"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Вот оказывается как! И у вас тоже есть Средний язык, но свой! У нас все образованные граждане его знают.
— А наш Средний язык помнят, наверно, едва тысяча человек во всем мире. Половина из них в столичном Имашанге, остальные рассеяны по королевствам и княжествам империи либо в монастырях. Я привёз ксилографы, которых на Древнем языке нет, и передаю их тебе на всё время, пока я буду отправлять своё посольство здесь, дабы были сделаны с них копии и переводы.
— Жадина! — рассмеялся царь. — Подарить не мог! Но я тебя понимаю и так даже лучше.
Атар немедленно послал дежурных граждан искать монахов, знающих Южный Средний язык. А в залу (если так можно назвать средних размеров комнату) были внесены дополнительные
— Дочь моего мужа и моя по духу Атаросса ныне жена запасного наследника агашского престола и получила второе агашское имя Сатараккат. Наши законы запрещают беременным иметь сношения с мужем и вообще ставят беременных в самое почётное положение, а агашские обычаи считают беременность нечистым состоянием. Поэтому по общему решению наших дворов старкские жёны во время беременности будут пребывать в Лиговайе, и знатные агашцы могут, ежели пожелают, посылать своих беременных жён к нам, дабы начинать воспитывать и развивать детей ещё в чреве матери.
Посол поклонился царице за разъяснение, и матери будущего агашского царя тоже (почему-то, наслышавшись историй о Тлирангогаште, он был уверен, что тот либо погибнет, либо Агаш будет ему слишком тесен, и он завоюет себе новое царство). Но один вопрос вертелся у Даналида на языке, и, соразмерив всё, он дерзнул его задать, решив, что тот не выбьется из общего тона беседы:
— Но ведь известно, что беременные и плод в чреве их подвержены сглазу и злым проклятиям. Посему народы обычно таят беременность и беременных, и ради защиты их беременность объявлена у большинства не только цивилизованных людей, но и варваров, состоянием нечистым. А вы разве не боитесь такого?
— Гражданин не должен бежать от опасностей и соблазнов. Он должен встречать их и смело бороться с ними. А ограждать дитя от всех бед — лучший способ вырастить выродка, — жёстко ответила, к удивлению посла, младшая царица.
— Агашка Орлансса становится более старкской женщиной, чем я, — усмехнулась старшая царица, и все вежливо посмеялись.
— Это благодаря тебе, старшая сестра, подруга и наставница, — улыбаясь, ответила Орлансса. — А уж сколько я тебе хлопот доставила, ибо обычаи и законы наши слишком часто в корне различны, — смягчила она похвалу шуткой
— Но они гармонируют так же, как две мелодии в разных октавах в одном оркестровом концерте, — ответила, улыбаясь, Арлисса.
Дамы в Имашанге, хотя формально сидели за занавесками и допускали к себе любовников лишь в темноте, тоже свободно разговаривали с мужчинами, но здесь было кое-что другое: не проклятое религиями равноправие женщин и мужчин, а нечто, что посол не мог сформулировать, но чувствовал как важнейшую особенность всего стиля жизни этого необычного народа.
Затем дежурные приволокли двух монахов. Увидев друг друга, они вытаращили глаза и зашипели.
— Царь, прогони этого невежу Кхана! Он половины слов не знает. А хвастается, что знаток.
— А ты помолчал бы, попугай! Царь, брат Ликт смысла совсем не понимает и всё перевирает. Он думать не умеет!
— А ты, брат Кхан, угождать сладким слогом и заговаривать зубы мастер!
Монахи стиснули в руках свои посохи и видно было, что еле удерживаются от соблазна разбить сопернику бритую голову. Царь грозно прикрикнул на них, велел развести парочку
по разным комнатам и следить, чтобы не общались. После этого он дал послу две дощечки, тушь и кисть и попросил написать сказанное им четверостишие в оригинале, на Среднем южном языке. Монахи должны были независимо переложить его на старкский в письменном виде. Прошло ещё полчаса, которые незаметно пролетели в приятной светской беседе, хотя обе стороны и взвешивали каждое слово, скрытно (на самом деле очевидно и для тех, и для других; незаметно было бы для менее искушённых) прощупывая друг друга. Вернулись посланные с дощечками ответов.У брата Ликта на дощечке было написано корявыми знаками (видно было, что он ещё не очень освоился со старкским стилем написания иероглифов вместе со старкским алфавитом) не менее корявое изложение:
"Некто неназванный (дальше 1) передал другому (дальше 2) чьё-то благословение неизвестно на что. Много книг и рукописей 1 отдал 2 то ли в обмен на какие-то не очень большие ценности, то ли вместо обещанных ценностей. Кроме того, 2 получил то ли от 1, то ли от кого-то другого корону некоей империи. После этого 1 прогнал от себя 2 в самой жёсткой форме, но почему-то велел ему ни в коем случае не попасть в ловушку и не погибнуть, обороняясь".
У брата Кхана изящными знаками была написана практически маленькая повесть.
"В стародавние времена, когда Морская империя была на последнем издыхании, наш великий предок Эолайос по зову императора Чаллата, запертого в своей столице войском хакана Кулук-оола и тридцати двух союзных с ним народов, отправился спасать императора. Выставил против него хакан тридцать три богатыря: от своего народа и от каждого из союзников — и поставил условие: если тридцать три твоих воина одолеют моих богатырей без потерь, то пропущу тебя в столицу. Началось богатырское ристалище. И две армии замерли в восторге, глядя, как доблестно бьются бойцы. Не прошло и получаса, как тринадцать богатырей хакана легли мёртвыми, а остальные были ранены и сдались. Из фарангов ранены легко были лишь трое. Погрустнел хакан, но слово своё сдержал.
А в столице императора были сплошные разброд и шатания. Военачальники вместо того, чтобы стены оборонять и с варварами драться, друг с другом собачились, как голодные псы из-за гнилой кости. Назначил император Эолайоса коннетаблем и он живо порядок навёл. Семи смутьянам головы снёс, а остальные стали как шёлковые. Семь недель оборонял он столицу, но увидел император, что никто другой не пришёл на помощь и что всё равно город не удержать. И сказал он предку нашему: "Единственного из верных терять не хочу. Если Судьба повернётся, мы империю восстановим, даже если столица падёт, но полководец и его богатыри живы останутся. Знаю я, что хакан глуп и жаден. Поэтому вместо денег и драгоценностей дам тебе нечто денег ценнее: все главные рукописи, свитки и книги древлехранилища моего". Стал отказываться Эолайос, но император прикрикнул на него и издал указ, повелевающий ему немедленно удалиться. С удовольствием выпустил из города хакан единственных настоящих мужей, и лишь посмеялся над тем, чем император их вознаградил за службу: бумажками, глиняными табличками, бамбуковыми дощечками и пергаментами.
А поскольку император благословил Эолайоса и передал ему корону свою, потомки Основателя стали императорами нашей великой империи".
Вся семья царя посмеялась над первым переводом, после чего старшая царица Арлисса сказала:
— Теперь ясно, кого взять переводчиком с Южного среднего.
Не уточняя дальше, Атар велел вызвать сначала Кхана, а после него Ликта. Кхану он высказал своё благоволение и вручил десять золотых.
— Пиши своим красным слогом о местной истории, о нашей, обо всём, о чем хочешь. Я буду тебя вознаграждать за каждое удачное произведение. Только не называй их историями или хрониками, пусть они будут романами, повестями, сказками, балладами — да чем угодно подобным.