"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Канцлер пишет: "Я по неосторожности своей сказал как-то при обвиняемом: "Неужели нет никого, кто избавил бы нас от этого кузнеца?" Я не хотел смерти Тора Кристрорса, но каюсь, что неосторожными словами вызвал покушение на него. Я утверждаю права Тора Кристрорса на титул владетеля Колинстринны, на баронство Колинстринна и на освобождение от налогов на пять лет, из своих средств заплачу ему тысячу золотых пени, а тысячу золотых пожертвую на храм". Король пишет: "Присутствуя, когда канцлер высказал пожелание избавиться от кузнеца, я сказал, что понимаю чувства канцлера. Поскольку мои слова были восприняты как одобрение, я во искупление невольного греха жертвую сто золотых на храм".
Среди знати поднялся гомон. Канцлер в своем письме декларировал положенное лишь королю. Король успокаивающе произнёс: "Перед отъездом я царским указом
— Я пока что не усматриваю в действиях канцлера нарушения главных имперских законов.
Каждый король Империи был царём, но не каждого царя признавали королём. Самый показательный случай — царь Аколларра, владения, первым получившего от Императора-основателя полную автономию, как приграничное и сдерживающее опасные южные народы. Первоначально Аколларр разросся, его признали царством окрестные монархи. Но затем проиграл несколько внешних войн и поднялся на неудачный рокош. Владение потеряло четыре пятых территории, и царя его королём Сейм с Императором так и не признали. А поскольку от титула Принца Империи монархи Аколларра отказывались, требуя королевского, для Империи они так и остались Имперскими Герцогами. Двойной титул имел и практическое значение: Империя была правовым государством, и временные чрезвычайные положения, сомнительные с точки зрения законов и обычаев Империи, вводились царским указом. Обычно первое же их рассмотрение на регулярном Совете Королевства или Сейме Империи заканчивалось отменой. А для завоёванных неимперских территорий и для подданных государств, не союзных Империи, король был по определению царём, абсолютным монархом.
Секретарь вновь вышел вперед:
— За отвратительные преступления и за клевету на высокопоставленных особ приговорить упомянутого Уларканга к лишению знатности, гражданства, всех прав и к распятию на раме.
Распятие на раме было самой страшной казнью в Империи. Говорят, что изобрел её один линьинский мудрец, к которому правитель обратился с вопросом, как казнить ужасных преступников? Мудрец ответил, что самый жестокий палач — чернь, которой дано право измываться над беспомощной и беззащитной жертвой. При распятии на раме прямого вреда палач не наносил. Осуждённого приковывали к раме на короткие цепи в совершенно беспомощной и унизительной позе, так что он даже мог слегка двигать руками и ногами, но он (либо она) не мог ни встать, ни сесть. После чего любой человек мог измываться над казнимым, но запрещалось трогать его или её больше, чем двумя пальцами. Обычно народ сначала выдирал волосы, а под конец просто разрывал несчастного или несчастную на части. Особенно жестокой делало эту казнь то, что палач регулярно поливал осуждённого солёной водой с дезинфицирующими средствами, чтобы раны не воспалились преждевременно, а сердобольным женщинам разрешалось преступника поить и кормить. Иногда осуждённые жили на раме до месяца.
Палач подрезал осуждённому язык, остановил кровь, промыл и продезинфицировал рану, после чего приковал его к раме. Других разбойников приговорили к разным видам казни или к продаже на галеры. А когда все хотели расходиться, народ потребовал, чтобы знать тоже приняла участие в казни преступника. Пришлось знатным по очереди подходить к распятому и выдирать у него по волосу.
Ангтун держалась за Мастером, поправляя его одежду. Так она проскочила к осужденному, бросилась к нему, захватила двумя пальцами клок волос под мышкой и выдрала его изо всей силы, крикнув: "Подонок! Ты убивал моего хозяина дважды!". Затем она вонзила свои пальцы в самое чувствительное место и как следует дёрнула. Казнимый взвыл. До тех пор он пытался стойко переносить боль. Рабыню схватили охранники, и судьи после краткого совещания произнесли приговор.
— Рабыня Владетеля Колинстринны Тора Кристрорса Ангтун виновна в двух нарушениях. Она пробралась к осуждённому не в тот момент, когда к нему допускались люди её положения. Она прикоснулась к нему дважды, хотя в день разрешается прикасаться лишь один раз. Но, поскольку она сделала это в порыве гнева, стремясь отомстить за своего хозяина, а также потому, что завтра она уезжает и не смогла бы принять участие в казни, суд постановляет приговорить её к минимальному наказанию: 25 плетей за каждое нарушение.
Ангтун покорно сняла хитон и легла на землю. Видно было, что палач бьёт её жалеючи, и что все простолюдины сочувствуют ей. После порки она поднялась, поклонилась судьям и палачу и поблагодарила их, наказавших за грех гнева.
Вечером у Толтиссы был прощальный приём.
—
Мы кончаем на высокой и красивой ноте. А раз Судьба пока что не даёт нам пожениться, нам нужно наложить на себя испытание, — сказала она Тору. — Если мы его пройдём, то будем мужем и женой до смерти и надеюсь умереть в один и тот же день с тобой.— Я согласен, — кратко сказал Тор.
— А насчёт рабыни я тебя кое о чём предупрежу. Тут ходят слухи о некоей жене мастера, подарившей свою рабыню, наложницу мужа, очень высокопоставленному лицу. Такой благородный поступок: ведь рабыня втюрилась в гостя. Но ведь гостю она была совершенно не нужна, и тот сделал её солдатской шлюхой в своей армии.
— Неправда! — воскликнул Тор. — Жена благородно подарила рабыню тому, в кого она влюбилась и кто к ней хорошо относился! А потом я о ней ничего не слышал!
— Скажем так, не хотел слышать и узнавать, — безжалостно пригвоздила Толтисса.
— А что бы ты сделала в таком случае?
— После отъезда гостя отругала бы рабыню за неподобающие ей чувства и побила бы по щекам. Не опомнилась бы — выпорола, и так до тех пор, пока дурь не выйдет через зад. А потом освободила бы её и выдала замуж за хорошего парня.
— Ну и тебя ругали бы за жестокость.
— Зато женщина была бы цела, а потом и счастлива. Легче выглядеть великодушной, чем быть по-настоящему доброй.
Толтисса поднялась и провозгласила:
— Друзья и подруги! Жизнь нас то прибивает друг к другу, то разносит в разные стороны. Давайте же споём "Песню странников" нашего любимого и безвременно ушедшего Эстайора! И все запели.
И вновь отчаянно взревел Рог кибернета. Нам отдан дальний путь в удел До края света. И, вырвавшись живым чуть-чуть Из битв, ненастий Мы верим всё ж, что дальний путь — Большое счастье. Нам вновь искрящийся бокал С друзьями сдвинуть, И вспомнить тех, кого достал Уже нож в спину. Судьба нам — в милые глаза Опять смотреться В них свет, и нежность, и гроза, И совершенство Пропасть в дороге — наш удел. Он не из худших. Тем, кто в постели околел — Немногим лучше.Когда любовники остались наедине, Толтисса сказала Тору:
— У тебя громадный духовный потенциал. Обучение на Великого Мастера слегка его приоткрыло, а Патриарх своим благословением открыл ещё один уровень. Теперь тантра выжгла из тебя всю похоть и открыла дух ещё больше. Ты пока не умеешь как следует управлять своей силой. Вас учили пассивным, а не активным духовным методам. Помни: пока что очень легко дурным людям использовать твой дух себе на выгоду, а ты за это будешь жесточайшим образом расплачиваться. Даже простой твой поцелуй теперь малое благословение. А что уж говорить о соитии!
— Спасибо за предупреждение, любимая, — ответил Мастер. — Насчет похоти ты права: раньше, глядя на твой цветник, я возбуждался, а теперь только любуюсь.
— А мужчиной ты не перестал быть, как я прекрасно знаю, — добавила Толтисса, сливаясь с любимым воедино.
— С тобой — совсем другое. Это нежность и гармония, — сказал Мастер, прежде чем поцеловать её.
— Я тоже избавилась от плотского влечения, — сказала Толтисса, когда поцелуй закончился. — И ещё: я проверила, во мне ребенок.