Чтение онлайн

ЖАНРЫ

"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:

Поблагодарив вдову, я закрыла блокнот.

— Будьте любезны меня в другие комнаты сопроводить.

Бобруйская поднялась.

— Извольте.

Дочери сейчас находились в кабинете на первом этаже, подозреваемую Дульсинею заперли в подвале, поэтому в крыле, кроме нас с вдовой, никого не было, даже слуг, занятых с покойником. Нинель Феофановна сообщила, что погребение проведет как можно быстрее, потому гроб с телом сразу установят для прощания в главной зале.

— Священника вызвали? — спросила я рассеянно.

— Разумеется.

Каждый из дамских апартаментов был дополнен ванными и гардеробными комнатами, небольшими, но уютными гостиными, в стене столовой обнаружилась лифтовая шахта для транспортировки яств из кухни, библиотекой явно почти не пользовались, а у арфы, стоящей в центре музыкального салона, отсутствовала струна. Ее не открутили

с колка, а отрезали. Сравнив надрезы, я прикинула длину, развернув орудие преступления. Все сошлось. Более того, на лезвии ножа обнаружилась зарубка, видимо, им и воспользовались. Итак, Дульсинею тащили из ее спальни. Прочие дамы наблюдали действо отсюда, с порога гостиной. Она по пути умудрилась схватить нож. Где? Вдова оружие не опознала.

Звук осторожных шагов заставил меня прервать осмотр. Горничная, сделав на пороге книксен, сообщила, что барыню просят спуститься. Нинель Феофановна извинилась и оставила меня.

Перфектно. Честно говоря, она мне только мешала.

Нацепив на нос чародейские очки, я приступила к тщательному обыску. Накакими артефактами — ни чародейскими, ни навскими, женщины Бобруйские не злоупотребляли. Младшенькая с матушкой пользовались кое-чем для красоты, а над кроватью Марии Гавриловны висел простенький амулетик от бессонницы, сонный же аркан был отчего-то наложен на клавиши рояля. Рунами также были снабжены внешние стены, окна и двери. Это для тишины, и запорными чардействами, скорее всего, сам барин озаботился. Апартаменты Дульсинеи носили следы бестолковой драки и ее личной неряшливости. Или, может, горничным было велено ее не обслуживать. Постель оказалась несвежей, на подушке женские волосы и пятна помады, нижнее белье кучей свалено под кроватью. В шкапу — бальное драгоценное платье с разодранным воротом и две пары атласных туфелек, пустой дорожный саквояж, шубка, манто, охотничьи ножны.

Примерив их к орудию преступления, я убедилась, что нож к ним подошел. На туалетном столике в беспорядке теснились баночки, скляночки, валялись пуховки и салфетки. Дульсинея умывалась перед сном ядреным молодильным настоем, он хранился в расписном стеклянном пузырьке. Повертев его перед глазами, я решила, что роспись определенно навья, но, если верить столичным дамам, в вопросах красоты поганые колдунства сто очков вперед чародействам давали, и дамы упомянутые пользовались ими, на запреты невзирая.

Итак, вчера Бобруйский увел актерку, запер домочадцев… Как там Старунов записал? Перед глазами немедленно появились строчки протокола. В восемь часов мещанка Бархатова, истошно крича, сбежала по лестнице в залу первого этажа. Слуги, бывшие там, немедленно вызвали охрану. Господин Хрущ, удачно оказавшийся в курительной комнате, взял дело в свои руки. Кто отпер женщин? Этого в протоколе не значилось. Адвокат уверяет, что, кроме злосчастной Дульсинеи, подле барина никто оказаться не мог. Слуг придется опросить всех. И уж заодно узнать, не потребляли ли в доме опия. В комнатах следов этого я не заметила, но на балу Нинель Феофановна явно была не в себе. Хорошо, предположим, все же Бархатова. Хватило бы ей сил здорового мужика задушить? С избытком. Мужик связан был по рукам и ногам. Она могла коленом ему в грудь упереться и струну на себя тянуть. А ножом ткнуть уже для надежности. Могла. Только картина у нас на убийство в состоянии аффекта не походит. Это, господа мои, типичная месть или вовсе обряд. Удушение с закалыванием… Минуточку! Пристава Блохина в те же два приема жизни лишали. Нож и виселица. Совпадение?

Чистописанием, как и чтением, дамы Бобруйские не увлекались. Ни писем у них в комнатах не было, ни дневников. А единственный чернильный прибор украшал библиотечную конторку. Им недавно пользовались, на кончике пера застывала, но еще не подсохла капелька чернил. Библиотеку я осматривала напоследок, и она не подвела. То есть, если начистоту, находка моя была вовсе случайной. Потому что, будь плотные оконные шторы раздернуты, я не включила бы потолочный свет и не углядела под особым углом примятых ворсинок ковра. Здесь бывали редко, оттого ковер был как новенький, и подошвы оставляли на нем явственные вмятины. К дальним полкам я не приближалась, значит, следы не мои. Мои уже даже расправиться успели.

