Фанфик Четверо лучших

Собрав всё мужество, я поднял голову.

— Прости меня. Мы только прочитали заклинание вслух. Я не знал, что так получится. Никто из нас не держал палочку в этот момент.

Отец кивнул, и я понял, что готов разреветься от облегчения.

— Да, вы действительно не могли знать. И никто не мог. А потом анимагическая форма взяла верх над разумом. В первое превращение нельзя пребывать в ней больше пяти минут.

Нужно учиться называть вещи своими именами. Даже при Поттере.

— Я прощён?

Отец улыбнулся.

— Не за что прощать.

— А как прошло…

— Все живы. Только Руди немного пострадал. Его… гм… чуть не съели.

Я не успел задать следующий вопрос: отец полез за пазуху и вытащил футляр.

— Твоя палочка, Драко.

С благоговением я открыл футляр, вытащил новую палочку, и она задрожала в моей руке. Я почувствовал, как улыбка появляется сама собой.

— Спасибо, отец…

— Да не меня благодари, а мисс Грейнджер, — был ответ. — Которая не побоялась встретить меня в Косом переулке, прекрасно зная, кем я туда явлюсь, и ещё и успела подобрать тебе палочку.

Я посмотрел на Поттера, а он на меня.

— Мир прекрасен, — изрёк я. — Даже по человеческим меркам.

52. СС. Беззащитность

— Клади его сюда, — велел я Макнейру, с любопытством осматриваясь. Комната Руди, выделенная ему в Малфой-Мэноре, могла бы многое рассказать о своём владельце — большей частью правду, и не всегда приятную. Книги на полках хранились в ужасающем беспорядке, да и вообще было удивительно, откуда Лестрейндж их натаскал. Постель была не заправлена, и покрывало вместе с простынёй комом сбилось в изножье. В распахнутое окно доносились запахи георгинов — клумба была прямо под окном. На столе вместо ожидаемой недопитой бутылки чего-нибудь крепкого громоздились чашки из-под кофе и чая и были свалены скомканные конфетные фантики. А ещё — книги и свитки, исчерканные торопливым почерком, размашистым и нервным, как всё, что Руди делал в своей жизни.

Я обернулся. Макнейр уже уложил пострадавшего на кровать и теперь стоял, ожидая моих распоряжений. Рабастан замер в дверях, палочка так и мелькала в его руках: он крутил её, не в силах успокоиться.

— Не дёргайся, — сказал я. — Это просто обморок.

— Делай что-нибудь, — процедил он. Я щёлкнул пальцами, и передо мной появилась эльфийка, которой Люциус велел являться на мой зов.

— Принеси из лаборатории зелья номер восемьдесят пять и шестнадцать.

Через секунду зелья возникли на столе среди завалов фантиков и пергаментов.

Взяв флакон с Восстанавливающим, я шагнул к кровати. Рудольфус лежал там, по-прежнему бледный, осунувшийся, в помятом камзоле и растерявших крахмальную хрусткость кружевах. Я расстегнул ему пуговицы и брючный ремень, стащил и отбросил мешающую манишку — и какого дракла ему нужно так модничать, всё равно все свои?..

— Придержи ему голову, — буркнул я бывшему палачу, и снова медные пряди заскользили между толстых загрубевших пальцев. Рабастан подошёл и встал у меня за спиной, глядя, как я вливаю зелье Руди в горло и тот рефлекторно глотает.

— Баст, сядь! — рыкнул я. Тот послушался, убрал со стула валяющуюся на нём рубашку и сел, закинув её в полураскрытый шкаф.

Рудольфус закашлялся, но не очнулся. Я взял второе зелье, когда в дверь заглянула Алекто.

— Там народ волнуется, — сказала она в своём обычном бесцеремонном тоне. — Как он?

— Передай, что жить будет, — сообщил я, не соизволив повернуться к нахалке. — Если меня не будут отвлекать.

Но она всё мялась на пороге.

— Снейп, он встанет к вечеру?

—Мордред! — сказал я. Совершенно забыл, что вечером аудиенция у Лорда, на которой мы должны будем отчитаться о проделанной… гм… работе. Впрочем, Руди же лучше, если он на неё не попадёт.

— Не знаю! — рявкнул я. — Где фолиант?

— Долохов отдал Лорду, и он сейчас заперся с ним в кабинете.

— Кыш отсюда, — спокойно сказал Макнейр, верно сообразив, что всю необходимую информацию я уже получил. Дверь закрылась. Я влил в Руди второе зелье и повернулся к Рабастану.

— Вот что, — старший брат, видимо, приготовился к худшему. — Опасности для жизни нет, но колдовать ему пока что нельзя. Проследишь за этим.

Лестрейндж кивнул и вытянул палочку у брата из рукава.

— Верное решение, если оно касается человека, у которого шило в одном месте, — одобрил я. Только что до меня дошло, что Беллатриса даже не зашла проведать деверя. — Теперь все вон отсюда, я сам с ним посижу.

Рабастан неуверенно поднялся:

— Снейп, может, я?

Я смерил его изничтожающим взглядом.

— Я буду считать его пульс и ритм дыхания, чтобы рассчитать дозу и компоненты зелья. Если хочешь, чтобы я сбился, — пожалуйста.

Он побледнел и кивнул. Для виду я наколдовал большой секундомер и жестом указал на дверь.

— Никого не пускать. Когда понадобится, я сам выйду. Он должен очнуться максимум часа через полтора.

Макнейр вышел за Рабастаном, чуть помедлив. Он как будто хотел что-то сказать, но сдержался. Первым делом я наложил на дверь Заглушающее и Запирающее, потом вызвал ту же эльфийку.

— Зелье номер девятнадцать из лаборатории, — сухо приказал я. На столе возник высокий гранёный флакон, доверху наполненный прозрачной жидкостью. Я протянул руку и взял его, неотрывно глядя на острый профиль Рудольфуса, на его приоткрытые губы. За окном, нервируя ещё больше, надрывалась какая-то синица. Я успокоил себя тем, что младший Лестрейндж ещё хуже покойного Блэка, что ничего плохого я ему не сделаю, что это нужно для победы… Отбросив размышления, я опёрся коленом о кровать, отвинтил крышку флакона. Рука не дрогнула, и ровно три капли упали на бледно-розовый язык. Подождав, пока Руди проглотит их вместе со слюной, я вытащил палочку.

— Энервейт!

Серые глаза приоткрылись, с недоумением глядя на меня.

— Как тебя зовут? Говори! — потребовал я.

— Рудольфус Сигурд Лестрейндж, — прозвучал бесцветный ответ, но в глазах уже зарождалось понимание.

— Как ты себя чувствуешь? — продолжал я.

— Плохо, — прошелестел Руди. — Не больно. Тянет как-то вот здесь, — рука поднялась с явным усилием и упала прямо на солнечное сплетение, где у всех волшебников концентрировалась магическая сила.

— Что сделало с тобой это чудовище, которое схватило тебя?

— Оно как бы… проникло в меня… сквозь меня… и стало плохо… как дементор… похоже… — Руди говорил с усилием, едва шевеля губами. Возможно, ему на самом деле было так тошно, а, может быть, его добило осознание происходящего.

Я присел на его кровать и помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. Внутри отчаянно копошилось что-то, отдалённо напоминающее совесть.

— Не бойся, я не сделаю ничего плохого, — вылетела из моего рта банальная фраза, которая, как ни странно подействовала. Лестрейндж открыл глаза шире, но Веритасерум не давал ему сказать что-нибудь, полностью подавляя волю.