Фабрика мертвецов

– Жрите его! Жрите, навьи твари! – взвизгнул от колодца Бабайко – голос его доносился приглушенно, как через подушку.

Детишки медленно развернулись – как в танце, все также не отрывая друг от друга склоненных голов. Лавочник судорожно заперхла, точно пытаясь вырвать вдавленный в горло кляп. Детишки также медленно повернулись к Мите – от пристальных взглядов сквозь зашитые веки у него волосы на голове шевельнулись.

– Чужой… чужой-чужой-чужой… - прошелестели детские голоса. Губы детишек не двигались, но шепот сочился, точно дождевая взвесь пропитывая воздух. – Здесь-здесь-здесь…

– Что, стишки закончились? – Митя оскалился не хуже навов. – Почитали бы что-нибудь новенькое, господина Тютчева, к примеру: «До пят в крови мы бьемся с мертвецами, воскресшими для новых похорон». – и не дожидаясь ответа, ринулся на них. – И я вас похороню! Чтоб не смели тянуть свои плебейские ручонки к владениям моей Бабушки! – и с размаху всадил посеребренную булавку в лунное мерцание вокруг детских фигурок…

…И отлетел прочь, чуть не свалившись в открытый колодец. Уцепился за сруб, стремительно повернулся…

– Это наши владения!
– отлетевшие друг от друга, словно подхваченные ветром листья, детишки стягивались обратно, как стягивается пружина. Висок снова прижался к виску. – Она не смеет сюда лезть. Тут все наше! Наши люди! Наша земля! Наше-наше-наше… Кто с нами не жил, кто нам не служил, тех закусаем-закусаем-закусаем!

Чудовищный визг располосовал воздух. Сквозь кровавую пелену в глазах Митя успел увидеть несущиеся на него прозрачные лица и отчаянно полоснул булавкой.

От звенящего вопля взрывалась голова. Бледные детские лица завертелись сплошной каруселью, и Митя сделал единственное, что оставалось – бросился вперед. Прыжок! Посеребренное лезвие чиркнуло поперек лица девочки… глубокая черная борозда развалила ее щеку надвое… и точно такая же рана мгновенно перепахала щеку мальчишке.

Они завизжали вместе, разом, в один голос, так что Митя схватился за голову, чувствуя, что кости черепа не выдержат этого вопля.

Тело убитого Бабайко сына содрогнулось… и начало медленно приподниматься, точно его тащила за шиворот невидимая рука. Покойник рывками, как марионетка, поднял руки, неловко ухватился за торчащий над ключицей нож… и выдернул его. Густая темная кровь потекла из раны медлительной струей… прямо в воздухе скручиваясь в тонкий темно-бордовый жгут – и этот жгут потянулся к парочке жутких детишек, точно к месту, где их головы соприкасались висками. Жгут запульсировал, гоня темную кровь, как шланг в автоматоне.

Раны на щеках детишек закрылись, как и не было, и тут же взвыл ветер. Завертелся в ограде, колотясь об стены как попавший в ловушку зверь, подхватил кости мертвяков и кинул их в Митю. Тот уклонился от летящей навстречу решетки ребер, увернулся от черепа… и получил по лицу толстой бедренной костью – острый обломок вспорол ему щеку. Сквозь вихрь донесся мстительный двухголосый хохот. Вынырнувший из вихря гибкий костяк оплел ноги, дернул… Митя плашмя рухнул наземь… и стал погружаться в утоптанную землю как в болото.

"Что это… Что? – отчаянно метались мысли. – Ветер… Земля… Для такого нужен хоть один Стрибожич… и Симарглыч… и Даныч-водник…»

Он яростно рванулся, пытаясь выдернуть из чавкающей жижи вязнущие ладони – стало еще хуже. Новоявленное болото с жадным причмокиванием засасывало его. Черная жижа вскипела у самого лица и начала неумолимо подниматься.

Тела… Скелеты, обломки, остатки – единственное, к чему он может обратиться! Живой мир стоит на смерти: людских костях, ушедших в землю так глубоко, что и не найти, легших в нее так давно, что и не вспомнить. Но дозваться… дозваться можно, если ты, конечно… Неважно. Не делал никогда, но сейчас должно получиться. Митя напрягся: сейчас, вот сейчас… словно плот в бурном море, древние кости и прах всплывут сквозь растекающуюся в болото землю и поднимут его над чавкающей трясиной…

Всплыли. Два скелета – от одного лишь торс с руками, другой с одной ногой, но без головы – подтянувшись, выбрались из земли… и навалились на Митю, вдавливая его в булькающую жижу. Перемешанная с водой земля хлынула ему в горло.

Сверху донесся пронзительный клекот… черное и крылатое рухнуло Мите на спину. Ледяные даже сквозь сюртук пальцы ухватили его под мышки – и дернули вверх. Ему показалось, что сейчас его разорвет пополам – трясина не желала отпускать, а его все тянули и тянули. Чвяк! Жижа булькнула и его выплюнуло вверх. Он взвился в воздух… и пряди длинных, тускло-рыжих волос хлестнули его по лицу. Черные крылья ударили воздух и сомкнулись над головой.

– Что творится? – проскрипел хриплый голос мары. – После первого ты должен был упокоить остальных легко!

– Не выполняю свой долг! – успел зло процедить Митя.

Пронзительно визжащий вихрь из тысячи-тысяч детских лиц налетел со всех сторон.

– Наша земля! Наш воздух! Наша вода! Наше племя! Все наше! Уходи, чужая служанка! Наше-наше-наше…

Мара тоже заверещал – скрипуче и жутко, так мог бы скрежетать раздавленный автоматон. Крылья ее заломились, и они оба кубарем полетели к земле.

Бах! По груди точно бревном навернули. Глаза затянуло кровавым туманом… а внизу была чернота. Митя судорожно моргнул… и понял, что лежит грудью на колодезном срубе, заглядывая в стоящую внизу угольно-черную воду.

Вода в колодце вскипела и ринулась ему навстречу.

– Блуп! –вода была как ледяная оплеуха. В последний момент его рванули за шиворот. Столб воды взвился из колодца, обдал вымораживающими брызгами и рухнул обратно.

– На ногах держись! – скрипуче рявкнула мара.

Митя почувствовал спиной ее острые, как шилья, лопатки… и понял, что стоит у колодца спиной к спине с мораньей нежитью.

– Чужие! Чужие! – два голоса казались сотнями, тысячами голосов. Призрачная стена из стремительно вертящихся детских лиц придвинулась близко-близко. Бесчисленные рты вопили. – Воры!

Митю окунуло в холод и тут же в жар, какой бывает только в жерле вулкана. Это ему казалось, что после пережитого он никогда больше не испугается боли?

– Мне больно! Больно! Мне! – вдруг за спиной у него заверещала мара… и он увидел, что по ее рыжим волосам струится огонь. – Что за мертвяки такие? – с жутким визгом она всадила когти в летящее ей навстречу детское лицо, с треском распорола его от уха до уха… Лицо лопнуло… тут же сменившись новым.

– Не мертвяки! – только и успел выпалить Митя. Удар кулака разнес несущихся на него девочку-мальчика не хуже когтей мары… и столь же безрезультатно.

– И-и-и-и! – детские лица вертелись вокруг, снова сливаясь воедино – в мальчика и девочку, плечом к плечу, висок к виску.

Дети взмыли в воздух… и ринулись на него. Удар, еще удар! Они налетали снова и снова, врезались в грудь, в живот, в плечи. Митя пытался отмахиваться, но все удары вязли в лунном сиянии. Удар в грудь швырнул его на колодезный сруб. Он едва успел ухватиться за крошащееся под руками дерево. Опять толчок… его перегнуло через край…