"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Прокашлявшись, Бурый обращается к собравшимся:
– В свете открывшейся правды мне кажется, что никто из нас не готов принять решение в данный момент. Нам всем нужно обдумать все, что скрывалось раньше за завесой тайны, и прийти к единому решению. На этом совет ярлов я объявляю закрытым.
Люди постепенно начинают расходиться, не в силах совладать со своими эмоциями. Хейд наблюдает за тем, как Витарр уводит свою безутешно рыдающую мать, что-то шепча ей на ухо. Сама Ворона обращает взгляд на Хакона. Медведь продолжает сидеть за столом, опустив голову и ничего не говоря. Кажется, словно бы и не собирается он никуда уходить. Вдохнув глубже, Хейд движется в
Хакон даже не смотрит на нее.
– Как ты, Хакон?
Он поворачивает голову с огромной неохотой, и смотрит на нее уставшими голубыми глазами. Она понимает, что сейчас Медведь совершенно не хочет с ней говорить, и не успевает уйти, как он все же отвечает ей:
– Как, по-твоему, я должен быть?
Действительно, как? Как должен себя чувствовать мужчина, потерявший любимую женщину? Мужчина, которого обязывают идти совершенно не той дорогой, которой ему хочется? Возможно, будь здесь Ренэйст, Хакон и не возразил бы, если бы попытались заставить его взять на себя ношу конунга.
Ренэйст была бы его кюной. Много ли нужно Медведю для счастья?
Хейд не знает, что сказать. Она стоит перед ним, смотря в совершенно другую сторону, и думает о том, что сейчас они слишком сильно похожи. Ее тоже принуждают делать то, что она совершенно не хочет делать, но, в отличие от него, у нее самой просто нет другого выбора.
Или, может, она никогда его не искала.
– Мне жаль, что такое произошло с ней, – наконец-то говорит Ворона, легко похлопав Медведя по плечу, – она была достойна иной судьбы.
– Она еще получит ту судьбу, которой достойна.
Это утверждение изумляет Хейд. Продолжая держать руку на плече берсерка, она смотрит на него несколько обеспокоенно. Неужели рассудок его помутнел из-за потери, с которой отныне ему жить? Прокашлявшись, стараясь вернуть уверенность своему голосу, она спрашивает:
– Почему ты так думаешь?
– Я знаю, – голос его сходит на шепот, стоит воину опустить голову на свои руки, – она жива. Я вижу ее в своих снах. В них она зовет меня, но я не могу понять, откуда звучит ее голос.
– Может, она зовет тебя из Хельхейма?
– Нет. Я знаю мою Ренэйст, и никогда не возжелала бы она, чтобы дух мой попал в Хельхейм, даже если позволит это мне быть подле нее. Любовь ее слишком сильна, оттого знаю – она жива, и я ее отыщу.
– Разве может любовь обладать такой силой?
Она не ждет, что берсерк ей что-то ответит. Развернувшись, Хейд хочет как можно скорее уйти прочь, не понимая, для чего вообще подошла к нему. Это был первый раз, когда они заговорили друг с другом, и что-то подсказывает ей, что и вовсе последний. Она не умеет утешать и поддерживать людей. Это не ее стезя. Признаться, она даже до конца не уверена, что именно умеет.
Возле самого выхода из Великого Чертога цепкие пальцы хватают ее за локоть и тянут в тень вековых колонн. Хейд прижимается к ней спиной, поднимая взгляд на мать. Исгерд прожигает ее зелеными радужками, кривит губы, складывая руки на груди и смотря на дочь презрительно сверху вниз.
– О чем ты говорила с ним?
– Ни о чем. Пыталась поддержать. Он опечален гибелью Ренэйст, и происходящее лишь сильнее погружает его в пучину отчаяния. Я… Я подумала, что могу поддержать его.
Исгерд молчит, и Хейд не смеет отвести от нее взгляд. Она прекрасно знает, что будет наказана за такое проявление неподчинения. Хейд знает это слишком хорошо.
Ярл сама отводит от нее взгляд. Она смотрит в спину Хакона, что все так же сидит за столом,
опустив голову, и цедит сквозь зубы:– Внезапно объявившийся ребенок ублюдка спутал мне все планы. Что же, придется действовать иначе, – Исгерд вновь смотрит на дочь, – и ты мне в этом поможешь. Я хочу, чтобы ты сблизилась с ним.
Хейд словно бы окунают в холодную воду. Она смотрит на мать с испугом, отказываясь верить в то, что та только что сказала ей. Покачав головой, Ворона отвечает дрогнувшим голосом:
– Я не понимаю… Сблизилась? – Исгерд приподнимает брови, и одного этого жеста хватает Хейд для того, чтобы понять, в каком именно смысле она должна сблизиться с Хаконом. – Мама, прошу, я не могу. Его чувства к Ренэйст сильны, он до сих пор не смирился с утратой…
Исгерд хватает ее за подбородок так резко, что Хейд невольно вскрикивает – и замолкает, крепко зажмурившись. Острые ногти матери впиваются в кожу, причиняя боль, но она не смеет возразить. Никогда не смела.
– Чувства? – насмешливо тянет Исгерд. – Глупая ты девчонка. Раз так переживаешь, то и поможешь ему смириться с утратой. Мужчинам, дорогая, абсолютно нет никакой разницы в том, какую женщину им желать. Витарр казался мне добычей более легкой, но под возникшие обстоятельства нужно подстраиваться. Поэтому…
Исгерд поддается ближе и шепчет Хейд на ухо. Ее горячее дыхание обжигает кожу, заставляет молить богов о спасении.
Пожалуйста. Нет. Только не это.
– Я хочу, чтобы ты соблазнила Хакона и понесла от него дитя.
Глава 8. Ворона
– Ты не можешь быть серьезна.
Она смотрит на мать внимательно, словно бы надеется на то, что сейчас Исгерд рассмеется, хлопнет ее по плечу и скажет, что не ожидала, что дочь ее окажется такой доверчивой. Поверить в подобное, ну надо же! Исгерд ведь ее вовсе не так воспитывала, откуда в ней такие мысли? В конце концов, Хейд – ее дочь, и Исгерд позаботится о ней.
Но Исгерд не спешит разубедить ее. На ее едва ли не умоляющий взгляд она отвечает безразличием, ледяным неодобрением. Хейд жалеет, что открыла рот и сказала хоть слово. Сейчас Исгерд заставит ее пожалеть об этом.
– Я выразилась неясно? С каких пор у тебя появилось право оспаривать мои решения?
Ее голос давит на нее. Плечи Хейд опускаются, ей хочется сжаться и исчезнуть, лишь бы не попадаться матери на глаза. Временами она даже сомневается в том, что Исгерд родила ее самостоятельно. Быть может, ложь ее зашла настолько далеко, и на самом деле Хейд ей вовсе не дочь? Может, она откупилась от какой-нибудь несчастной матери и, подобно темным существам из старых сказок, похитила младенца, которого выдала за свое дитя?
Если бы не была Хейд ее отражением, то тогда она бы смогла воспринять это за чистую монету. Но, глядя на себя, Хейд снова и снова видит в своих зрачках мать – и это ее пугает.
Они продолжают стоять под сводом колонны даже тогда, когда Великий Чертог пустеет окончательно. Уходящего Хакона ярл провожает особенно хищным взглядом, имея на Медведя свои планы. Захочет или нет, но он уже втянут в коварную ее игру и будет в ней таким же инструментом, как и сама Хейд. Ворона хочет его окликнуть, попросить о помощи, сделать все, что угодно, лишь бы это прекратилось, но тень Исгерд впечатывает ее в колонну, заставляет ноги прорасти корнями сквозь каменный пол Великого Чертога прямо в промерзлую почву.