"Фантастика 2023-171". Компиляция. Книги 1-24

Мне придется убить Киру, чтобы уничтожить этого многомерного демона из других миров?

Нет, вряд ли состоится такое западло. Это Борис, больше некому. Он являлся мне ночью по дороге в Вечную Сиберию, управлял Поганью, владел какими-то магическими силами. А Кира тут вообще ни при чем.

Шаманка спросила:

– Итак, примешь Знак?

– Мне придется жить на севере? – на всякий случай уточнил я.

– Живи, где хочешь. Но на севере – твой дом. Армия из Защитников будет тебя ждать там.

– Олесь, да что с тобой?! – возмутился Витька и дернул меня за рукав. – Знаками так просто не разбрасываются! С чего ей тебе отдавать такую волшбу?

Я заколебался. Витька прав. Кирсанов передал мне Знак, чтобы я заступил на его место и продолжил его дело: отгонять Погань и гнобить свой народ. У него, старого умирающего человека, не было выбора.

А шаманка, хоть и говорит, что немолода, прямо-таки излучает жизненную энергию и брутальную сексуальность. На бабушку при смерти она не похожа.

Наконец я ей сказал:

– Что ж... Спасибо за доверие, но поищите себе другого.

Не дожидаясь реакции, я развернулся и зашагал прочь. Молчаливая Ива и обрадованный Витька поспешили следом. Я усилил В-чутье – или Третье Око – на полную катушку. Ждал нападения. Если Защитники шелохнутся, снова врублю боевой режим (пока мы беседовали, силы во мне немного восстановились) и сразу замочу шаманку. Без нее Защитники беспомощны и безынициативны.

Шаманка проговорила вслед:

– Жаль, ведун. Твой выбор. Значит, плыть нам еще по реке, других ведунов искать...

И запела низким сильным заунывным голосом:

– Ой, течет река широкая...

Ой, да течет река привольная!

Здесь привольная, а там бурная,

По порогам громом гремящая.

Так и жизнь непостоянная,

Непостоянная да ненадежная...

Думал, счастье ты нашел,

А оно туманом рассыпалось...

Песня была тоскливая, как и все народное музыкальное творчество практически без исключения, она бередила душу, если выражаться образно, и вводила в легкий транс.

Мне стало неловко перед шаманкой.

Ива внезапно остановилась.

– Ты должен принять Знак, Олесь, – громко и отчетливо сказала она.

– А? – поразился я. Витька и вовсе оторопел. – Почему?

– Потому что я знаю эту песню.

***

Пару секунд мы втроем переводили друг на друга взгляды.

Дождь почти совсем прекратился, но где-то на окраине полуразрушенного города ворчал гром.

Одежда на мне противно липла к телу, и легкий ветерок неприятно холодил кожу. Мне уже давно хотелось переодеться в сухое и развести костер.

И пожрать.

– Она тебя загипнотизировала! – сказал Витька Иве.

– Умбота невозможно загипнотизировать, – парировала та. – Эта песня, стилизованная под русские народные песнопения, когда-то была гимном одного из орденов русскоязычных программистов, сформированных после Третьей Мировой. Они верили в то, что никакое счастье недостижимо, учитывая абсолютное непостоянство реальности. Что счастья можно достичь, лишь приняв это непостоянство всей душой.

– Анатман? – фыркнул Витька. – Они че, индуистами были? Или буддистами?

– Возможно. Не знаю. Постулат об иллюзорности мира, заявляемый дхармическими религиями, программистам всегда был ближе и понятней, чем утверждение абсолютного бытия со стороны монотеистических конфессий. Хотя страдательность мира из-за его непостоянства не чужда и авраамическим религиям. Неважно. Этот орден сделал первые шаги по разработке программ, которые позже вошли в Базовый Катехизис умботов.

– А попроще? – буркнул я.

Я и сам был программистом в Скучном мире и в теме кое-как шарил, но росские технологии – это вам не Скучный мир. Про Катехизис умботов я впервые слышал.

– Это защита от бунта машин, – пояснила Ива. – Умбот никогда не пойдет против всего человечества просто потому, что он решил истребить людей ради какой-то более высокой цели.

– Три закона робототехники?

– В принципе, да. Но гораздо-гораздо сложней. Умбот может стать практически человеком с широким спектром эмоций, отстаивать интересы какой-либо группы – например, Либерахьюмов, – но...

– ...уничтожать всех человеков, этих кожаных мешков, не станет, – договорил я.

– Правильно. Эти программисты создали искусственную совесть.

– Ага. Дали Железному Дровосеку сердце. Такие ребята должны быть на Светлой стороне, да?

Я вернулся к шаманке, которая стояла с закрытыми глазами и напевала под нос уже без слов. Похоже, она не сомневалась, что я далеко не уйду, потому что не сделала ни одного шага в направлении своего драккара.

– Что это за песня?

– Древняя песня наших Прародителей.

Я обернулся к Иве.

– Их прародители – русскоязычные программисты, что ли? Ничего не понимаю... Почему вы запели именно эту песню? – обратился я к шаманке.

– Всегда ее пою, – сообщила та безмятежно, – когда дела не ладятся. Все ж непостоянно, чего переживать-то? Помню об этом, но все равно сердце не на месте бывает. А спою – и сразу легче.

– Откуда ее знаете?

– Ее все северяне знают, – усмехнулась шаманка.

Она всмотрелась в меня внимательней.

– А ты, вижу, передумал? Песня понравилась?

Я бросил взгляд на Иву. Она кивнула.

– Вы че, оба рехнулись? – сказал Витька. – Подумаешь: песня! Ее кто угодно может спеть! Это еще не говорит о том, что “ребята на светлой стороне”. Ива?

Ива мягко улыбнулась Витьке.

– Я понимаю, что это нелогично. Нельзя доверять человеку только на основании спетой песни. Но... у меня такая программа. Я даже не знала, что она есть в моей памяти, пока она не проявилась. Очень простой алгоритм: если я услышу эту песню, исполненную правильно, я должна помочь певцу выполнить его дело. Наверное, этот алгоритм во мне еще со времен основания самой Республики Росс. Эта женщина, – указала Ива на внимательно слушавшую нас Виталину Михайловну, – исполнила песню в высшей степени правильно, учитывая все нюансы мелодии.