Согнувшись, я проследовала по едва заметной тропинке, провела пальцами по книжным корешкам. Они оказались декоративными, намалеванными прямо поверх деревянной двери. Не обнаружив ручки, я налегла всем телом, сдвигая доску. Дамская тюрьма Бобруйских оказалась не столь уж неприступной, а тайный ход удобно разветвленным. По

нему можно было идти вправо, вдоль спален, заглядывая в комнаты в специальные глазки, либо, приложив ухо к выводной трубочке, слышать все, что в этих спальнях происходит. Пройдя налево, мы попадали за холщовый экран, украшающий простенок площадки второго этажа, а дальше, минуя ряд глазков и трубочек, выходили к огромному квадратному стеклу, вмурованному в стену. Сквозь него было прекрасно видно кровать с балдахинными столбиками, пуфики и прочую обстановку гнезда порока. Значит, с той стороны стекло зеркально, а с этой… Я толкнула носком ботильона раму, она подалась, раскрываясь внутрь, на стыке лежало что-то маленькое. Присев, я подняла черепаховую пуговку, судя по размеру, с дамской манжеты. Заходить не стала. Вернулась к разветвлению и спустилась по винтовой лесенке, скрытой, как можно было догадаться, внутри центральной колонны, пронизывающей оба этажа. Внизу было что-то вроде кладовой, и, выйдя из нее, я очутилась в обычном коридоре, стены которого украшала выпуклая лепнина. Дверца кладовой в закрытом состоянии ничем не отличалась от соседних проемов. На всякий случай я попробовала ее снова открыть, что проделала без труда, достаточно было потянуть на себя одну из лепных шишечек.

Что ж, с тайным ходом мы закончили. Алиби ни у кого нет, вообще ни у кого. Даже Хрущ мог из курительной комнаты явиться к барину. Ага, Попович, только сначала ему пришлось бы в музыкальный салон крюк сделать, за струной. Не фантазируй, Крестовский прав, тебе приятнее было бы, чтоб убийцей мужик оказался, а не сестра твоя по полу. Убила женщина. Одна из четырех. Работай.

Недолго поплутав, я спросила дорогу у встречной служанки и направилась в кабинет.

Девицы Бобруйские коротали время ожидания в компании своего семейного адвоката. Так себе компания. Андрон Инатьевич дремал в кресле, оглашая комнату нетрезвым храпом, сестры же шептались, заняв диванчик у глухой стены. Поздоровавшись и выразив соболезнования, я прошла к столу. Обе девицы были в трауре, Марии Гавриловне черный креп с тюлем прибавлял пяток лет, Нюте же, напротив, наряд был к лицу. Непохожие сводные сестры. Старшая — некрасивая и дебелая шатенка с зеленовато-карими глазками, младшая — изящная блондинка, голубоглазая, тонкокожая. Обе плакали, обе сейчас настороженно на меня смотрели.

— Евангелина Романовна, что разнюхать успели? — Хрущ всхлипнул, тряхнул головой, потянулся.

Я села, положила на стол сумочку, придвинула к себе стопку чистой бумаги.

— О результатах следствиях сообщено будет в установленном законом порядке.

— А его превосходительство обещал…

— Андрон Ипатьевич, — перебила я строго, — извольте сообщить, где в данный момент находится супруг госпожи Бархатовой.

— Простите?

Приподняв брови, я с нажимом уточнила:

— Бархатов Эдуард Милославович, коего ваш хозяин пригласил погостить в этом доме.

— К прискорбию, не осведомлен.

Так осведомитесь. А то странно получается: жена под арестом, а муж, в паспорт которого она, вероятно, вписана…

Не будь адвокат под воздействием хмеля, моя хитрость бы не сработала. Но он был пьян, поэтому ушел расспрашивать слуг, оставив меня наедине с девушками, чего я и добивалась. Помолчав, будто не зная, как вести разговор, я вздохнула:

— Ужасное происшествие.

Мария Гавриловна всхлипнула:

— Маменька в зале хлопочет, папеньку…

— Земля пухом, — перекрестилась я, — и хотя о покойных плохо не говорят…

Анна Гавриловна залилась писклявым хихиканьем.

— О покойных… плохо…

Вот только истерики сейчас не хватает. Налив в стакан из стоящего на столе графина воды, я велела:

— Выпейте. И давайте по порядку вчерашний день восстановим во всех подробностях. С самого утра. Во сколько пробудились? Чем занимались?

Говорила в основном старшая. Ничего вчера ужасного финала не предвещало. Обычный день был. Проснулись ближе к полудню, на ярмарку не пошли, визитеров не принимали. Дульсинея вообще сказалась нездоровой, так до заката в постели и провела. Вечером в дамской столовой отужинали втроем. Часов около шести Гаврила Степанович явился. В каком настроении? Уж не в благостном. Спросил, где Дуська, из спальни ее вытащил. Нет, ножа никто при актерке не заметил. Нож? Этот? Нет, впервые его видят. А после и Маша, и Нюта, и маменька по своим горницам разошлись. Нет, в музыкальный салон даже не заходили. О смерти хозяина сообщил им господин Хрущ, и он же дамское крыло отпирал. Письмо? В библиотеке? Нет, барышни ничего не писали. Маменька? Не уверены. У нее спросить надобно.

Поделиться с друзьями: