"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Веретено не остановить. Нить не оборвать.
Не посмотреть через плечо, не увидеть, сколько пройдено. Жить только мигом, в котором ты есть. Забыть прошлое, не убояться будущего – таков путь воина.
Но там, далеко позади, она все еще белокурое дитя. И об этом не стоит забывать даже воину. Витарр тоже был ребенком. Что мог сделать он в тот миг? Ему не хватило бы сил, чтобы вытащить Хэльварда из холодной воды. Да, Витарр сам вышел на лед, манил за собой сестру, но разве прошло недостаточно времени, чтобы забыть об этом? Сколь долго отец намеревается делать вид, что в живых осталось лишь одно его дитя?
– Рена, – звучит голос Хакона, – конунг желает видеть тебя.
От чуткого взора не укрывается,
Для нее он равен богам. Единственный из асов, кто не покинул.
– Иди, – шепчет он, оставляя мимолетный поцелуй на коже у нее за ухом.
И она идет, и встреча с отцом не тревожит ее. Протискиваясь сквозь толпу воинов, что готовятся на долгое время покинуть родные края, Ренэйст выискивает знакомые лица. Вот Ове стоит подле отца своего, и Сванна плетет у виска сына тонкую косичку, украшая ее новой бусиной из бирюзы. Оставляет она легкий поцелуй между его бровей, улыбается ласково, а после поворачивается к мужу. На лице у нее ни страха, ни сомнений, чему может позавидовать любая другая женщина, кою покидают муж и сын. Вот в окружении шести своих сыновей стоит рыжевласая Нильсин, и каждый из них стремится покрепче прижать к груди пышную, цветущую свою мать. Нильсин нежит каждого, как ребенка, хотя сама выглядит девочкой на фоне семи могучих воинов, мужа и сыновей своих. Ньял, коего заботливая мать, что достает затылком до плеча младшего сына, крепко держит за руки, ловит взгляд посестры и улыбается ей, лукаво подмигнув.
Хейд и Исгерд стоят поодаль, ближе к своему кораблю, и ни о чем не разговаривают. Ярл даже не смотрит в сторону своей наследницы, а та, стоя чуть позади матери, опускает взгляд вниз. Она сера и едва заметна, и Ренэйст торопливо отводит взгляд, не желая смотреть. Хейд была подругой ее детства, недостаточно близкой, чтобы назвать ее сестрой, но, став старше, будущая правительница островов окончательно растеряла свободолюбивый свой дух. И везде, куда бы она ни пошла, следует за Хейд материнская тень.
Белолунная находит отца среди иных ярлов, отдающих последние приказы перед отплытием. Видит она, как последние бочки грузят на корабли, и думает о том, может ли быть в одной из них Витарр. Как позорно для сына конунга пробираться на драккар отца таким образом! Все веселье мгновенно покидает ее, и тонкие губы воительницы не трогает и тень улыбки, когда отец встречает ее радостным смехом.
– Вот и ты, дочь моя! – Конунг кладет тяжелую ладонь на ее плечо. – Не скоро увидим мы снова родные берега. Готова ли ты к этому?
Она лишь поднимает на него взгляд, и он все понимает. Жестом конунг велит ярлам оставить их наедине, после чего вновь обращается к дочери:
– В первое свое плаванье и я тревожился. В этом нет ничего, чего стоило бы тебе стыдиться.
– Я не стыжусь, – шепчет она, – мне лишь кажется, что я не готова. Ты назвал меня своей наследницей, но… правильно ли ты поступил? Я остаюсь женщиной даже с мечом в руках, отец. С чего бы отважным этим мужам признавать меня своим конунгом?
Ганнар-конунг обхватывает грубыми ладонями лицо дочери, вглядываясь единственным своим оком в ее глаза. Ренэйст поджимает губы, шумно дышит носом, сжимая и разжимая озябшие на
морозе пальцы.– Глупы те, – неожиданно произносит он, – кто говорит, что женщина приведет нас к беде. Не видят они того, что вижу в тебе я. Ты – глас богов, дочь моя, крылатая валькирия. Ты поведешь наш народ за собой, когда придет время. Ты поведешь их к спасению, и даже асы пойдут за тобой, Ренэйст-конунг.
