"Фантастика 2023-143". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Зачем?
«Потому что ты должна делать выбор, зная цену каждого решения, защитница. Я не знаю, все ли правильно я сделал, не могу знать, как поступишь ты и как дальше развернется рисунок судьбы, но… Что бы ты ни сделала, это приведет туда, куда должно. Пусть даже к уничтожению этого мира. Мой путь на этом заканчивается. Прощай…»
– Эва. Меня зовут Эва, – торопливо прервала я своего собеседника, почему-то чувствуя важность в том, чтобы он назвал меня по имени.
«Прощай, Эва. Отныне я – твое прошлое…» – Я почувствовала мягкую, усталую улыбку в голосе Коррина. Улыбку человека, который после долгого
Призрачный облик поверх живой мумии чуть потускнел, я услышала тяжелый, жутковатый, сиплый вздох, и вокруг тела Коррина вдруг вспыхнули идущие от него линии Ато. Они устремились в его сторону, перетекали по его телу в каменное сердце, что начало пульсировать все чаще и чаще, пока его удары не слились в единый гул.
Сухой щелчок, и все вокруг вдруг замерло, погрузилось в темноту. Я осталась один на один со своим дыханием и тяжелыми мыслями.
Глава 15
О трудностях социального взаимодействия и важности весла
Некоторое время я просто сидела в темноте, прислушиваясь к собственному дыханию.
Коррин выражался не фигурально, когда назвал себя моим прошлым. Я слышала его в своей голове – едва уловимый шепот на храмовом наречии, еле ощутимые чужие воспоминания, подернутые дымкой. Неприятных ощущений я не испытывала, просто было странно от того, что я вдруг «вспомнила», как, поддерживая себя магией, вырубала в камне эту комнату…
Тряхнув головой и прогоняя унаследованные мною непрошеные воспоминания, я встала. Пронизывающие стены потоки Ато исчезли, как исчез и свет, который они давали, а символ на руке так и не вернул себе божественное сияние. Впрочем, последнее меня скорее радовало – очевидно, тюрьма Коррина, в которую он сам себя поместил, была все еще достаточным убежищем от нашей общей с ним покровительницы.
Обратный путь был чуть медленнее из-за темноты, но я не торопилась. Мне было о чем подумать. Например, о том, каково это – провести полторы с чем-то там тысячи лет в некоем странном подобии анабиоза, ожидая, пока кто-то явится в твою добровольную тюрьму и дарует тебе вечный покой. Или о том, где пролегает та тонкая грань между порядком, равенством и тиранией, сдобренной идеями собственного превосходства… И как далеко может завести любовь.
Я вдруг поняла, что еще за чувство каждый раз слышала в голове «своего прошлого» и оттого особенно искренне и совершенно по-женски посочувствовала Коррину.
Насколько надо было любить Ее, непоколебимо и безусловно, чтобы, пройдя через мясорубку войны, через Ее предательство, а иначе как предательством я и назвать это не могу, через собственное самоотречение… все еще скорбеть о Ней? Хранить тот, незапятнанный преданными идеалами и порочной жаждой силы образ в своем сознании, зная, что он утерян навсегда?
Каким-то чудом мои мысли вдруг перепрыгнули к далеким и словно бы уже чужим воспоминаниям. Те малые обрывки детства, самого раннего, в котором папа был еще жив, а мама – сияла ярче любой звезды.
Медленно ступая по каменному полу и касаясь кончиками пальцев стены, я словно бы наяву видела, как темнота вдруг вспыхивает мягким теплым светом, что льется с хрустальной люстры под высоким потолком нашего старого дома. Как отец в строгом военном мундире кружит маму
по комнате. А она в том самом платье глубокого синего цвета с прекрасным атласным шлейфом, которое она потом, много позже, перешьет мне для выпускного…Звуки вальса Чайковского разносятся по квартире, мама смеется, а отец, чуть приподняв ее на руках, делает оборот вокруг себя, опускает маму на паркет и вдруг поворачивается ко мне:
– Ну, моя маленькая принцесса, подарите своему отцу танец?
Я вздрагиваю, закусив до боли губу, и наваждение спадает. Растворяется в темноте коридора мягкий свет из прошлого, исчезают отзвук смеха мамы и густой баритон отца.
Начало осени… Это был его день рождения, гости уже ушли, и я втихаря допила шампанское из бокала тетки. Родители танцевали в комнате, молодые и счастливые. Как это было давно…
Почему я это вспоминаю?
Ответ пришел сам собой – там, в моей голове, между моими воспоминаниями аккуратно втискивается жизнь совсем другого человека. Стоит мне только задуматься об этом, как сквозь легкую дымку проступает лицо отца, но уже не моего.
С усилием прогоняю от себя эти воспоминания. Пусть, пусть оно все уляжется, успокоится, и тогда потом, когда я разберусь со всеми своими делами и проблемами (а когда-нибудь это же должно произойти?), у меня будет время заглянуть в доставшееся от Коррина наследство целенаправленно.
Коридор кончился. Это произошло внезапно по той причине, что вода озера больше не сияла, как и стены. В гроте царила кромешная тьма, а в этой тьме, тихо переговариваясь на своем мелодичном языке, танцевали светящиеся точки и линии.
Это действительно завораживает. Настоящие глубоководные жители, хищные, опасные и странно красивые…
– Аавануат? – зову я в темноту воды и слышу, как певучие голоса затихают.
Одна группа светящихся точек и линий плывет к берегу и тяжело выбирается на камень.
– Коррин. Смерть?
Знакомый голос внушает какое-то опасение. Я только сейчас понимаю, что, «потянувшись» к чувствам илара (илары? иларши? иларки?!), практически ничего не ощущаю.
– Он… да. – Я решаю, что смерть как состояние лучше всего подойдет описанию ситуации с Коррином.
– Он обещал.
Это звучит как обвинение. Я делаю полшага назад, кладя ладонь на успокаивающе теплую рукоять клинка.
– Да, и я сделаю то, что он вам обещал. Мне нужно время. – Едва я произношу это слово, как слышу гневное, раздраженное шипение Аавануат.
– Время. Много время. Ждать. Жить. Нет время!
– Уф! Нет. Не так много времени, совсем немного! Сегодня, сейчас! Сейчас, понимаешь? – Светящийся рисунок на теле илара подсказывает мне, что та качается из стороны в сторону и нервно дергает хвостом.
– Сегодня. Сейчас. Понимаю. Жду.
Я позволила себе тихо выдохнуть – кажется, прямо сейчас меня жрать никто не собирается. Осталось только найти способ освободить иларов из их продолжительного плена.
Вздохнув, я крепче сжимаю ладонью рукоять висящего на поясе меча, надеясь, что это поможет, и пытаюсь вспомнить то, чего я сама никогда не знала, но то, что Коррин точно должен был мне передать.
Постепенно, успокоив заколотившееся при шипении Аавануат сердце, я начинаю методично перебирать в голове образы, что, на мой взгляд, могут зацепить нужное воспоминание.