Факел (книга рассказов)

Да, Скворцов понравился Зое Павловне — не суетился, не лебезил, и на Зою Павловну смотрел ласково. Нет, не жадно, вот, дескать, так бы тебя сейчас и скушал, что конфетку, но именно ласково. Конечно, женщина ему нравится, но прежде всего он ее уважает. Да, женщина — это женщина, но прежде всего она человек — вот как смотрел Скворцов на Зою Павловну.

И что характерно, никакого торга: мол, тебе все вот это, а мне взамен все другое — ничего этого не было. Да, обходительный мужчина. Скатерть крахмальную постелил, чашки с очень красивыми цветочками поставил, даже показал: видите, вот голубые мечи, это старинный фарфор. Торт где-то раздобыл, шоколадные конфеты. И они хорошо поболтали за чаем. Правда, всего час и посидели. Ну, чтоб не надоесть. Нет, вроде бы женщины проходили мимо дома своего знакомого и забежали на чашку чая. Да, обходительный мужчина, и он понравился Зое Павловне.

О чем она и доложила, когда они спустились этажом ниже, к Зосе. И та обрадовалась, все, подруга, вопрос с твоим жильем можно считать закрытым, идешь за хорошего человека, и сынуля твой пусть живет как хочет, и будь уверена, он еще приползет к тебе, когда внук появится, мамуля дорогая, умоляю, посиди с младенцем. И все, дорогая подруга, и все!

Да, но Зоя Павловна — женщина неожиданная, и она ошарашила подругу Зоею: человек мне этот понравился, а только я за него не пойду. Это все как-то не так. Из-за жилья и все такое, и я не могу. Не сердись, подруга Зося, но я не могу, а также это уж совсем себя не уважать. А также лучше уж я сдохну.

Нет, но какие люди бывают, но какие!

Зоя Павловна сказала это так твердо, что Зося поняла: подруга уперлась, настаивать бесполезно, а лучше, напротив, отскочить. И она отскочила. Но и рассердилась, это конечно. Не обижайся, прошу, подруга, но ты дура, и я этого от тебя не ожидала, сейчас времена другие, они для умных людей, а не для дураков. Для твоего сынули, к примеру, но не для тебя. Только ты не сердись, подруга Зоя.

А через три месяца Зося торжественно объявила, что наш старичок того — тю-тю, вчера отлетел. Вечером заснул и не проснулся. Ты, любимая подруга Зоя, сейчас стала бы полноправной хозяйкой как дорогой квартиры, так и дорогой же обстановки. Да, напоминаю, сейчас время, не обижайся, для умных людей, а не для окаменевших дураков.

И тогда Зоя Павловна неожиданно для себя горько заплакала.

1991

Сыновья

Нет, правда, если в семье все более-менее, не следует дергаться и искать, что получше, в самом деле, человек же не рыбка, чтоб искать, где поглубже.

Нет, правда, нормальная была семья. Андреевы. Муж, жена, двое сыновей.

Но чуть подробнее. Николай работал на авторемонтном заводе и всегда сносно зарабатывал. И руки у него росли в нужном месте. То есть ремонт квартиры, вся техника — да, руки в нужном месте. Помимо рукоприкладства. Чего не было, того не было — всю жизнь обходились без драк. У нас принцип такой — руконеприкладство, объясняла Валя. То есть принципиальная семья. Язык без костей, и это пожалуйста, а руки с костями, и это никак нельзя. То есть даже и дружная была семья.

Правда, у Николая был один недостаток, хотя нет, в силу повсеместного распространения это уж и не недостаток, а, скорее, привычка. Словом, Николай после работы любил засадить бутылочку. Нет, чтоб где-то тайно, или в шалмане, или в темном каком закутке — этого почти не было. Исключительно дома. Причем у него было большое достоинство — он не похмелялся. То есть на работе он почти свеженький голубчик, а вечерком дома с устатку и примет. И надо сказать, Валя долгие годы не возражала: деревцо, если его не поливать, засохнет, и не пьют только памятники, и все такое.

