Факел (книга рассказов)

К слову, почему именно так должна расположиться рука, я в точности объяснить не могу, это все приходит опытным путем, тут у меня было две теории: по одной, когда я воздействую на человека, открытая ладонь лучше вбирает силы космоса, по другой, все несколько иначе, я передаю человеку энергию и хочу, чтоб человек выздоровел, следовательно, вливаю добрую энергию, а собственная энергия человека, вернее, энергия болезни, должна вытесняться, и она всего лучше уходит через установленные чашечкой ладони, нет, я в точности все это не могу объяснить, я даже не скажу, когда я воздействую на внутреннюю энергетическую оболочку, а когда на наружную, разницы не ощущаю, нет, правда, я ведь не физик, это же не я открыл закон, когда на голову мне упало яблоко, и это ведь не я доказал, что эм цэ квадрат, все узнается опытным путем, и это так, и я забыл, что эта женщина отчаянно нравится мне, даже глаза закрыл, чтобы всю энергию направить только на дело, да, я отметил, что у нее тонкая и нежная кожа, и шея красивая, но лишь потому отметил, что рукам удобно было расположиться на шее, а тонкая кожа лучше принимает и усваивает мою энергию, и я легкими круговыми движениями пораздражал ее сонные артерии, это надо, это непременно надо, и я спрашивал, вам приятно, ничто не должно раздражать вас, и она отвечала, мне приятно и очень спокойно, и я несколько раз встряхивал руки, чтобы сбросить потенциалы энергии, и слышны были легкие потрескивания, это на больных хорошо действует, особенно их достает, когда я сбрасываю потенциалы в сумерках — это, понятно, осенью и зимой, — и тогда слышен треск и видны фиолетовые искры, а вот и конец сеанса, полностью расслабились и задержали дыхание, ну, на сегодня все, пока порядок, у нас есть контакт, влияние исключительно в положительном аспекте, уверен, все будет хорошо, да, спасибо вам, я и сама чувствую, мне лучше, и денежку отдала, еще раз спасибо, тогда до послезавтра, приходите на десять минут раньше, я снова возьму вас первой, пока энергия не растрачена.

Прием хорош тем, что ты занят делом, забываешь о своих неприятностях, и время пролетает мгновенно, все так, но когда прием кончился, и я снял халат, и малость посидел на кушетке, чтоб перевести дыхание и собрать остатки сил, я внезапным накатом вновь почувствовал, что мне отчаянно нравится эта женщина, Татьяна Андреевна, и ощущал пальцами, какая же у нее нежная и тонкая кожа, и какие у нее красивые плечи, и я вспомнил нежный запах ее духов, и тут же я подсунул себе утешение — да, влюблен в нее безнадежно, но ведь сегодня был только первый сеанс, а впереди еще девять, и сколько еще времени впереди, и мне нравилось, вот как мальчик, дергаться, и волноваться, и ощущать на ладонях, даже спустя несколько часов, нежность ее кожи.

Да, а сеансы шли своим ходом, и она не пропустила ни одного, вы чудеса делаете, доктор, я, как вы приказали, говорю себе перед сном, что буду спать восемь часов, и вы знаете, я подчиняюсь вашему приказу, хорошо сплю, десять дней не глотаю таблеток, ночью не просыпаюсь, потому нет приступов и страха смерти, ни в Бехтереве, ни в клинике неврозов это не удавалось, а вы делаете чудеса, все нормально, Татьяна Андреевна, это не чудеса, а то, что и должно быть.

Да, крутишься на «скорой», вдруг вспоминаешь, завтра сеанс, и ты вновь увидишь Татьяну Андреевну, и приятное тепло заливает тебя. Ладно.

Но все идет, все изменяется, так ведь, и ты не знаешь, сбудутся твои надежды или же никогда, была суббота, а я сутки в пятницу открутился на «скорой», и утром решал сложный вопрос, но сперва случай.

Случай. Пятница, значит, и одиннадцать утра. Женщина встречалась некоторое время с мужчиной, а потом сказала, все, хватит, расстаемся, ну, надоел ты мне, или заколебал, не знаю, не скажу, а только она говорит, расстаемся, так вот женщина стояла на остановке автобуса со своим четырнадцатилетним сыном, а мужчина подошел к ней и вдруг ни с того ни с сего начал тыкать ее шилом, та в крик, а паренек хотел защитить мать, и мужчина ткнул шилом его и попал в глаз, и глаз вытек, мужчину забрала милиция, а парнишку мы отвезли в город в глазную клинику.

И вообще дежурство было боевое, шестнадцать вызовов, из них три дальние ходки в город, и я в субботу утром решал, значит, сложный вопрос, вот как быть, надо поспать, это конечно, но с утра ли завалиться или сперва сходить на пруд и уж потом завалиться, но накатывало жаркое утро, и я пошел на пруд, да, еще в моем детстве все купались и загорали на заливе, но теперь залив так безвозвратно загажен, что в жару город вываливает в парк, к пруду, довольно большому и глубокому, хотя чистому это вряд ли, и все поляны у пруда уже были забиты народом, я искупался и нашел себе клочок травки и плюхнулся на нее, глаза закрыл и сквозь дремоту слышал, как визжат мальчишки, прыгая в воду с тарзанки — веревки, привязанной к сосне, как базарит загорающий люд с владельцами «жигулей», которые приехали с утра пораньше и заняли полянку, на которой люди обычно тыркаются в волейбол, но владельцы не могли уехать, так как уже поддали и опасаются ГАИ, которое в субботу как раз лютует, и я поплыл в дрему, и снова вспомнил случай довольно боевого дежурства.

