Факел (книга рассказов)

Он очень старенький? Очень — семьдесят восемь. Но он иной раз и раззудиться может? Не хотелось бы. Да что ты, что ты — семьдесят же восемь. Да, но в газете читала, старец горный в девяносто женился и успел сколько-то детей наделать. Так это же старец горный, там, в горах, небось, другой воздух и другая еда. Это понятно, успокоилась Зоя Павловна.

Зося ведь почему предложила этот вариант? Она знала семейный расклад подруги. Тут так. У Зои Павловны сын Коля. Нормальный вроде был паренек. Ну, покрикивал на мать, но это они все покрикивают, когда у них характер вырабатывается. Школу нормально кончил и даже пытался в институт прорваться. Но не вышло, и он сразу загудел в армию. Как Зоя Павловна два года переживала за сына, это уж чего говорить. А вернулся — ничего делать не хочет. Вот ему бы лежать и музыку слушать, и ничего больше не надо. А когда музыка гремит, то отдыха никакого, это понятно Скажешь, сделай тише, он как глянет зло, а пошла ты, сквозь зубы пустит, нет, нечего на человека зря грешить, только — а пошла ты, без конкретных уточнений.

Полгода просидел на материнской шее, а потом начал деньги зарабатывать. Сколько-то отдавал матери, но главным образом все шло на тряпки. Да тряпки дорогие приплывали: пиджак кожаный, пальто дутое, варенки иностранные, все такое. А где ты деньги берешь? А вот это, маманя, мое дело, не ворую, успокойся. Но какие тайны в маленьком городе? И Зоя Павловна знала, чем занимается ее сынуля. То он вечерами водку толкал, то перепродавал новые вещи. Все знают, к примеру, что в «Каблуке» такого-то числа будут иностранные сапоги, ну, придурки списки составляют, торчат у магазина ночами, а пареньки приходят к открытию, устраивают толкотню, рвут списки и первыми влетают в магазин. Оно и понятно, у них сила и молодой нахрап. Как говорится, с боем взяли город Брест, город весь прошли. Нахапают товар и перепродают. Сынуля за час сделает столько, сколько маманя получает за месяц. Будешь ты любить такого сынулю? Все равно, понятно, будешь, если он твой сынуля. А уважать будешь? Это уж извините. Но ты, конечно, станешь его учить уму-разуму и воспитывать. А он будет тебя слушать? Вот это едва ли. Ты ему — спекулянт, мафия, подонок, мать позоришь. А он тебе добродушно, а заткнись ты, дура, и все разговоры.

Беда? Конечно. Ты на него жизнь положила, а что в ответ получается? Жизнь вроде того что зря прожила — вот что в ответ получается.

Вот при таком раскладе жизни и предложила Зося своей подруге выйти замуж за богатого пенсионера Скворцова. Что получается, дорогая подруга? Всем хорошо — вот что. Ему есть чем платить, и со временем все: квартира, обстановка, сбережения — будет твоим. Ты готовишь, а если старичок заболеет, будешь ухаживать за ним. Ты знаешь, ради чего терпишь. А терпишь ты, дорогая подруга Зоя, ради собственной старости. Или как, Зайчик, мы будем становиться все моложе и моложе? Или как, Зайчик? Ты не сердись, подруга, но ведь твой охламон со свету тебя сживет, но только ты не сердись, прошу.

Обидно это слушать? Обидно. Даже если это правда? Все равно обидно. Хотя это и правда.

Но Зоя Павловна отказалась. Зося, дорогая моя подруга, любимая, вернее, моя подруга, я, видать, не готова к новому браку. Не могу я продать себя старичку. Даже и за двухкомнатную квартиру. Стыдно будет, пойми, перед людьми. Но видя, что Зося обижается, видишь, какая она гордая, Зоя Павловна, все выходят замуж по расчету и ничего, а эта продавать себя не хочет, какая гордая, Зоя Павловна выбросила козырного туза: понимаешь, Зося, так его хоть я держу (она имела в виду сынулю), хоть пристыжу, а уйду я к старичку, он совсем с цепи сорвется. Гляди, Зайчик, а женится твой завтра, что делать будешь? У тебя двухкомнатная или у тебя дом с хоромами? Но нет, не могу, может, когда женится и пойдут дети, он работать захочет. Нет, не могу. А старичка поблагодари. Но не могу. И объясни.

А Зося словно бы долго по вечерам в воду глядела. В тот день пришла Зоя Павловна домой, а там деваха. Нет, молодая, красивая, но ведь же деваха. Такие у сынули бывали и раньше, приходили вечером, но утром все же испарялись. А эта пришла с вещами и, судя по всему, расположилась надолго. Сынуля так и объяснил, теперь она будет жить у нас. Нет, он не разрешение у матери спрашивал, он объяснил, она теперь будет жить у нас. Но успокойся, без всяких глупостей — без загса. Да, именно что деваха.

И стала жить.

Да как! Ничего не делала. Обычно валяются до обеда, а если сынуля уходит на заработок, она валяется одна. Да, деваха. Она откуда-то из провинции приехала поступать в институт, она непременно хотела стать учительницей, но ей указали, какая ты к черту учительница и кыш отсюда. Но она не хотела возвращаться в провинцию, она, видишь, настырной оказалась, она обязательно хочет стать учительницей и будет ходить на подготовительные курсы. А покуда где-нибудь покантуется. Хоть бы и у друга. Но какая из тебя, так-то разобраться, учительница, если в восемнадцать лет ты без регистрации живешь у друга. Ты — деваха и никто более.

Нет, в открытую наглость не показывала. Она вроде стесняется Зою Павловну и когда говорит, глазки все в пол роняет — вот какая она у нас стеснительная. А сынуля перед ней так и стелился. На мать прицыкнуть — это пожалуйста, на свою бездельницу — о, нет. Зоя Павловна так понимала, что он бы, пожалуй, и расписался, но деваха не хотела. Год пожить — это да, а на всю жизнь — о, нет.

А вечером к сынуле слетаются гаврики. Нет, они пили как раз мало, они курили и музыку слушали. Понятно, от их музыки весь дом звенит. И не стало житься Зое Павловне. Ты будешь терпеть эти безобразия? Не будешь. Ну, если ты хозяйка, если музыка гремит, а сынуля тебя не уважает? Нет, не будешь ты терпеть, а станешь делать замечания ему и его девахе, ты станешь шугать его друзей. Да, но тогда ссоры и никакого житья.

К тому же ты девахе не сделай замечание — она сразу жаловаться своему дружку, будем прямо говорить, сожителю. А тот к матери — не тронь ее, она молодая, со временем всему научиться. Мы тебя не трогаем? Не трогаем. Мы в твою жизнь не лезем? Не лезем. На твоей шее не сидим? Не сидим (что правда, себя и деваху он тянул самостоятельно). Вот и не возникай.

А то как-то говорит зло: заколебала ты меня, маманя, еще раз ее тронешь, пеняй на себя. Да так зло и сквозь зубы, что Зоя Павловна поняла: он свою деваху в обиду не даст. И случись ему выбирать, маманя или деваха, он выберет деваху. Однозначно!

Обидно? Не то слово — жить невозможно. И можно сказать, женщина от всего этого просто доходила. Ну, вот хоть топись! И однажды она расплакалась на свою жизнь подруге Зосе, и та сказала, не будь ты дурой, любимая моя подруга, и уходи ты от своего гопника и мафиози к пенсионеру Скворцову, и Зоя Павловна неожиданно согласилась.

Она так посчитала: чем в своем доме мешать родному сынуле, станет она жить у чужого старика, который за это будет ее уважать. К тому же и о будущем надо подумать. Скворцов на тридцать шесть лет старше, да и, по статистике, мужчины на восемь-десять лет живут меньше, и как ни крути, а Зоя Павловна надолго переживет своего нового мужа и на старости лет будет иметь нормальное жилье. И ручки не отвалятся ради будущего поухаживать за пенсионером. А сговаривайся, подруга Зося, и пойдем на смотрины. Я согласна!

В назначенный день они пошли к старичку Скворцову. И неожиданно он понравился Зое Павловне. Он оказался не старичком, но пожилым и крепким покуда мужчиной. Бритый череп, гладкое и свежее еще лицо, с розовым даже румянцем на щеках, и дорогим одеколоном попахивает. Нет, стариковское просо на висках и на руках, конечно, высыпано, но тугой и вполне сохранный мужчина. Рубашка белейшая, красивый галстук и, значит, легкий запах дорогого одеколона. И волнуется, что приятно. Как же, в гости пришли женщины, вот он и волнуется, что, значит, приятно.

Да, а какая квартира! Там кухня метров на четырнадцать и две комнаты метров по двадцать каждая, да изолированные, что характерно. А какая обстановка! Ну, цветной телик, это само собой. Мебель старинная, и сразу видно, что дорогая. А какая огромная горка, там всякая посуда, хрусталь, статуйки маленькие.

А одна комната, как музей, вся завешана картинами. И хозяин женщин не торопил, но дал в обалделом молчании рассмотреть картины. Зося, чтоб показать, что она в красивой жизни кумекает, рассказала, что у нее на работе одна женщина тоже картины собирает — она вырезает их из «Огонька», берет в рамку и покрывает лаком, и это тоже красиво. Скворцов скромно заметил, что у него подлинники, он всю жизнь собирал картинки с русским пейзажем, вот, видите, зима, и вот еще зима, а вот пруд с лилиями, но это все он покупал давно, когда ему было по силам, сейчас нет, это ему не по силам, да он, честно говоря, даже не представляет, кому это по силам.