От обращения этого по коже ее проходит мороз. Мягко, но уверенно убирает воительница руки Покорителя от своего лица и говорит, отступив на шаг назад:
– Там, в Великом Чертоге, во время посвящения я почувствовала себя так, словно я на своем месте. Теперь же я как никогда ясно понимаю, что занимаю чужое.
Ганнар хмурится, и оттого заметнее становится шрам, пересекающий его лицо. Именно из-за этого шрама лишился он глаза, но не это сейчас волнует Ренэйст. Она смотрит на отца, и кажется ей, словно бы все звуки затихают, погружая их в тишину.
– И чье место, по-твоему, ты занимаешь?
Ренэйст отвечает вопросом на вопрос:
– Почему ты не позволишь Витарру отправиться в набег с иными воинами?
Лицо мужчины багровеет мгновенно. Конунг впадает в ярость, но лишь тяжело дышит, прожигая дочь взглядом единственного своего глаза. Ренэйст не хочет показывать, насколько она боится этого разговора, и лишь беспокойно дергает головой, откидывая волосы, упавшие на лицо. Ганнар кладет тяжелые руки ей на плечи и с силой сжимает.
– Как, – голос его хрипит от сдерживаемой ярости, – как можешь ты спрашивать нечто подобное после того, как по вине этого пса погиб твой брат?
– Витарр такой же брат мне, как Хэльвард. Твои обвинения в его сторону…
– Он не сделал ничего, чтобы помочь ему! – Ганнар встряхивает ее за плечи, и Ренэйст торопится вырваться из хватки отцовских рук. – Позволил Хэльварду тонуть прямо у него на глазах! Или будешь говорить мне, что не пытался Витарр заманить на лед и тебя? Он желал Хэльварду смерти, Ренэйст, и если ты еще…
– Витарр был ребенком! – восклицает воительница. – Замерзшим, напуганным ребенком! Да, он совершил огромную ошибку, но ты забываешь, что именно по вине Хэльварда мы оказались в лесу той ночью!
Зло стряхивает дева отцовские руки со своих плеч, отойдя на шаг назад. Ганнар-конунг дышит, как разъяренный буйвол. Еще мгновение, и отошлет дочь, запретив ей подниматься на борт драккара. Вместо этого конунг уходит прочь, не проронив ни слова, и Ренэйст медленно выдыхает. Сердце в груди ее стучит, как молот кузнеца по наковальне.
Это правда. Именно по вине старшего брата оказались они тогда подле озера, но никто не желал помнить об этом. Что взять с мертвеца? Забивать живого, словно пса, всегда легче.
Она никогда не видела морскую воду столь близко. Ренэйст судорожно выдыхает, сильнее сжав пальцами шершавую поверхность весла, и переводит взгляд на отца, что проходит мимо длинных лавок. Оказавшись на борту, дева-воин объединяется с Ове, разделив с побратимом одно весло. Сейчас Товесон лежит под этой самой лавкой, положив свою меховую шапку на лицо и закинув руки за голову, ожидая свою очередь грести. Перед собой видит она крепкую спину Хакона, и это успокаивает ее. Девушка оглядывается через плечо, глядя на Чертог Зимы, и в этот момент в первый раз звучит удар барабана. По плечам и спине проходят мурашки, закусывает она губу и вместе с тридцатью тремя мужчинами налегает на весла. Ритм набирает силу, крепкие руки двигаются слаженно, и вот корабль трогается с места, покидая родные берега. Дети бегут вдоль пристани, размахивая руками и улюлюкая, провожая драккары в дальний путь. Невольно Ренэйст возвращается к тому времени, когда и сама была девчонкой, бегущей к горизонту, и горло ей жгло холодным воздухом. Когда все это успело остаться позади?