Более того, в первые годы семейной жизни (а поженились они рано, по двадцать им было) Валя и сама могла присоединиться к мужу. Ну, в субботу (праздничный стол, это само собой) или ее выходной. И как это славненько: приготовить что повкуснее да так две-три рюмашки принять, а почему бы малость и не попеть, да, а почему и не попеть, когда душа поет и просится сердце в полет. И так это вопросительно глянуть друг на друга, а не пора ли и в субботние баиньки, поскольку после таких посиделок объятья что-то такое крепче и длительнее.

Да, дружная была семья.

Надо напоминать, что Николай не только выпивал, но и закусывал, роста он высокого, и к сорока пяти годам у него был крепкий загривок, тугой плотный животик, и поскольку ходил Николай как бы набычившись, в нем ощущалась скрытая сила, и всякий человек молча просил — пусть эта сила всегда будет скрытой. Да, коротко стрижен, лоб не сильно больно широкий.

Теперь сыновья. Старший Алексей. Ростом и силой он в отца. Покуда, правда, не успел налиться лишним весом. Сразу после армии пошел по охранному делу. Когда Валю спрашивали, где сын работает, она отвечала — в охранных структурах. А что он охраняет? А, видать, структуры и охраняет. Зарабатывал хорошо: теплое кожаное пальто, кожаная куртка, дорогие сапоги.

Теперь младшенький — Сева. Он тоненький и звонкий. Ну что жердь. Правда, прямая жердь. Он у меня кушает хорошо, я буквально силой все в него вбиваю, а он тощий, что жердь. Учился Сева в каком-то техническом техникуме, видок имел странноватый: хилая-хилая бороденка, волосы схвачены ленточкой в косичку. Да, и круглый год носил белые штаны. Нет, не то чтоб штаны у него одни и они именно белые, нет, штанов, разумеется, было несколько, но носил Сева только белые.

Да, можно спросить, а чего это людей, прямо сказать, не совсем молодых все называют просто Николаем и просто Валей. А черт его знает, почему. Ну, если женщина двадцать пять лет работает на одном и том же месте, не станешь же ты ее ни с того ни с сего Ивановной называть. Ладно.

Да, а жили они всегда сносно. Тут Валя следила: как культурные и передовые люди, так и мы. Начали передовые люди цветные телики покупать — и мы. Завели видик — и мы. Начали стены обклеивать красивой природой — озером, там, красивым лесом, — и мы. Разумеется, все делал Николай, а позже ему начал помогать Алексей. То есть вполне ухоженная квартира, в которой все есть, соответственно, живут в ней вполне передовые люди.

Ну, вообще, не забыть бы про Валю рассказать, ну, вообще. Она же главное лицо во всей этой истории.

Всю жизнь, то есть с двадцати лет, Валя — продавщица в большом гастрономе. Отделы менялись, это понятно, то бакалея, то мясной, то алкогольный, магазин же она не меняла ни разу. Даже когда он перешел от государства к хозяйке.

Надо сразу отметить некоторую странность Вали: хоть всю жизнь она по торговому делу, а улыбчива. Невысокого роста, складненькая, светлые волосы скобочкой и, значит, улыбчивая.

Да, еще странность: туловище ее как бы делилось на две части. Верхняя при ходьбе почти неподвижна, зато нижняя — на работе, в шутку, понятно, называли ее шатунно-кривошипным механизмом — так при ходьбе и пишет. Причем Валя признавалась, это помимо ее воли, почувствует на себе посторонний мужской взгляд, мгновенно включается шатунно-кривошипный механизм.

То есть улыбчивая пухляво-вертлявенькая беляночка. Все!

Нет-нет, может показаться, что она вертихвостка, нет-нет, этого за ней не наблюдалось. Ну, может, по малости, накоротке, если человеку уж очень надо, то чего не сделать ему что-либо приятное. Но вряд ли. Все-таки продавщица самого большого гастронома — человек в городе заметный. Гульнула на стороне — знали бы, пожалуй. Так что когда Валя говорила, я глупостями, помимо мужа, не занимаюсь, оставалось только ей верить.

Но это окружающие. А тут важен взгляд не окружающих, но исключительно законного мужа.