Фанатка голого короля
Шрифт:
– Мама, я здоров, – попытался отбиться от нее Константин.
– Нельзя оставлять без внимания головную боль, – назидательно произнесла родительница, разматывая манжету.
– Не спорь, пожалуйста, – пробормотала я.
Костик протянул руку.
– Готов!
Из кухни донеслось сердитое шипение. Фокина ринулась на кухню.
– Боже! Паровая запеканка! Вилочка, померь ему давление.
Я подошла к Косте и спросила:
– У тебя новый одеколон?
– Вчера купил, – похвастался он. – Нравится?
Я чихнула.
– Немного тяжеловат для лета. Или ты слишком много на себя налил.
– Пшикнулся один раз.
– Для зимы он прекрасен, – утешила я его, – оставь флакон до наступления холодов.
– Не успею принять душ, – занервничал Костя, – буду напоминать освежитель для туалета.
Я его успокоила.
– Вовсе нет. Издалека запах приятный. Надеюсь, никто, кроме меня, не приблизится к тебе вплотную. Вообще-то я не ревнива, но…
Костя хотел поцеловать меня, но тут Аллочка крикнула из кухни:
– Какое давление?
Я ткнула пальцем в большую кнопку.
Аппарат не зашумел, однако на экране высветились цифры 90:60.
– Он сломан, – сказал Костик, – у меня всегда стабильные сто двадцать на восемьдесят, а он показывает давление мертвой мыши.
– Может, батарейка села? – нахмурилась я.
– Ох, дети! Ничего-то вам поручить нельзя, – укорила нас Алла, возвращаясь в столовую. – Вилочка, ты нажала на клавишу, которая показывает последний результат. Очень умный прибор. Допустим, я вечером воспользовалась тонометром и не записала цифры. Многие забывают занести их на бумажку. И что? Как мне утром понять, повысилось ли давление по сравнению со вчерашним днем? А вот так! Нажимаю на «меню» и сразу вижу, какое было в прошлый раз. Хочется от души поблагодарить японцев за заботу о людях, прекрасные тонометры производят в Стране восходящего солнца.
– И крем чудесный, – сказала я, – прямо-таки волшебный.
Фокина обрадовалась.
– Говорила же тебе, средство потрясающее. Через пару дней мой приятель Семен Брунин, переводчик с японского, улетает в Токио, попрошу его привезти побольше баночек с кремом. Я против пластических операций, никогда не отправлюсь на уколы красоты. Ботокс страшный яд, а то, что используют сейчас в качестве витаминных уколов для кожи, жуткая химия. Даже под страхом смерти не подпущу к своему лицу косметолога. Надо уметь стареть. Можно делать маски из яйца с маслом, из творога, банана с медом. Но главное – здоровый образ жизни. Тогда тебе не понадобится ни скальпель, ни лазеры, ни все остальное. Вот этот крем можно. Я верю японцам! Так, давление! Смотри, Вилочка, чтобы его измерить, надо нажать на синюю пупочку. Опля!
Аллочка прикоснулась к другой кнопке, послышалось мерное гудение.
– Ну, как я и говорил, сто двадцать на восемьдесят, – огласил Костя по окончании процедуры. – Я собака Белка, готов к запуску в космос. Мама, от меня сильно пахнет парфюмом?
– Ничего не чувствую, – ответила Алла. – Кстати, мой тебе совет, не пользуйся лосьонами. Почитай, что на упаковках написано. Там же сплошная химия! Не убивай себя.
– Мамуля, ты, похоже, замыслила лишить жизни Вилку, – трагически прошептал Костя. – Подарила ей крем для лица волшебного действия, а в его составе небось страшные звери гормоны.
Я прикусила губу. Нехорошо, если я сейчас рассмеюсь.
Аллочка всплеснула руками.
– Константин! Средство японское! Оно безвредное! Я уверена! Вилочка, ты же понимаешь, что Костя шутит?
– Конечно, – закивала я. – И еще раз огромное спасибо за крем, он меня радикально
омолодил.– В твоем юном возрасте речи ни о каком омоложении быть не может, – возразила Аллочка. – Пойду верну тонометр в спальню Ляли.
– Как Галя? – спросила я.
– Спит, – прозвучало в ответ. – Ляля велела не будить ее, пусть хоть до обеда отдохнет.
Мать Коли Иншакова согласилась встретиться со мной на работе. Мы прошли в полупустой буфет офисного здания, сели за столик в самом неприметном углу, и женщина начала беседу:
– Вас зовут Виола Тараканова? Я не перепутала?
– Да, Ксения Петровна, – ответила я.
– А отчество?
– Оно слишком трудное, Ленинидовна, – улыбнулась я, – обойдемся без него.
– Хорошо, тогда я просто Ксения, – кивнула она.
Я кивнула в ответ. Повисла пауза.
– Говорите, – прервала молчание Ксения, – я давно смирилась со смертью сына и потеряла надежду на то, что преступника накажут. Убийцу не нашли. И вряд ли найдут. Неужели дело снова открыли?
– Если расскажете мне подробно о Коле, оно, вероятно, сдвинется с мертвой точки, – пробормотала я.
– О покойных плохо не говорят, – с деланым спокойствием произнесла Ксения, – но о Коле ни при каких условиях дурного никто не скажет. Учился он на «отлично», не курил, с плохими компаниями не связывался. Друзей у сына не имелось, но не потому, что он был плохим человеком. Колечка скучал в компании одногодков, у него с ними не находилось общих интересов, моего мальчика тянуло к взрослым, его волновали не детские проблемы, а экология планеты, охрана вымирающих видов животных. Николаша много читал, любил театр, классическую музыку. Конечно, мы его правильно воспитывали, ничего для него не жалели. Продали четырехкомнатную квартиру, переехали в двушку…
Иншакова осеклась.
– Зачем понадобилось менять жилплощадь? – тут же спросила я.
В глазах собеседницы мелькнул испуг.
– Ну… из-за денег. Для Коли. Понимаете, он был невероятно талантлив, ему прочили карьеру большого ученого. Все профессора, читавшие работы Коли, в один голос твердили: ребенок – уникум. За годы обучения в школе он не получил ни одной четверки, перед ним расстилалась широкая прямая дорога: золотая медаль, университет, защита диссертаций. А из-за одного негодяя…
Ксения опустила голову.
– Простите, но я не поняла, по какой причине вы расстались с элитной жилплощадью, – повторила я вопрос.
Иншакова вцепилась пальцами в край столика.
– Хотели отправить Коленьку обучаться в вуз.
– Мальчик шел на золотую медаль, его бы с радостью принял любой университет России, – возразила я.
Шея Ксении покрылась красными пятнами.
– Андрей, мой покойный муж, мечтал об Оксфорде, а это дорого.
– Ясно… – протянула я.
Иншакова с шумом выдохнула и сгорбилась.
– Зря я про квартиру упомянула. Но понимаете, я постоянно задаю себе вопрос: может, Колю убили из-за моего глупого поведения? А потом начинаю себя успокаивать, уговаривать. Ведь ничего дурного я не совершила, ради мальчика все делала. Вот, квартиру без размышлений с молотка пустила…
Меня охватила жалость.
– Вы ни в чем не виноваты.
Ксения навалилась на стол.
– Мы запрещали Коле употреблять сладкое, оно вредно. Андрюша беспокоился о здоровье сына, и я по его просьбе по несколько часов в день у плиты стояла, готовила особую еду.