"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Не ворчите, моя дорогая, — сказала я, обняв родительницу за плечи. — Только не сегодня.
— Шанни, опомнитесь, — воззвала матушка к моему разуму, — что за выходка, мы не дома.
Однако всё же улыбнулась и потрепала меня по щеке, довольная моей лаской, пусть и проявленной не к месту.
— И всё ж таки, этот невежа испортил впечатление от службы, — не сдалась баронесса Тенерис. — Но вы правы, дитя мое, сегодня никаких обид и брани. Только смех, только радость и счастье! И бал непременно вознаградит нас за это маленькое огорчение.
Никто спорить не стал, и вскоре мы уже выходили на улицу, пусть и запруженную народом, но
Амберли, державшая меня под руку, всю дорогу исходила на восторг от храма, от службы, от того, что увидела короля и его семейство. Я слушала ее с улыбкой, а когда она заговорила о принцессе и герцогине, вообще ушла в свои мысли, продолжая только делать вид, что слушаю сестрицу. Чтобы улыбка выглядела естественной, я думала о Фьере Гарде, который должен был стоять где-то над нами в свите ее светлости. Жаль, что я не поискала его взглядом и не поздоровалась…
— Что скажешь, сестрица?
— Что? — рассеянно спросила я, вырванная вопросом сестры из своих размышлений.
— Как это — что? — изумилась она. — Разве же ты меня совсем не слушала?
— Разумеется, слушала, — заверила я Амбер. — Повтори, пожалуйста.
— Однако у вас, ваша милость, отменный слух, — ядовито ответила сестрица, но вздохнула и, наградив меня укоризненным взглядом, повторила то, что я успела пропустить: — Его сиятельство, граф Гендрик, сказал, что хочет попросить у твоих родителей разрешение на нашу прогулку. А я думаю, хорошо ли это? Он ведь был твоим женихом…
Я воззрилась на нее с недоумением. Если бы это не было дурно, то и постучала бы себя по лбу, интересуясь душевным здоровьем родственницы.
— Но ведь это так! — вдруг разгорячилась Амбер. — Твоя матушка говорила об это, когда просила обратить внимание на Брана Гендрика еще перед моим представлением. Граф Элдер — прекрасный человек и интересный мужчина, и, признаться, мне приятно, когда он рядом. Но он влюблен в тебя, а ты сама говорила, как будет дурно, если мой супруг затаит в сердце чувство к другой женщине. Мне бы не хотелось, чтобы, видя тебя, мой муж страдал, и я тоже, глядя на это. И еще меньше хочу злиться и ревновать к своей сестрице.
И вот тут я изумилась по-настоящему. Признаться, не ожидала от нашей милой наивной Амберли столь здравого рассуждения. Нет, она не была глупой, но все-таки оставалась еще во власти тех грез, которых была лишена я. Сестрица ждала и жаждала любви, она хотела замуж и желала того простого счастья, которого положено желать всем девицам на свете, если они, конечно, не озабочены чем-то более великим и фундаментальным, вроде преобразования общества и его устоев… В общем, баронесса Мадести-Доло была девушкой мечтательной, а сейчас я слышала здравую речь и опасения в отношении возможного будущего.
— Скажи мне честно, Амберли Мадести, — заговорила я без тени улыбки, — нравится ли тебе Элдер Гендрик? Нравится ли он тебе так, чтобы ты пожелала видеть его своим мужем и отцом твоих детей?
— Ох, — зарумянилась сестрица и прижала ладонь к груди. — Какие вещи ты говоришь…
— О замужестве?
— Не совсем, — совсем уж заалела Амбер, и я поняла:
— О детях?
Она кивнула, и я едва сдержала ухмылку, поняв, что краснеет юная баронесса не при мысли о детях, а о том, что предваряет их рождение.
— И что же ты скажешь? — спросила
я.Амберли ответила мне мученическим взором, но вдруг решительно кивнула:
— Да, сестрица, он мне нравится, и я бы не стала отказывать его сиятельству, если бы он сделал мне предложение. Это ведь так восхитительно, Шанни! — вновь разгорячившись, воскликнула она. — Видеть, как он творит чудо на холсте, помогать ему и, если бы он позволил, служить ему вдохновением. Когда я смотрю на твой портрет, я безумно ревную, потому что мне кажется, что так нарисовать можно только, любуясь своей моделью… ох, прости, — Амберли потупилась, а я обняла ее за плечи и улыбнулась:
— Вот уж глупости. Ты просто не видела других его работ, иначе бы поняла, что каждая его картина написана с неменьшим мастерством. Его сиятельство наделен даром вдыхать жизнь в свои творения. Может, это и не магия, но благословение Богов так уж точно. И он никогда не был влюблен в меня по-настоящему, просто привык считать меня своей невестой, только и всего. Однако ныне он освобожден от навязанных родителями обязательств по отношению ко мне. Поверь, дорогая, чтобы не чувствовал ко мне Элдер, но его взгляд не задерживается на мне. Он не ищет возможности увидеться со мной и поговорить, кроме тех случаев, когда мы оказываемся все вместе в гостиной. Да и тогда это всего лишь светская беседа и не более. Я знаю, о чем говорю, сестрица, ты уж мне поверь. Тебе нечего опасаться. Промеж вас меня нет, и не будет. А еще, — я скосила на нее лукавый взгляд: — А еще я видела, как он смотрит на тебя, и в его взгляде читается интерес и любование. Быть может, ты не замечала, но он рисует тебя, когда ты стоишь у мольберта. В своем блокноте. Я видела, когда как-то заглянула к вам. Я тогда поняла, что стану лишней, если войду, потому прикрыла дверь и ушла.
— Правда? — глаза Амберли распахнулись, и я кивнула с улыбкой:
— Хэлл мне свидетель.
— О, Левит, — помянула она свою покровительницу.
— Наша Мать с тобой, сестрица, — заверила я. — Потому, если родители одобрят просьбу графа, не отказывайся. Дай ему возможность поухаживать за тобой.
— Я будто бы в огне, Шанни, — произнесла Амбер. — Неужто и вправду рисует меня, пока я не вижу? И смотрит…
— Клянусь, — ответила я, подняв руку.
— Ох, — только и ответила она, а я рассмеялась.
Родители, если и слышали нашу беседу, то не показали виду. Они шли впереди, разговаривая о чем-то своем, и батюшка лишь время от времени бросал взгляд назад, чтобы посмотреть на нас с сестрицей. Но, уже подходя к особняку, обернулась и матушка, заслышав наш с Амберли смех.
— Что это за неприличный гогот? — вопросила ее милость, когда мы приблизились. — Разве же так смеются девицы благородного воспитания?
— В этот день положено веселиться, матушка, — возразила я.
— Но не так же громко! — возмутилась родительница. — Это же какой-то кавалеристский полк, право слово! И я говорю не о всадниках.
— Полк… — батюшка усмехнулся: — Вы сильно преувеличили, ваша милость. К тому же мы уже почти вошли в особняк.
— Вот там пусть и хохочут, — не сдалась матушка. — А на улице только легкий смех, негромкий и искрящийся, будто полет бабочки. Не понимаю, почему это нужно повторять девицам на выданье.
Она всплеснула руками и устремилась вперед. Батюшка подмигнул нам с сестрицей и последовал за супругой. Смущенная Амбер бросила на меня быстрый взгляд, но уже через секунду снова хмыкнула.