Фантастические сказки

–  Мне казалось, - сказал Факраш, - будто ты уверял меня, что не обручен ни с какой девицей.

–  Я, кажется, только сказал, что вам нет нужды трудиться кого-нибудь за меня сватать, - возразил Гораций.
– Конечно, я был помолвлен… хотя после этого вечера все расстроилось… разве только… Ах, я вспомнил! Не знаете ли вы, была ли действительно какая-нибудь надпись на пробке вашей бутылки и что там было написано?

–  Ничего не знаю ни о какой надписи, - сказал джинн, - Принеси мне печать, чтобы я мог ее видеть.

–  У меня ее нет в настоящую минуту, - сказал Гораций.
– Я ее отдал на время своему другу, отцу этой барышни, о которой я вам говорил. Понимаете ли, г. Факраш, вы привели меня в… я хочу сказать, что я очутился в таком безвыходном положении, что счел себя обязанным чистосердечно во всем признаться ему, но он не поверил. Тогда мне пришло в голову, что там может оказаться какая-нибудь надпись, объясняющая, кто вы и почему Сулейман посадил вас в бутыль. В таком случае профессору прошлось бы допустить, что мой рассказ не сплошная выдумка.

–  Поистине я дивлюсь тебе и скудости твоей проницательности, - заметил джинн, - потому что если бы действительно и была надпись на печати, то невозможно, чтобы кто-нибудь из твоего племени сумел разобрать ее.

–  Извините, пожалуйста, - сказал Гораций.
– Профессор Фютвой - ученый ориенталист, он может разобрать всякую надпись, сколько бы тысячелетий назад она ни была сделана. Если там есть что-нибудь, он разберет. Вопрос только в том, есть ли там что-нибудь.

Воздействие этой речи на Факраша было в такой же степени неожиданно, как и необъяснимо: черты лица джинна, обычно мягкие, стали подергиваться, пока не сделались страшными, и внезапно с яростным воем он вырос почти вдвое против своего обыкновенного роста.

–  О, ты, низкий разумом и породою!
– воскликнул он громким голосом.
– Как решился ты отдать сосуд, в который я был заключен, в руки этого ученого мужа?

Вентимор, хотя и сильно потрясенный, не потерял самообладания.

–  Почтеннейший, - сказал он, - я не предполагал, что он еще вам будет нужен. Дело в том, что я и не отдавал его профессору Фютвой, вон он стоит в углу, а отдал только бутылку. Я хотел бы, чтобы вы так не возвышались надо мной. У меня шея болит от разговора с вами. И почему вы так скандалите из-за того, что я одолжил печать? Что вам из того, если бы даже это и подтвердило мой рассказ? А для меня важно, чтобы профессор поверил мне.

–  Я говорил необдуманно, - сказал джинн, медленно возвращаясь к своему нормальному росту.
– Поистине сосуд не имеет ценности. Что касается крышки, раз она отдана лишь на время, то большой беды нет. Но если что-нибудь написано на печати, то, может быть, этот ученый муж, о котором ты говоришь, уже прочитал все?

–  Нет, - сказал Гораций, - он не возьмется за это до завтра. А когда прочтет, то, может быть, там ничего не окажется про вас и я останусь в еще худшем положении.

–  А тебе так желательно, чтобы он получил доказательства твоей правдивости?

–  Ну, конечно! О чем же я все время толкую?!

–  Кто же может уладить все лучше, чем я сам?

–  Вы!
– воскликнул Гораций.
– Вы хотите сказать, что согласны сделать это? Г. Факраш, вы - славный старик! Это ведь как раз то, что нужно?

–  Нет ничего такого, - сказал джинн, снисходительно улыбаясь, - чего бы я не сделал, чтобы увеличить твое благополучие, потому что ты оказал мне неоценимую услугу. Ознакомь меня с местом жительства этого мудреца, и я явлюсь перед ним. И если бы случилось, что он не нашел никакой надписи на печати или же ее смысл остался скрытым от него, то я уверю его, что ты говорил истину, а не ложь.

Гораций очень охотно дал ему адрес профессора.

–  Только не ходите к нему нынче ночью, знаете, - счел он благоразумным прибавить.
– Вы его очень испугаете. Зайдите в любое время завтра, после завтрака, вы застанете его дома.

–  Сегодня ночью, - сказал Факраш, - я возобновлю поиски Сулеймана, мир ему! Потому что я еще не нашел его.

–  Если пытаться делать так много дел сразу, - сказал Гораций, - то не знаю, какого можно ждать толка!

–  В Ниневии никто о нем не знал, потому что на том месте, где я оставил город, я теперь нашел груду развалин, населенных совами и летучими мышами.

–  И я опасался, что вас разочарует Ниневия, - пробормотал Гораций почти вполголоса.
– А что бы вам заглянуть на родину царицы Савской? Там вы могли бы услышать о нем!

–  Сава эль-Иемень, царство Бильскис, царицы, любимой Сулейманом, - сказал джинн.
– Это превосходный совет, и я, не откладывая, последую ему.

–  Но не забудете побывать у профессора Фютвоя завтра?

–  Конечно, нет. А теперь, раньше, чем я уйду, нет ли какой-нибудь другой услуги, которую я мог бы оказать тебе?

Гораций колебался.

–  Есть одна, - сказал он, - только я боюсь, что вы обидитесь, если я скажу.

–  Мой разум и мое око открыты твоим велениям, - сказал джинн.
– Ибо все, чего бы ты ни пожелал, будет исполнено, если только в моей власти сделать это.

–  Хорошо, - сказал Гораций, - если вы уверены, что не обидитесь, то я скажу. Вы превратили этот дом в чудесное место, больше похожее на Альгамбру - только, конечно, не на ту, что у нас на Лестерской площади, - чем на лондонский дом, сдаваемый жильцам. Но ведь я тут только квартирую, а люди, которым принадлежит дом - прекрасные в своем роде люди, - предпочли бы оставить его таким, каким он был. У них появилась мысль, что они не будут в состоянии сдать эту квартиру так же легко, как другие.

–  Подлые и алчные псы!
– сказал джинн презрительно.

–  Возможно, - сказал Гораций, - что они смотрят на это очень односторонне. Но именно таков их взгляд. Они даже предпочли уйти отсюда. А дом-то их, а не мой!

–  Если они покинут это жилище, то ты останешься его владельцем.

–  Вы думаете? Они пойдут в суд и выгонят меня, и мне придется уплатить все огромные убытки. Так что, понимаете, чем вы хотели наградить меня, то принесет мне только неприятности.

–  Приступай без лишних слов к изложению твоей просьбы, - сказал Факраш, - ибо я спешу.

–  Больше ничего я от вас не хочу, - ответил Гораций в некотором беспокойстве за эффект, какой произведет его просьба, - кроме того, чтобы вы сделали все как раз таким, как оно было раньше. Это не займет у вас и минуты.

–  Поистине, - воскликнул Факраш, - оказывать тебе благодеяния - бесполезное предприятие, ибо не однажды, а дважды ты отбросил мои милости! Я недоумеваю, как отблагодарить тебя?

–  Я знаю, что злоупотребляю вашей добротой, - сказал Гораций, - но если вы только сделаете это и убедите профессора, что мой рассказ правдив, то я буду более чем удовлетворен и никогда но попрошу у вас другого одолжения.