Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Фантасмагория и другие стихотворения
Шрифт:
Вам нрав насекомых прибрежных знаком? Нет? Тот, кто не слишком проворен, Узнает немедленно, взявши внаем Жилье подешевле у моря. Вы любите кофе с приморским песком, А в чае соленую горечь? И яйца по вкусу вам с рыбьим душком? Выходит, вы выбрали море. И если тех лакомств изведав сполна, Вы в лес не запроситесь вскоре, Пусть мочит вам ноги морская волна. Вам рекомендовано море. Люблю я на море живущих друзей, И я у них тоже в фаворе, Но в обществе их удивляюсь сильней, Как может нравиться море. За ними на скалы, ленив и устал, Я лезу, забыв об опоре. И что же я слышу, сорвавшись со скал? Как восхитительно море! И чувствую я, что смеялись друзья В чрезмерном каком-то задоре, Как только соскальзывал в лужицы я, Те, что оставило море. Перевод М. Матвеева

Рыцарь

попоны

А у меня есть добрый коник А зависти — ни йоты, Ко всем, кто хлещет по попоне, А нос их в каплях пота, Зачем же так колотят пони, Коняшку из капота! Мое седло… — Со стременами? — Спросили вы, — для пят? Нельзя мне ездить в этом сраме — Коняшки не простят. Ведь стремя для баранов, сами — Не лучше вы ягнят. А у меня есть удила — Изысканны, прекрасны, Но не пригодны для осла, Спешащего к Парнасу! Они коням дают крыла — То удила Пегаса. Перевод С. Головой

Гайавата фотографирует

[В век подделок не имею я претензий на заслуги за попытку сделать то, что всем известно и несложно. Ведь любой в известной мере чуткий к ритму литератор сочинять часами мог бы в легком трепетном размере славных строк о Гайавате. Посему не стоит, право, обращать свое вниманье к форме маленькой поэмы, к заключенным в ней созвучьям — пусть читатель беспристрастный судит непредубежденно только поднятую тему.]

С плеч могучих Гайавата Фотокамеру из бука, Полированного бука Снял и сей же час составил; Упакована в футляре, Плотно камера лежала, Но раздвинул он шарниры, Сдвинул стержни и шарниры Так, что ромбы и квадраты Получились, словно в книгах, Книгах мудрого Евклида. На треногу все воздвиг он — Заползал под темный полог — Простирал он к небу руки — Восклицал: «Не шевелитесь!» — Сверхъестественное действо! Вся семья пред ним предстала. Все по очереди, чинно. Перед тем, как сняться, каждый Предлагал ему, как лучше, Как получше выбрать позу. Первым был отец семейства: Он у греческой колонны Пожелал расположиться, У стола хотел стоять он, У стола из палисандра. Он держал бы свиток крепко, Крепко левою рукою, В сюртуке другую спрятав (Так, как будто Бонапарт он), Простирал бы взгляд в пространство, Взгляд унылый дикой утки, Побежденной злою бурей. Героическая поза!
Только зря — не вышел снимок, Ибо он пошевелился, Ибо он не мог иначе. Вслед за ним его супруга Перед камерой предстала, Разодетая в брильянты И в атлас, в таком наряде Краше, чем императрица. Грациозно боком села, Вся исполнена жеманства И с огромнейшим букетом, Большим, чем кочан капусты. Так она, готовясь к съемке, Все болтала и болтала, Как мартышки в чаще леса: «Так ли я сижу, мой милый?», И «Хорош ли выйдет профиль?», «Не держать ли мне букетик Чуть повыше, чуть пониже?»
Фотография не вышла. Следом старший сын — блестящий, Славный Кембриджа питомец, Он хотел бы, чтобы образ Эстетически стремился В самый центр, к его булавке, К золотой его булавке. Он из книг усвоил это Джона Рескина, который «Современных живописцев», «Семь столпов архитектуры» Написал и много прочих; Но, возможно, он не понял Смысла авторских суждений. Как бы ни было, однако Неудачным вышло фото.
Вслед за ним его сестрица С пожеланьем очень скромным, Чтоб на фото воплотился Взгляд ее «прелестно-кроткий». «Кротость», так она решила, В том, что левым глазом смотришь Влево искоса с прищуром, Правый глаз потупив долу И кривой улыбкой скрасив. Но, когда она просила, Не ответил Гайавата, Словно он ее не слышал. Лишь когда она взмолилась, Улыбнулся как-то странно, «Все равно», — сказал он хрипло И умолк, кусая губы. В этом не было ошибки — Фотография не вышла. То же с сестрами другими. Самый младший сын последним Перед камерой явился. Был настолько он взъерошен, Круглолиц и непоседлив, Куртка так покрыта пылью, Прозван сестрами своими Был настолько он обидно — Джонни-Папенькин сыночек Или Джекки-Недомерок, Что на фото, как ни странно, По сравнению с другими Получился он неплохо, Пусть хотя бы и отчасти.
Напоследок Гайавата Всю семью собрал толпою («Группой» — так сказать неверно), И отличный сделал снимок, На котором наконец-то Вся родня удачно вышла. Каждый был самим собою. А затем они ругались, Невоздержанно ругались, Так как снимок был ужасен, Как в каком-то сне кошмарном. «Что за жуткие гримасы, Очень глупые и злые — Так любой нас сразу примет (Тот, который нас не знает) За людей весьма противных» (Так, наверно, Гайавата Размышлял не без причины.) Все кричали раздраженно, Громко, зло — так воют ночью Псы бездомные, и кошки Так визжат в безумном хоре. И тогда его терпенье, Прирожденное терпенье Вдруг ушло необъяснимо, А за ним и Гайавата Всю компанию покинул, Но
покинул не бесстрастно,
Со спокойным, сильным чувством, Чувством фотоживописца, А покинул в нетерпенье, В чрезвычайном нетерпенье, Выразительно заметив, Что не вынесет он дольше, Неприятнейшую сцену. Наспех он собрал коробки, Наспех их увез носильщик, На тележку погрузив их, Наспех взял билет и сел он, Сел на самый скорый поезд. Так уехал Гайавата.
Перевод М. Матвеева