Случай. Мужчина лет тридцати на кухне выпивал вместе с женой и другом, муж маленько притомился и вздремнул, а жена и друг мужа перешли в комнату, чтобы малость посовокупляться, муж очнулся, вошел в комнату, и то, что он увидел, так ему не понравилось, что он ткнул ножом и жену, и друга, попал и ему, и ей в руки, но удачно попал, ничего серьезного не повредил, но кровь — это конечно, мы приехали, я обработал раны, сразу видно, ножевые ранения, но муж, уже придя в ясное понимание, нож отрицал, и они никуда не поехали, да, а через час вызывают снова: мол, женщина еле дышит, но нет, она не еле дышала, а была очень и очень пьяна и храпела, и муж, друг и присоединившийся к ним отец женщины пошли выпивать далее.

И я, значит, подремал, было жарко, я чувствовал, что спина раскалилась, но не было сил прервать дрему и перевернуться, но вдруг почувствовал внутренний какой-то толчок, я сел рывком на траву и увидел, что из воды выходит Татьяна Андреевна, она очень осторожно ставила ноги, чтоб не наступать на камни, я пошел ей навстречу и замер у нее на пути, и когда она подняла голову, что за нахал встал у нее на пути, неожиданно для себя увидела меня и радостно улыбнулась, уж что она прочитала на моем лице, сказать затрудняюсь, шальную радость, а что еще, тут я сделал два приятных открытия, первое, у нее есть недостаток — при крепких плечах и крепкой же шее маленькие груди, если это, конечно, недостаток, и второе — я впервые увидел, что в глазах ее нет тоски, какая была при первом посещении, значит, выздоравливает, а прошло всего четыре сеанса.

Дальше не очень даже понимаю, что со мной случилось, оглушение — да, отвага — тоже да, а только я правой рукой коснулся ее щеки и шеи, вот именно нежно коснулся, да и как иначе, если я был захлестнул нежностью так, что трудно было дышать, и сердце мое гулко колотилось, она тоже молча смотрела на меня, и на лице ее были удивление и жалость, да-да, именно жалость, ну, удивление, это я понимаю — каким отважным оказался этот лекарь, осмелился ни с того ни с сего коснуться ее, жалость — это тоже понятно, видать, прочитала на моем лице страх, что вот эта женщина сейчас шуганет меня, да, на лице ее были удивление и жалость, но не отстранилась, лишь молча смотрела на меня, и тогда внезапно сказал, люблю вас, Татьяна Андреевна, и руками развел, мол, пруд и люди кругом, я бы хотел встретиться с вами не случайно и в иных условиях, а вам это нужно, спросила, да, мне очень нужно, мне даже необходимо, поверьте, а вам? Тут она удивленно посмотрела на меня, не знаю, нужно мне это или нет, пожалуй, не нужно, даже точно — не нужно, а мне необходимо, иначе мне будет очень плохо, хорошо, я подумаю, в понедельник сеанс, и я скажу, да или нет.

Воскресенье было днем свидания с моим единственным сыном Севой, нет, не все воскресенье, а от завтрака до обеда, четыре часа, и, как всегда, Света спустила ко мне Севу, я, как всегда, ждал внизу у подъезда, ровно в два она здесь же встретит нас, наверх, в квартиру я не поднимался, почему — дело второе, я прижал к своему боку Севу, короткие выгоревшие волосы, облупленный нос, торчащие в стороны уши, я чувствовал, что он рад мне, и еще бы, полдня полной воли, что попросит, папа все исполнит, ну да, редкие свидания, в два, напомнила Света, и мы ушли.

Куда, спросил я, а куда, не мог принять решения Сева, да, а жара за одну ночь спала, подул ветерок и по небу пошли рваные облака, а в парк, говорю, там качели, карусели, мороженое, а можно и на пруд сходить, нет, в парк, сказал он решительно, там качели, карусели и мороженое, а можно, чтоб мороженое — разное, можно, можно, и, весело болтая, мы пошли в парк.

Играла музыка, плыли по небу облака, крутилась карусель, взлетали качели, но начали, и это понятно, с мороженого, а потом все было просто, Сева крутился на карусели, а я сидел на лавочке и следил, когда он проплывет мимо меня, чтоб помахать ему, потому что уж Сева махал как мог, и шапочкой, и двумя руками, еще он приставлял руки к губам и носу дудкой и чайником, а когда карусель останавливалась, я подходил к Севе, жал ему руку, поздравлял с успешным прохождением космических испытаний, шел в кассу за билетом, брал мороженое, какое скомандует сын, и мы переходили к следующему номеру нашей программы.

И покуда я сидел на скамейке, я все время помнил вот о чем.

Первое — моя семейная жизнь, она не завязалась, а почему, даже и не скажу вот так сразу, да, а почему? Я был простой фельдшер «скорой помощи» — вот почему, когда Света пришла к нам на практику, я уже пять лет после армии работал и, напомню, считался сильным фельдшером, и мне поручили быть ее наставником, дядькой, как сказала наша заведующая, и я в самом деле помогал, ну, учил, как пользоваться электрокардиографом, как укладывать сумку и все такое, и тогда Свете хватало, что я простой, зато сильный фельдшер, и мы ездили на концерты рок-музыки и в театры и почти не предохранялись, значит, допускали возможность семейной жизни, и в самом деле поженились, когда выяснилось, что в девятнадцать и, соответственно, в двадцать шесть лет предохраняться все-таки надо, мы и поженились, опускаю подробности, как-то: делать — не делать, ни в коем случае, первая беременность, опускаю также подробности свадьбы, остановлюсь на месте жительства.