"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Бедная девочка, — вздохнула Нинель Феофановна, опускаясь на пуфик, — надеюсь, суд не будет к ней излишне жесток.
В отсутствие мужчин вдовица горе демонстрировать перестала и вообще производила впечатление особы деловитой и собранной. Помнится, когда я впервые барыню на том памятном балу увидала, она совсем другой была.
— Девочка? — Чтоб присесть на другой пуфик, мне пришлось сбросить с него пару наручников с меховой опушкой. — То есть госпожа Дульсинея Бархатова?
Слуги звенели цепями, освобождая покойника от пут. Барыня посмотрела на кровать, поморщилась гадливо.
— Гаврила
— И случаи насилия прежде были? — спросила я без смущения.
— Насилия?
Вот не люблю, когда допрашиваемые мои личные приемчики использовать берутся. Повторить одно слово из фразы с вопросительной интонацией — это мое. И вообще, я тут главная.
— Нинель Феофановна, — сказала я серьезно, — давайте в игрушки играть не будем. Вы женщина умная, понимаете, что я не от любопытства беседую, а по службе. И ежели я от вас всей информации не получу, в народ отправлюсь расспрашивать. Вам ведь не нужно, чтоб слухи пошли?
Вдова фыркнула, но угроза свое действие возымела.
— Гаврила Степанович исключительной мужеской силою обладал, все ему мало было. Девиц в этих апартаментах за последние годы перебывало преизрядно: певички, актерки, прочие бабочки.
— Профессионалки?
— О нет, — тряхнула собеседница заколотыми траурным эгретом локонами, — продажная любовь его не привлекала. Гаврила чистых хотел, не девственных, а… — Она поискала слово. — Порядочных, что ли. Ну, знаете, которых ломать нужно, развращать. Не было ему радости в покорности.
— Понятно, — сказала я, подумав «какой кошмар!». — Местных барышень использовал?
Плечи Бобруйской поднялись и опустились.
— Скорее нет, чем да. Думаю, что он таким образом сложностей избегал. Крыжовень городок небольшой, все друг у друга на виду, у любой девицы брат либо папаша с дядьками. Не спустили бы Гавриле шалостей, будь он сто раз богатей.
Слуги подняли покойника, придерживая за углы простыню, понесли его к выходу. Я во все глаза смотрела, чтоб они по дороге ничего из комнаты не прихватили.
— Евангелина Романовна, — предложила вдова, — не желаете переместиться? Эти стены на меня ужасные воспоминания навевают.
— С удовольствием.
Заперев двери, я спрятала ключ в карман и проследовала за Бобруйской в другое крыло. Она пригласила меня в небольшую гостиную с низкой резной мебелью и шпалерами приятного янтарного цвета.
— Чаю?
— Пока воздержусь. — Я разложила на столе блокнот с карандашиком. — Вы об ужасных воспоминаниях упомянули. Неужели супруг от вас требовал склонности свои разделять?
Вдова поморщилась.
— К счастью, лишь первое время после брака, пока новизна его возбуждала.
— Первое время? — приподняла я брови. — То есть пока вы ребенка под сердцем носили?
Повисла свинцовая пауза. Я продолжала смотреть в лицо собеседницы. А хороша барыня, на балу чисто старуха была, а сейчас любо-дорого посмотреть, лицо чистое, без морщин, волосы блестят, будто муж при жизни из нее силы тянул. Помолчав, она наконец выдавила:
— Ваше превосходительство времени зря не теряли, все сплетни разнюхали.
— Служба такая. По слухам, Анна Гавриловна через шесть месяцев после свадьбы
на свет появилась.— А слухи сообщили вам, из какой я семьи происхожу?
— Разумеется, — не стала я таиться. — Вы внучка и наследница Калачева Дормидонта Феоктистовича, купца первой гильдии и главного городского мецената. Предположу, что своему состоянию ваш супруг именно ему обязан.
— Пока дед был жив, Гаврила меня трогать не смел, почтительного и любящего мужа изображал, пылинки сдувал. Но сразу после рождения Нюты Дормидонт Феоктистович преставился, и мы с дочерью остались во власти чудовища. Вы сказали — наследница? О нет, калачевские миллионы наследовала Анна. Это стало ее проклятием и нашим спасением. Гаврила не мог от нас избавиться, не лишившись прав управления фондом, но приложил все старания, чтоб Нюта из-под его опеки не вырвалась.
— Замуж не отпускал?
— Именно. По завещанию деда ее супругу причиталось все.
— А вы?
— Что — я?
— Как бы действовали, выйди Анна Гавриловна замуж?
— Ушла бы с молодыми, ни минуты в проклятом доме не оставаясь. Здесь же форменная тюрьма. Решетки на окнах заметили? А запоры дверные? Каждый вечер спальное крыло на все замки запиралось.
— Чем же вы развлекались в заточении?
— Простите?
— Чтение, пасьянсы, музицирование? — предположила я, выделив последнее слово и разворачивая на столешнице носовой платок с орудиями убийства. — Затрудняюсь определить, что это за струна.
Вдова хмыкнула.
— Может быть, от арфы? Поглядите в музыкальном салоне.
— Непременно. А кто сим инструментом владеет?
— Машенька. Ума не приложу, чем вам этот факт поможет.
— Больше никто?
— Арфа, Евангелина Романовна, инструмент массивный, ни мне, ни Нюте размерами не подходящий.
Я кивнула. Старшая дочь Бобруйских действительно была девицею рослой и дебелой. Хотелось еще спросить, от кого младшенькую Нинель Феофановна понесла, потому что в страсть ее к Гавриле Степановичу не верилось нисколько, но решила пока обождать. Если Калачев внучку поспешил за Бобруйского пристроить, значит, отец либо сбежал, либо абсолютно для брака оказался непригоден.
Развернув блокнот к собеседнице, я попросила ее набросать план этажа, отметив на нем спальни.
— Слуги отдельно ночуют, во флигеле?
Вдова кивнула, скрипя по бумаге карандашиком.
— Обычно это крыло после заката запиралось. Моя спальня здесь, Машеньки и Нюты апартаменты дальше по коридору. Общая гостиная, библиотека, музыкальный салон, столовая, комнаты для гостей.
Изучив отметки, я спросила:
— И Дульсинею подле вас поселили?
Бобруйская невесело усмехнулась.
— По обыкновению, как и прочих одалисок моего благоверного. Удобно, не правда ли? Знаете, как все происходило? Барин являлся в женское крыло, провести время с семьей, иногда ужинал, сидел с нами, развлекался. Это сейчас Дульсинея у нас одна была, иногда до трех девиц одновременно гостило. Танцорки либо певички демонстрировали свои таланты, после барин выбирал одну или нескольких и удалялся с ними к себе, запирая крыло до утра.
— Так и вчера произошло?
— Так, да не так. Актерка к нам в общую гостиную не вышла, Гаврила ее из спальни уволок.