Фантастика 2008

— Вот если бы ты рассказал, зачем ты это делаешь, было бы ещё легче, — перебил его Морган. — Только не надо опять про свою Еву. Ты её уже потерял. Ты потерял её ещё до того, как зашел сюда в первый раз. Так что давай объясни мне, зачем ты это делаешь? — Морган подошёл к тотемному столбу, снял маску, примерил, и когда он повернулся, Влад увидел белую сову, в клюве которой что-то трепыхалось, пытаясь вырваться.

— Ты же сам всё знаешь, — сказала маска и по-птичьи крутанула головой. — Зачем тебе слова?

Из дальнего угла магазина вышел кто-то, Владу показалось, что это Соня, но ему не хотелось смотреть в ту сторону.

— Иди, — сказала сова.

— Туда? — Влад указал на дверь.

— А что тебе здесь делать? — Морган задрал маску вверх — сова взмахнула крыльями и соскользнула ему на плечо. — Здесь не вербовочный пункт и не школа. Не магазин и не галерея. Не инкубатор и не книга.

На одном плече у него таращилась сова, из-за другого выглядывала Соня — у них обеих были сияющие, зелёные, притягательные глаза Моргана.

— Это всё вместе и что-то другое. Слово — всего лишь отражение. Одна из граней. Маска, которую ты выбираешь. То, что ты хочешь видеть. Что ты видишь на самом деле?

Влад закрыл глаза, сохраняя в памяти Моргана, Соню и магазин. Маленький и бескрайний магазинчик, где ничего нельзя купить. Чужая посторонняя девушка, за которую он хотел сражаться и которой завидовал. И необыкновенный человек, что был реальнее самой реальности.

Все, что Влад когда-либо видел, каждое изображение, проецируемое в мозг, стало объёмным, словно вместо одной из сторон предмета он обрёл подлинную суть. И уже не нужно было подбирать объяснения — все слова сплелись в одно, слились с тем, что он постигал. Он узнал в Моргане себя и других людей, с которыми никогда не встречался, но которые были Морганом, как сам Морган являлся проекцией кого-то вечного и изменчивого. Соня стала Евой, которая, в свою очередь, обернулась рыжеволосой женщиной с тёмными глазами, — она вела Моргана по лабиринту, мимо открытых и запертых дверей. Каждая вещь в магазинчике сувениров, каждый подарок и воспоминание, каждый шанс преобразиться — все они стремительно проносились мимо, манили за собой и тут же исчезали, словно прожитые минуты.

Потом Влад увидел себя стоявшего перед дверью. Взялся за ручку, потянул, сделал шаг. Прищурился, прикрыл глаза рукой, защищаясь от утреннего солнца,

— Увидимся, — бросил он через плечо.

— До скорого, — отозвался Морган.

На улице было тихо и пустынно, словно весь мир испуганно отпрянул и замер в ожидании. Влад огляделся, стараясь получше запомнить белёные стволы каштанов, тень от опущенного шлагбаума, неподвижную стройку, киоск — и себя, раздражённого и злого, высматривающего «лошадь на заборе», — и Евку, которая объясняла на ходу по телефону, как найти заветный магазин. Это было в прошлом, что-то подобное произойдёт опять, но Влад не собирался стоять и ждать новых покупателей «Чудес и диковин».

«Надо поблагодарить Еву, — подумал он. — Рассказать ей, объяснить — вдруг получится? Хотя вряд ли. Может быть, она поймёт, но не поверит — это точно».

Никто бы не поверил. Не существовало точных слов, чтобы описать, что он чувствовал — любая попытка обернулась бы еще одной интересной историей. Даже для него самого… Сознание цинично подсовывало диагнозы типа «эйфории», «просветления» или «нирваны», он не нуждался в этих старых уловках. Он больше не хотел убегать и прятаться.

Он был абсолютно свободен — и одновременно в вечном рабстве у пути, который только что выбрал. Он был счастлив, как тысяча влюбленных — и при этом неизлечимо одинок. Мир, который раньше казался плоским, без выхода и перспектив, — этот мир обрёл бессчётное количество граней — и утратил что-то, что можно назвать покоем. Или судьбой.

Сумбурное объяснение, нечёткие инструкции — но Влад привык к такому.

Наталья Козельская БИЛЕТ НА ДИВНЫЙ НОВЫЙ МАРС

Если бы я писал мемуары, начал бы их так:

«Светка мечтала полететь на Марс. Говорят, там цветут яблони… И груши цветут, и одуванчики. А мне хотелось сделать ей приятное. Пусть даже ради этого придется рискнуть жизнью…»

Или вот так:

«Стать фаербольцем — большая удача и суровое испытание. Кандидатов отсеивают так строго, что лишь один из двадцати попадает в списки. А до завершения контракта невредимыми доходят и вовсе единицы…»

Да, именно так стоит начать. Так я дам понять читателю, что до знакомства со Светкой, или до того момента, как я стал фаербольцем, жизнь моя была скучна, как рельса подземки. Но потом я сделал свой выбор — и все заверте…

На самом деле быть фаербольцем не сахар. Говорят, раньше на эту работу приглашали актеров: они кричали и стонали весьма профессионально, а молили о пощаде так, что даже инквизитор бы заслушался. Но потом актеры как-то сами собой повывелись. Теперь мы за них.

— Повернись боком, — скомандовала Светка, макая ватную палочку в хорошо разогретую ранозаживляющую мазь.

Светка давно уже оставила надежду отговорить меня от этой работы. К тому же платили за каждую смену хорошо — сто зеленых и одну красную. Если везло и меня убивали с особой жестокостью — красных давали целых две. Правда, и восстанавливаться потом приходилось дней пять, не меньше.

— Ай-ай-ай! — взвыл я, когда огнедышащая мазь коснулась ожога под лопаткой. Светка подула. Она очень нежно это делает, поэтому через пару минут я страдальчески взвыл снова. Светка подула еще раз, улыбнулась украдкой.

Психосоматический ожог хоть и заживает быстрее, чем реальный, но болит, зараза, точно также. Помню, однажды в меня выпустили обойму резиновых шариков — дома насчитал сто шестнадцать мелких синяков и один большой. И неделю ходил пятнистым красавцем. И хоть бы один синячина сошел раньше времени!

Я скосил глаза на Светку. Как всегда после смены, окружающий мир казался мне до странности выпуклым, ярким, живым. Светка была очень красивая. Тонкая кожа, персикового цвета щека с легким пушком. Игривый рыжий завиток надо лбом. Я даже забыл заорать, когда она принялась мазать клеем царапину на плече.

Едва последний мазок лег на кожу, я чмокнул свою рыжую лекарку в висок и пошел на кухню. По привычке открыл сейф, пополнил шкатулку и залюбовался своим богатством. Сквозь прозрачную крышку была видна красивая, толстая стопка зеленых кредиток. Красных — поменьше. Синяя и вовсе одна. Надо ее переложить куда-нибудь подальше, чтоб не вводила во искушение. Я захлопнул дверцу сейфа.

— Еще что-нибудь из еды осталось? — громко спросил я, открывая холодильник. После смены всегда жутко хочется жрать. Не есть, а именно жрать — чавкая, громко сглатывая, облизывая пальцы, роняя капли соуса на рубашку и пачкая манжеты.

Светка уже сложила лекарства в банку и теперь стояла в дверях. Я алчно пожирал салат пальцами прямо из пластикового контейнера. Салата, правда, было мало, но в углу холодильника я приметил пару засохших бутербродов. Они явно ждали меня.

— Денег нет, — сказала Светка. — Есть нечего.

— Но ведь Марс, рыбка моя! Мы же мечтаем об этом, правда? Марс не ждет!

— Марс подождет. Есть нечего, — грустно повторила Светка.

— Завтра принесу, — пообещал я и засунул в рот бутерброды. Дождался, пока она выйдет из кухни, и сунул руку за холодильник. Где-то тут у меня была припрятана почти полная бутылочка энергетика. Мне после работы очень нужна энергия. Жизненно нужна. Бульк.