримов и гадал, не набросятся ли они на него в бешенстве, если он сумеет открыть ворота. Он перехватил Пытку двумя руками и почувствовал, как осколок демона жадно откликнулся. Фабий понял, что тот узнает это место. Видимо, бывал здесь прежде. Какова бы ни была причина, артефакт, казалось, ликовал в ожидании того, что должно произойти.

Фабий разделял эту радость. Он жаждал уничтожить планету и швырнуть осколки в лицо Фулгриму. За все интриги, за все проклятия, за все головоломки, которые пришлось вынести, он подожжет этот драгоценный сад и вынудит Фениксийца вернуться в суровый мир его обязанностей.

Первый удар разошелся вокруг, словно звон колокола. От второго песня споткнулась. Потребовалось еще четыре, чтобы заставить ее замолчать совсем и проломить ворота. Каждый удар встряхивал его самого, угрожая сломать руки и порвать мышцы. Ноги и спину пронзало болью до мозга костей, в голове словно бил молот.

На шестом ударе створки ворот распахнулись внутрь. Серебристые травы зашипели, словно приглашая внутрь, а длинные тени заброшенных жил-кварталов и мануфакторий перечеркнули путь. Перед ним простиралась широкая улица, уставленная по обочинам дымящимися жаровнями. Дорогу застилали клубы дыма от благовоний, смазывая очертания статуй и других, менее узнаваемых силуэтов вдалеке. Слегка задыхаясь от усилий, Фабий уставился на открывшийся вид:

— Это не сад.

Его замечание встретил зловещий хохот. Он летел со всех сторон, из разрушенных зданий и с арки ворот. Фабий повернулся, ища источник смеха.

— Что это? Еще один трюк?

— Нет, — ответил Квин, подойдя к Фабию. — Ты думал, врата не охраняют?

— Я не вижу никакой охраны, — возразил Фабий, и тут же в доспехах подсветился комплекс целеуказания.

Савона указала своей булавой:

— Я вижу. Гляди.

С противоположного конца проспекта показались долговязые лошадиные силуэты. Одни стояли на двух ногах, другие — на четырех. На каждом восседала тонкая нечеловеческая фигура. Глаза, похожие на тлеющие угольки, были устремлены на захватчиков. Затрубил рог, и всадники пришпорили своих скакунов.

— Не похоже на делегацию для торжественной встречи, — заметил Фабий.

— Ты же не думал, что нас пропустят только за улыбку и песню? — пророкотал Квин и вскинул топор. — Это хранители серебряных садов. Они вынимали души у людей и посильнее нас.

— Тогда хорошо, что я уже лишилась своей, — сказала Савона, бросаясь навстречу всадникам. С треском ожило силовое поле ее булавы.

— Глупая женщина, подожди! — взревел Квин. Он бросил яростный взгляд на Фабия: — Да с какими психами ты водишь компанию?

Фабий вытащил игольник.

— С такими, кто надолго может занять врага. — Он сосредоточился на рунах наведения, которые вспыхивали на дисплее. Игольник был заряжен экстрактом, выделенным из мозговых тканей психических нулей. Нерожденных такой состав жег, словно кислота, разъедая ложность их существования и обращая в ничто.

В мгновение ока демоны уже доскакали до них. Фабий обернулся, ища путь к отступлению, но увидел, что створки ворот закрылись, захлопнув ловушку. По эту сторону были хорошо видны стены, слишком высокие, чтобы их перелезть, не говоря уж о том, что сделаны они были из чего-то похожего на пульсирующие ленты плоти.

Фабий ругнулся и выстрелил, ссадив одну демонетку с лошади. Он увидел, как Савона сделала то же самое, вынеся другую тварь из седла ударом булавы. Нерожденная с воплем перекатилась и вскочила на ноги. Но Савона не дала ей возможности прийти в себя, вторым ударом размозжив белесый череп. Еще двое бросились к ней — она выхватила болт-пистолет из кобуры и, отстреливаясь, кинулась искать укрытие.

Квин рубанул зверя по шее, сбросив всадницу на землю. Фабий прострелил ей голову и с удовлетворением увидел, как токсины превращают вопящее существо в пылинки разноцветного пепла. Квин поймал поводья скакуна, потерявшего всадника, и обернулся.

— Давай, хватай коня и скачи! — Он сунул поводья Фабию в руку. — Мы задержим их здесь.

Фабий не стал спорить. Он легко вскочил в седло — помогли воспоминания из прошлой жизни. Резко развернув голову демонического скакуна, он дал ему шенкелей, заставляя пуститься галопом. Зверь протестующе взвизгнул, но сделал то, что от него требовалось.

Фабий прижался к колючей шее и рискнул оглянуться. Несколько всадниц бросили сражение и погнались за ним, выкрикивая игривые непристойности. Он вытащил игольник и выстрелил, позволив прицельному комплексу вести руку. Дротики попали в преследующих зверей, вызвав болезненный визг, и токсины, добытые из парий, развеяли самую их гипотетическую суть.

Скакун, казалось, сам понимал, куда надо бежать. Он мчался галопом по широким улицам, унося Фабия все глубже в город. Звуки битвы постепенно затихали вдали, проглоченные расстоянием.

Зверь взвизгнул, и Фабий от неожиданности резко натянул поводья. Худощавая фигура, окутанная дымом благовоний, стояла посреди улицы, выставив руку. Скакун вскинулся на дыбы, хватая воздух когтями, и Фабий поспешно соскочил на землю. Тварь прянула в сторону и умчалась, оставляя после себя отзвуки полных ужаса воплей. Фабий повернулся к фигуре. Затем снял шлем и тихо произнес: