Fallin

— Да, — Кэролайн села на диван и тупо уставилась на загроможденную гостиную, — это значит, что у него кто-то появился. Это конец.

Она зарылась пальцами в свои волосы.

— Что же мне делать? — опустошенно сказала она.

— Ничего себе! Это твое? — Кэролайн подняла взгляд на Бонни. Ведьма стояла около большого черного ящика. Кэролайн узнала в нем свою шкатулку с драгоценностями. Подруга ошарашенно смотрела на роскошное бриллиантовое колье, которое Клаус подарил ей в тот день, когда уехал в Мистик Фоллс. Как оказалось, он уехал, чтобы пытать Деймона. Он хотел отомстить за нее.

Кэролайн улыбнулась при этой мысли и прошлась своими длинными пальцами по драгоценным камням.

— Да. Это мое.

— Вау, это все тебе подарил Клаус? — Бонни и Елена восхищенно смотрели на драгоценности.

Кэролайн смотрела на все эти вещи и невольно вспоминала события, с которыми они связаны.

Вот платье от Дольче Габбана глубокого винного цвета. Оно было куплено в первый день ее пребывания в Новом Орлеане. Ему тогда не понравилось платье, в которое она была одета, и он заставил ее переодеться.

« — Оденьте ее. Прилично.

Клаус указал на Кэролайн. Фраза была сказана таким не допускающим возражений тоном, что продавец опешил.

Костяшками пальцев он медленно провел по ее позвоночнику от лопаток до низа молнии и задержался у самого ее основания. Это было немного выше ее талии. Она почувствовала его пальцы на теле и вздрогнула, но тут же попыталась взять себя в руки. Он медленно начал поднимать молнию вверх и в то же время следил за ее лицом в зеркале. Она оставалась безразличной, но он ощутил, как дрогнули ее лопатки при контакте с его пальцами, и поэтому он задержался там немного дольше. Застегнув молнию до конца, он положил обе руки на ее талию и наклонился к ее уху:

— Это подходит. Собирайся. »

Кэролайн хмыкнула. Знала ли она тогда, чем все это для них обернется. Вряд ли.

А вот первый наряд, который он собственноручно снял с нее после вечеринки Ребекки. Даже сейчас по коже пробегали мурашки. Как будто это было вчера. Она не могла забыть ощущение его длинных, ухоженных пальцев у себя на коже.

« — Я хочу, чтобы было быстро и жестко! — Кэролайн требовательно сжала свои внутренние стенки. Он наклонился и неторопливо лизнул ее набухший сосок. Его голос был тихим и требующим беспрекословного подчинения.

— Я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда. Здесь я решаю, как и что будет! — и с этими словами он медленно двинулся в ней. У Кэролайн закатились глаза. То, насколько он был глубоко в ней, в сочетании с его властным голосом делали с ней невообразимые вещи. »

Ей нравилось, когда он командовал, и нравилось, что он всегда заставлял ее чувствовать себя беспомощной против него.

Кэролайн медленно выпрямилась. Какого, спрашивается, черта! Ну уж нет! Она не собирается просто так дать ему забыть про нее. Он выслушает ее. Этот безмозглый, первородный дурак. Кэролайн Форбс руки не опускает и она не собирается сидеть и, как маленькая дурочка, плакать над этими вещами!

Она медленно взяла из шкатулки брошь в виде птицы. Ее подарок на день рождения.

— Ну ладно, — зловеще сказала она и мигом ринулась к себе в спальню, крепко сжимая птицу в руках.

— Кэр, ты куда? — Елена и Бонни побежали за ней.

— Еду в Новый Орлеан! Черта с два он отделается просто так! — безапелляционно сказала она. Кэролайн критично осмотрела свой гардероб и, не найдя ничего приличного по ее мнению, вихрем рванула в гостиную.

— Ты должна позвонить нам сразу же, ты поняла? — Елена крепко обняла ее. — Если что, мы заберем тебя.

— Можешь передать ему, что если он обидит тебя, — Бонни крепко обняла ее, — я превращу его в жабу.

Кэролайн благодарно улыбнулась подруге.

— Вряд ли у тебя это получится, Бон-Бон.

Но Бонни упрямо покачала головой.

— Так и передай ему!

***

Качая головой, Кэролайн почувствовала, как ее сердце начало биться в бешеном ритме, когда она открывала калитку, ведущую к кладбищу. Это была ее последняя остановка, перед тем как она уедет. Ей нужно было попрощаться кое с кем.

« — Ты ошибаешься, малышка. Когда ты их включишь обратно, ты пожалеешь обо всех своих «трезво» обдуманных поступках. Поверь мне. »

И она жалела. Он всегда был прав, даже если иногда она не хотела это признавать.

Место последнего упокоения Лиз Форбс находилось в красивом, отдаленном уголке кладбища. Свежие цветы разных форм и цветов украшали могилу, создавая ей почти веселый вид, и Кэролайн улыбнулась, одновременно смахивая слезы. Постепенно она подняла взгляд от прекрасных маленьких цветов к простому надгробию, которое она сама с таким усердием когда-то выбирала. За все то время, что она находилась в Мистик Фоллс, это было ее первое посещение могилы матери. Она никак не решалась прийти сюда, откладывая это на потом. Ей было стыдно сделать это после всего, что она натворила. Но теперь она могла. Она могла попросить прощения.

В память о Элизабет Форбс

Любящей матери

Верного друга

Преданного гражданина

— Привет, мамочка, — прошептала Кэролайн, опускаясь на колени перед надгробием. — Ну как ты тут?

Не потрудившись вытереть слезы, она смотрела на имя ее мамы, высеченное на камне, и она плакала и плакала. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она выплакала все свои слезы. Час, два часа, но солнце почти зашло за горизонт, когда она поднялась с колен и положила перед камнем букет цветов, который купила заранее.

— Привет, мам, — пробормотала она с робостью маленького ребенка. — Извини, что я так много плакала, но я должна была сделать это семь лет назад. Ну как ты там? Господи, какой же глупый вопрос. Наверное, ты веселишься. Хотя я давала тебе мало поводов для этого последние семь лет.

Она вдохнула и продолжила, говоря дрожащим голосом:

— Я просто перейду сразу к делу, ладно? — Кэролайн опять захотелось зарыдать, но она сдержала слезы. — То, что я сделала, непростительно. Я отказалась от тебя, как только ты закрыла свои глаза, и я не оплакала тебя как следует, и совсем не следила за твоей могилой, и продала наш дом, и уехала бог знает куда, бросив тебя одну… И я прошу у тебя прощения за это. Я убежала, чтобы превратиться в монстра. И… ирония заключается в том, что из всех существующих монстров меня смог вернуть самый ужасный из них.

Она рассказывала Лиз о шести годах без чувств. О городах, в которых побывала, обо всем, что делала. Без утайки. Хотя она не сомневалась, что ее мать видела каждый ужасный поступок, который она совершила за эти годы.

— Ты знаешь, мам, однажды я хотела их включить. Я стояла на вершине Эйфелевой башни, ела лучшее в мире пирожное, смотрела на ночной Париж и на людей внизу, которые так беззаботно смеялись, и пыталась… Я пыталась и не смогла. Я чувствовала переключатель, нащупала этот рычаг, оставалось лишь нажать и все… но я не смогла. Только теперь я начинаю понимать, почему не сделала этого тогда. Из-за твоих слов, мам. Я помню, ты всегда говорила мне, чтобы я была сама собой. Не притворялась и была открытой и честной, прежде всего по поводу того, что я хочу. Тогда я не знала, кто я и чего хочу. А теперь знаю. Я точно знаю, что уже никогда не буду прежней. Я чувствую это. Я смеюсь, веселюсь и вроде бы я все такая же, но это не я. Я стала другой. Все здесь для меня чужое, за этот год у меня появилось место, которое смогло заменить мне дом…