"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— И ещё. Если кто из слепых на один глаз прозреет, пусть он произнесёт вначале новый символ веры наедине. Объясните ему, что он должен полностью излить свои сомнения и разрешить их, чтобы иметь право произнести символ веры публично. И пусть он при иноверцах или сомневающихся высказывает свои сомнения, а вы продолжайте убеждать его. И лишь по вашему знаку он должен прилюдно обратиться к Свету Знания. А если кто из иноверцев прозреет, пусть он произнесёт символ веры лишь перед отъездом на землю нашу или уйдя в общину Единобожников, дабы не раздражать зря иноверцев.
Так наставлял своих засланцев Йолур.
Полтора месяца шло войско Йолура к столице Правоверных. Двигались средними переходами, две третьих пути уже шло по землям народов и племён, признавших
Несколько крепостей не захотели признать новый символ веры. Первой из них оказалась Аллария на самой границе "зрячих" и "слепцов": небольшое, но хорошо выстроенное укрепление с сотней гарнизона. Йолур лично, несмотря на опасность, выехал на переговоры с комендантом Эх-Хаджаджем. Вояка, бедно одетый, но с драгоценной саблей и с медальоном за высшую храбрость на груди, счёл позорным оказаться осторожнее и тоже выехал навстречу вождю похода.
Йолур внимательно посмотрел на него. Испытующий взгляд прищуренных глаз выказывал недюжинную волю. Смуглое лицо со шрамами казалось воплощением холодной смелости и безжалостности, доходящей до крайней жестокости. Видно было, что этот человек уже считает, что живёт взаймы у Бога и совершенно не боится смерти — ни своей, ни своих людей и близких. Он приветствовал Йолура как обычного муфтия, но от благословения демонстративно уклонился.
— Доблестный воин, неужели тебе хочется оставаться на стороне тьмы? — произнёс Йолур, сразу же сочтя бесполезным апелляции к возможным жертвам, силе своей армии и слабости гарнизона.
— Свет бывает разный. Я вижу огонь в твоих глазах, но он может быть адским, — непреклонно ответил Хаджадж. — Лучше умереть, чем ввергнуть свою душу и души вверившихся тебе в пасть адскую.
Глаза коменданта тоже вспыхнули отнюдь не добрым огнём.
— Воин, адское пламя жестокости горит в твоей душе, и благодатный свет рассеет его и смоет все тяжкие грехи твои. Я вижу, что ты непреклонно идёшь Путём доблести, но уж очень много зла совершил на своём Пути. У нас в армии ты получишь тысячу, а не жалкий гарнизон, и сможешь продолжать идти своим Путём.
— Если ты мутанабби, лжепророк, то ты мудр. Посланец Кришны не может быть дураком. Нас мало, но крепость в полном порядке, провианта хватит надолго, внутри есть колодец. Гарнизон пойдёт со мной туда, куда я укажу. А ты не убедил меня, и я прикажу сопротивляться до последнего человека, а если вы ворвётесь в крепость, перебить всех жён и детей, чтобы они не стали вашими рабами.
Воины хотели напасть на дерзкого, но Йолур спокойно отпустил его в крепость и, оставив две сотни блокировать её, приказал принимать к себе перебежчиков. Но таковых не оказалось. А Хаджадж предпочёл сидеть в осаде: окрестные племена перешли на сторону Йолура и блокада, даже если он разобьёт осаждающих, всё равно продолжалась бы, а подкреплений ждать неоткуда. Подобным же образом поступили с ещё одной крепостью, комендант и гарнизон которой тоже наотрез отказались замиряться. Три крепости просто перешли на сторону Йолура. Возле остальных разыгрывались сцены, подобные состоявшейся у стен Вадди-Аттах.
Комендант побоялся выйти на переговоры, выкрикивал со стены оскорбления, демонстрируя храбрость. Но после первого же залпа огненными стрелами выслал вестника со знаменем мира и предложил сдать крепость в полном порядке, если ему и воинам разрешат уйти со всем имуществом. Диритич, улыбнувшись, согласился. Через несколько часов из крепостных ворот вышел пёстрый караван. По благословению Йолура, его окружили самые красноречивые муллы. Да и солдаты на присущем им языке тоже уговаривали беженцев не тупить и перейти на их сторону, вернуться в свой дом, пока он ещё не разграблен и не занят, и служить новому пророку и Диритичу. Так что с комендантом ушла едва ли треть воинов. Почти все семейные вернулись, произнеся новый символ веры. Они были приятно
удивлены целостью оставленных жилищ.Племя Адс чуть ли не единственное организовало не просто набег, а сопротивление. Остальные, набежавшие, подвергались карательному ответному набегу, после чего присоединялись к армии джихада. Преследующие адситов воины захватили семью их вождя Аль-Антары. Поражённые красотой дочери вождя Айли и убедившись в её невинности, воины решили преподнести её Йолуру. Тем более что жена его, пожелавшая, невзирая на беременность, сопровождать мужа, как раз родила сына, и такой подарок в честь первенца был вполне в обычаях правоверных, чтобы верному не приходилось долгое время тосковать одному в постели.
На самом деле такие подарки преподносились и раньше, но холодная и расчётливая Агинат сразу же уговаривала мужа подарить рабыню отличившемуся воину либо мулле. Отсутствие любви, полностью скрытое для мужа ласками и тонкой лестью, позволили супруге полностью приковать к себе пророка. А на этот раз Агинат лежала в повозке в состоянии очищения после родов, и вдобавок заболела горячкой. Пока её вылечили, муж уже успел очароваться Айли.
Айли оказалась полной противоположностью Агинат. Страстная и искренне полюбившая мужа, она грозила существенно потеснить в его сердце старшую жену. Привлекало Йолура, что Айли, как девочка, радуясь подаркам и драгоценностям, никогда не пыталась повлиять на мужа в делах, зато всегда готова была рассеять его мрачное настроение и снять усталость. Агинат же каждую ночь нашёптывала что-то мужу, и в результате он часто следовал желаниям супруги.
Йолур, пользуясь правом пророка изобретать новые имена, назвал сына Шамм-Кунал "Свет Кунатала", и сам некоторое время пытался называть себя удд-Кунал, отец Кунала, как назывались многие почтенные правоверные после рождения первенца. Но священники сразу же мягко предупредили его, что пророк неизмеримо выше остальных правоверных, и сын его, при всей почтенности его рода, не может с ним равняться. Это чуть пригасило ликование Йолура по поводу сына.
Извести наложницу было бы позором. Все знаки почтения и внимания, которые продолжал оказывать жене Йолур, лишь раздражали главную супругу, хотя принимались с улыбкой. А при одной мысли, что эта недостойная может родить сына пророку, у Агинат болело сердце и кисло молоко в груди, так что пришлось приставить к сыну кормилицу.
И вот наконец-то показались минареты монастырей нищенствующих монахов, а за ними и стены Кунатала. Первосвященник, оценив, что у него в разы меньше сил, приказать им выходить в открытый бой не решился, собрав в городе побольше провизии, укрепив стены и приготовившись держать осаду. Задача атакующих с чисто военной точки зрения выглядела отнюдь не простой. Столица могла держаться больше года. Несколько дней Йолур призывал жителей и воинов, да и самого Первосвященника, увидеть свет знания и открыть ворота, выставив угощение войску, обещая, что в этом случае они будут рассматриваться как союзники и друзья, а не как сдавшиеся, и что желающие смогут присоединиться к походу на неверных. Первосвященнику обещал сохранение сана, если тот произнесёт новый символ веры.
Переговоры успеха не принесли. Попытка взять город штурмом тоже не удалась: осадных машин было мало, стены крепки, надежда на раскол в гарнизоне: что откроют ворота — не оправдалась. Темник уль-Муййуль удд-Хусани оказался доблестным командующим: казнил трусов, вдохновил воинов и выгнал горожан помогать им.
Уже месяц стояло войско Йолура под Кунаталом. Он послал отряды занять соседние города и крепости, а император правоверных выдвинул своё охранение. При встрече с отрядами императора йолуровцы в бой не вступали, вежливо разговаривали и договаривались на месте о разграничении зон контроля. В целом Йолур поверил, что после взятия столицы император призовёт его к себе и признает, а потом сам войдёт с ним вместе в Кунатал. Такой поворот не очень радовал воинов армии джихада, ещё немного, и они начнут роптать, а то и разбегаться. А тогда и лояльность соседних бедуинов окажется под вопросом. Но Йолур лишь улыбался в ответ на вопросы Диритича и военачальников.