"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Домом, где почти восемь лет назад поселилась вся его счастливая тогда семья.
Ныне же от него остались только покрытые гарью кирпичные стены. Всё внутри поглотил пожар. Крыша рухнула, прогорели балки и стропила, не осталось ничего, один лишь старый, давно остывший пепел, промытый снегами и дождём.
Лиза осторожно взяла его за руку, и вновь жест это показался совершенно естественным, словно иначе и быть не могло.
— Пойдём, Феденька… нельзя нам тут долго…
Увы, что случилось с родителями, сёстрами, старой нянюшкой, что так и жила с ними все эти годы — Лиза ничего не знала.
Фёдор молча кивнул Лизе и они, так и не расцепляя рук, побрели обратно — к приводившим себя в порядок александровцам.
А пока брели, Лиза тоже рассказывала — как в самом начале, едва красные взяли власть, мать отправила её к Зине, в расчёте, что их не тронут. И действительно — на простую экономку, считай, прислугу, никто не обратил внимания. А вот за Варварой Аполлоновной пришли.
Точнее, пришли за Лизиным отцом, Корабельниковым-старшим. А маму забрали вместе с ним и с тех пор они так и «сидели», как говорили теперь в народе. Слава Богу, что можно было носить передачи, в «Крестах» их ещё принимали.
Занятия в гимназии, само собой, прекратились. Ученицы разбежались кто куда, а саму гимназию переименовали в «1-ую трудовую школу», и набирать туда стали уже всех детей с округи. Что, конечно, было правильно, учиться все должны, но…
Зине с Лизой удалось пристроиться там же учительницами. Хорошо, помогла сама начальница гимназии, Тальминова: безропотно перенесла все изменения, не моргнув глазом, встретила орду вчерашних уличных мальчишек. Учителей, правда, не хватало, и бывшая директриса (а ныне просто «старший преподаватель»), немедля устроила своих же учениц наставлять детвору грамоте.
— Нам, по крайней мере, паёк давали… Можно было за маму с папой хлопотать…
Лиза не отпускали Фединой руки.
— Мы их выручим, честное слово! — вырвалось у Федора.
Лиза вдруг грустно и очень-очень по-взрослому взглянула на него.
— А я уже простилась. Молюсь за них, всё время молюсь, а вот внутри-то сидит оно, что… что всё…
— Не говори так!
— Да что ж «не говори», Феденька, милый… Знаешь, сколько уже вот так пропало без вести? Забрали в чрезвычайку и всё, обратной дороги нет. Ты только не ругай меня, я верю, верю, я молюсь… но на всякий случай уже попрощалась.
Они шли, и Фёдор не знал, как утешать Лизу. Всё, что пришло на ум — обнять её за плечи и она тотчас доверичиво прижалась к нему.
…Когда солнце уже поднялось, а все валились с ног, когда в город вошли колонны дроздовцев, а противник в беспорядке отступил кто куда, по большей части — без затей к столице — к Аристову подбежал взмыленный вестовой со свежей повязкой на лбу:
— Господин полковник!.. Тут… вас просят…
— Что случилось?
Доброволец был «из новых», не кадет, не юнкер. Он не знал деталей и подробностей.
— Командира красных окружили. Хотят живым взять. Вы приказывали…
Аристов кивнул.
— Идёмте.
…Однако, когда они подоспели, всё уже почти кончилось. Вжавшись спиной в угол кирпичной стены, бессильно склонив
голову набок, сидел немолодой уже офицер в красноармейской форме, присыпанный белой пылью от разбитой штукатурки. На правом боку расплылось уже большое тёмно-алое пятно.В руке он всё ещё сжимал наган, но непохоже было, что собирался отстреливаться — не осталось сил.
Вокруг застыли александровцы, в основном — бывшие кадеты.
— Что вы стоите?! — гневно начал было Аристов и осёкся.
Раненый с трудом поднял голову. Взглянул полковнику в глаза, губы слабо скривились.
— Ямпольский, — выдохнул Две Мишени. — Ну и встреча…
— Аристов… — слова давались Ямпольскому с трудом, получалось еле слышно. — Пришёл… посмеяться?
— Плохо же вы меня знаете, если и вправду так думаете, — ледяным тоном ответил Две Мишени. — Опустите револьвер, вас перевяжут.
— Чтобы… повесить?..
— Чтобы судить.
— И… потом… повесить. Поглумившись…
— Я бы вас казнил, Ямпольский, за измену присяге. Но судьбу вашу решит государь, не я. Опустите ре…
— Хватит, Аристов… возьмите… вот тут… в кармане… адрес… матери… отдайте… не хочу… у вас… болтаться…
Револьвер поднялся к виску. Дуло подрагивало — всё-таки рана Ямпольского была тяжела.
Грянул выстрел — и наган вышибло из ослабевших пальцев бывшего полковника.
Две Мишени опустил браунинг.
— Судьбу вашу государь решит.
Но Ямпольский уже заваливался набок, силы его оставляли.
Ирина Ивановна склонилась над ним и почти сразу же выпрямилась.
— Преставился…
Аристов перекрестился.
— Хотя бы не сам. Хотя бы от этого греха уберегли…
Он расстегнул пуговицу нагрудного кармана, вытащил смятый и запечатанный конверт с полустершимся адресом. Вздохнул, аккуратно спрятал.
— Отдадим матери, как он просил. И похороним. А пока…
А пока они вновь готовили эшелоны, расчищали путь. Варшавский ход разметало взрывом эшелона с боеприпасами, двигаться следовало по Балтийскому, и вдруг оттуда, со стороны Мариенбурга, вдруг донёсся длинный паровозный гудок.
Это было странно. Кому это потребовалось столь громогласно оповещать о своём приближении?
Вскоре появился и сам состав. Шёл он медленно, а над паровозной будкой колыхался трёхцветный русский флаг.
— Уж не хитрость ли это? — пробормотал Две Мишени.
Александровцы и дроздовцы вместе рассыпались вдоль полотна, бронепоезд «Единая Россiя» грозно зашевелил стволами орудий.
Приближающийся паровоз совсем остановился. С подножки соскочило несколько человек, спокойно, без суеты, развернули два флага — бело-сине-красный и просто белый.
Две Мишени поднёс к глазам бинокль.
— Ба! Знакомые всё лица! — он изумлённо потряс головой.
Прямо по рельсам, закинув на плечо винтовку и высоко держа трёхцветный стяг, к ним шагал ни кто иной, как Иван Тимофеевич Степанов, питерский рабочий с «Треугольника», тот самый, что командовал тамошней рабочей дружиной ещё до октябрьского переворота.
И сейчас он шёл навстречу Аристову, лицо серьёзно, но спокойно.
Приблизившись, остановился, вгляделся. Сделал знак шедшим вместе с ним — немолодым уже рабочим с винтовками.