Меланхолетта

Она весь день была бледна, Таила грусть во взоре, Вздыхала к вечеру она, Своей печали вторя: «Я завтра спеть тебе должна Элегию в миноре». Сказать же, право, я не мог, Что рад был слышать это, И я, свой горестный чертог Покинув до рассвета, Блуждал, пока не вышел срок Печального обета. Сестра-печаль! Мой скудный кров Ты скорбью наполняешь, Я возносить хвалу готов, Когда ты засыпаешь, Но, только сбросишь тяжесть снов, Ты вновь слезу роняешь.
Желая утолить хандру, (За слог прошу прощенья) Я в Сэдлерс Веллс свою сестру Повел на представленье В надежде, что она к утру Изменит настроенье. Я пригласил троих повес: Они могли всегда вам И меланхолию, и стресс Смирить веселым нравом. Был Джонс игрив, был Браун резв, А Смит был самым бравым. Служанка подала обед И так была любезна, Как я учил ее… Но нет — Вновь слез отверзлась бездна. Сам Джонс шутил с ней тет-а-тет, Все было бесполезно. Игривый Джонс, игрив вдвойне, В весьма шутливом роде Повел рассказ свой о цене На обувь и погоде. Она в ответ одно: «Мне не Помочь в моей невзгоде». Я торопил: «Венец стола! Попробуйте форели!» «Венеция… мост Вздохов… мгла… Душа томится в теле…» — Она, казалось мне, была Вся в Байроне и Шелли. И нет нужды упоминать, Что нам на том обеде Еду пришлось чередовать С рыданьем юной леди. О! Как хотел я сыром стать Тем, что был мною съеден. Не тратил Браун лишних слов: «Мадам! Вы предпочли бы Охоте псовой рыбный лов? Охоту — ловле рыбы? Ответьте честно мне, каков, Сударыня, ваш выбор?» «Когда ты сам тоской убит, Тут явно не до лова, — Трагический имея вид, Она сказала. — Что вы! Из рыб мне близок толькокит — Он слезы льет китовы». «Король (как всем известно) Джон» В тот день давала труппа. Я был подавлен и смущен, Услышав: «Это глупо». Она слезу, исторгнув стон, Ронять пыталась скупо. Старались мы в который раз Развлечь ее — вдоль зала Печальным взглядом тусклых глаз Скользя, она сказала: «За рядом ряд…» — и в тот же час Сестрица замолчала. Перевод М. Матвеева

Послание ко Дню святого Валентина

[Другу, который выражал неудовольствие тем, что я был рад его видеть, но, как ему показалось, не очень огорчился бы, если бы он не пришел вовсе.]

Ужели радость нам видней, Едва минует пара дней, Тех, что являются за ней В тоске и скуке? Не можем разве мы друзей Любить в разлуке? Я разве должен быть готов Под гнетом дружеских оков От милых сердцу пустяков Отречься сразу И ввергнуть в скорбь в конце концов Свой бедный разум? Я разве должен быть угрюм, Худеть, бледнеть от мрачных дум, Печать dolorum omnium [1] Обозначая, Пока вам не придет на ум Явиться к чаю? И разве должен плакать тот, Кто дружбу истинной сочтет, Всю ночь страдая напролет, В полубессонном Бреду приветствовать восход Тоскливым стоном? Влюбленный, если милый взгляд Не видит много дней подряд, Рыдать не станет невпопад Как одержимый, А сложит несколько баллад Своей любимой. И если он их поскорей Пошлет избраннице своей, Письмо доставят без затей По истеченью Тринадцати февральских дней По назначенью. И где б вы в следующий раз Меня — во вторник, через час, В толпе ли, с глазу ли на глаз Ни повстречали, Я верю, что увижу вас В большой печали. Перевод М. Матвеева

1

Всевозможных страданий (лат.)

Три голоса

Первый голос

Он пел соловушкой хорал, Он с каждым счастье разделял, А бриз морской волной играл Он сел — подул наискосок На лоб игривый ветерок, И шляпу снял, и поволок,
Чтоб положить у самых ног Чудесной девы — на песок, А взгляд ее был хмур и строг. И вот, за шляпой шаг свой двинув, Прицелившись зонтом-махиной, Она попала в середину. И с мрачной хладностью чела, Хоть шляпа мята вся была, Нагнувшись, шляпу подняла.
Поделиться с друзьями: