"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Рядом стоит нацик наш (ну из будущего, который):
– Товарищ командир, можно с вами поговорить?
– О чем мне с тобой говорить, гопота ты коричневая?
– Я не хочу бездельничать, товарищ командир, хочу бить немцев.
– А с какого это переката-перехвата своих идеалов бить собрался?
– Так я что, слепой? Не вижу, что немцы творят здесь?
– Да расслабься, это же Белоруссия, ты же русский нацист, какое дело тебе до белорусов?
– Так товарищ командир, они же, оказывается, и с русскими так поступают. С утра решили мы с Федором Куржавиным в деревню смотаться, ну в Колоски. Только там стали пить молоко, которым тетя Вера Ташкевич угостила, как туда нагрянули немцы. Мы и спрятались с Федором в малиннике, а офицеру
– И что потом? Кто тебе разрешил покидать место дислокации?
– Просто молоко тут вкусное, товарищ командир.
– И что потом, как выбрались?
– А потом в деревню нагрянули зенитчики этого грузина, ну и мы им помогли, то есть не мы, а Федор, он офицера пристрелил, а эта сука снова в это время насиловала Лизу, немцы кроме офицера побегли к околице, вот Федор и замочил фашиста, а у меня оружия же нет. Лиза потом, оказывается, повесилась, сразу же, эти твари убивают русских.
– Мало того, я тебе скажу, что русских они уничтожат намного больше, чем других. Даже чингисханы да батыи столько не убили русских, как эти гады.
– Вот и хочу мстить за русских.
– Ну, тогда тебе еще долго по тыловым обозам шастать.
– Ну почему, товарищ командир?
– Тут люди воюют не за русских, не за таджиков, не за чеченцев и не за удмуртов. Тут люди воюют за все народы нашей страны. За Родину нашу, она у нас ОДНА. Так что кругом, и пошел на фиг, чтобы я тебя больше не видел.
Скинхед развернулся и попер на фиг, но по роже видно, что мальчик начинает прозревать, ничего, продолжим лечение. А Машуни все еще нет.
И в беспокойстве иду к дороге, а что я еще щас могу сделать, узнает полковник о самоуправстве начтыла, он ее порвет (как барбос тузика за рваную грелку), после косяка разведчиков он злой как сто тысяч голодных хищников.
Откуда-то появился Ахундов и, уставившись мне в глаза, говорит:
– Как ты тут, Виталий? Машу ждешь?
– Да, товарщ майор.
– Ты Машуню нашу, старлей, не обижай, я не посмотрю, что ты комиссар дивизии, обидишь – убью. (По интонации видно, убьет.) Мария геройская девчонка, она меня прикрыла в бою.
– Да вы что, серьезно?
– Ну да, немцы в крепости меня сильно обложили, и патроны кончились, махаю ППД и лопаткой, тут Маша поддержала из ДП да бойцов послала на выручку, отбились. А то бы и меня там, рядом с Фирангиз и детьми положили бы.
И майор, вспомнив свою красавицу любимую, опять замкнулся, уйдя в свое горе. Надо его понемногу вытаскивать из кризиса.
– Слушай, майор, ты же мусульманин.
– Да.
– Всё и все в руках Аллаха, понимаешь, не нам решать, когда кому умирать, тем более твои детки и жена теперь в раю. А жизнь продолжается, Вагит, и жить надо, надо жить и бороться против фашистов и за счастье других людей.
Тут послышался звук моторов и свет фар показался, правда, скудный, светомаскировка Вермахта. Машины как захватили, так и ездим. Наконец фуражиры (или как их назвать, провиантмейстеры, что ль?) подъехали на двух «блицах» с приконтаченными телегами. Машины остановились, и из кузова одного «блица» послышалось мычание, а со второго спрыгнули тыловики и ЗАРовцы. И, само собой, госпожа начтыл собственной персоной.
– Товарищ интендант третьего ранга, можно вас на минутку, – говорю я,
зверски схмурив (или нахмурив?) брови.– Да, товарищ комиссар, – хитропопо улыбается она, – товарищи красноармейцы, скот в загон, там бойцы должны были подготовить, а остальной провиант на склад. Я позже приду, Глафира, ты за главного.
Все опять запрыгнули в машины, и даже Вагит, ну чтобы не быть третьим лишним, сел в телегу, меж мешков, микроколонна уехала, и мы остались одни.
– Послушай, ты, интендантишка, ты что, вообще бурой стала, что себя генералом почувствовала, а?
– Не поняла, ты что, наезжаешь на меня?
– Да я тебе щас, финансовая душонка, всю ж… напинаю, ты что, охренела, нюх тотально потеряла? Ты давно не в ГНИ, ты на войне, и ты тут военнослужащий. И обязана выполнять приказы, а ты тут самодеятельность устроила. Почему полковник не в курсе? Какого хрена я должен тебя искать, переживать и мучиться. ИДЕТ война, понимаешь, чудо недоделанное. Это тебе не по Кингисеппу рассекать, да в мини-юбочке. Если с тобой что-нибудь случится, как мне потом жить?
Но тут хитрая, ж… сто-титькастая бестия (прочуяв ситуацию и оценив градус праведности моего гнева) обняла и закрыла рот поцелуем, блин, умеют женщины уходить от разборок, потом мне было уже не до разборок. А потом мы пошли спать. Вот такие вот дела.
Глава XVI
«Заветы Ильича»
9 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (точнее, в 50–70 км от Брестской крепости)
Просыпаюсь, рядом Маша лежит, мы в шалаше, лето ведь, а с милой рай в шалаше (и в Куршавеле, говорят, с милой рай, не знаю, не был, ни с, ни без). Раз я проснулся раньше, значит, моя очередь удивлять, потому скачу на поляну цветов насобирать, она прочухается, а у фейса букет. Насобирал я, конечно, не орхидеи, но главное, от чистого сердца, бесшумно ступая (как мне кажется), подношу цветы к ложу нашему (кусок тента, под ним сено, сам вчера с бюссинга срезал, ну который спалили). Кладу букет у лица, она дрыхнет неслабо, и от нее вибрация, как от Нокия 3310 (уже не все помнят, наверно, данный агрегат).
Беру сенинку (по аналогии с соломинкой), щекочу ноздрю Машундры, богатырский чих, и Маняндра открывает глазыньки. Рыльце пока бессмысленное, она смотрит вокруг, пытается осмыслить, что да как и что за веник рядом.
– Проснулось, чудо великое, – говорю я и, взяв букет, протягиваю ей. Она вдыхает запах и говорит:
– Медом пахнет.
– Чурбалайф ты, Маня, пахнет моей любовью к тебе, а тебе бы все пожрать, да послаще.
– Спасибо, милый, – говорит она и упархивает аки пчела на мордомывство. Ну и я потянулся за ней, накинув на шею полотешко (как циркач удава). Отмыв рыла от сна и сны от рыл, вспоминаю, что эта чувырла вчера самовольно покинула часть и взвод пацанов с собой забрала, типа свиту.
– Послушай меня, милая, и мотай на ус, блин, у тя с усами напряг, на бровь мотай тогда. Если еще раз повторится твоя анархо-бабцовая выходка, пеняй на себя, даже если полковник простит, я не прощу. И попу твою, которую природа наполовину поделила, до конца располовиню, ясен хрен? Нечего тут махновщину с григорьевщиной [210] разводить, это армия!
Нагло смотря на меня, Машундра кладет полотенце на голову и, отдавая рукой честь, говорит:
– Слушаюсь, товарищ комиссар дивизии, или вы уже дивизионный комиссар? [211]
210
Банды Махно и Григорьева, прославились во время Гражданской войны отсутствием дисциплины, переходами от красных к белым, погромами и грабежами населения.
211
Комиссар дивизии – должность, дивизионный комиссар – звание.