"Фантастика 2024-119".Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Конрад нервно взглянул на поднимающееся солнце.
— Мне нужно торопиться. Мейендорф сказал, что любимчик Гиммлера Эйхман — далеко не Борман. Его не связывают с Гитлером партийные узы и узы старой дружбы. Он отправил в газовые камеры миллионы, и избавиться от лишней обузы для него проще, чем держать под своим креслом бомбу, пусть даже спрятанную далеко в джунглях. Для тех немногих, кто ещё симпатизирует Гитлеру, так и будет объявлено, что фюрер доживает в созданном для него раю счастливую жизнь, завещав своё дело Эйхману. Но приближённые к Райхенбаху не строят иллюзий. У него есть чёткое распоряжение: вывезти вас самолётом и спрятать тела где-нибудь в глубине сельвы.
— Тела? — оторопел Фегелейн.
— Не знаю. Возможно, вас убьют здесь, а может, уже и там. Думаю, что скорее
— Спасибо, Антон, — шепнул Фегелейн вслед исчезнувшему Конраду.
Он почувствовал, как вмиг вспотели ладони. Эйхман, Эйхман, Эйхман… даже среди гестаповцев Мюллера ходили слухи о его невероятной жестокости. Это был тот случай, когда убийцы боялись убийцу за убийства. Нет, Фегелейн ни на секунду не усомнился в словах Конрада. Наступил тот момент, когда впору было вспомнить добрым словом тихушника Бормана. Партайгеноссе хоть и был жаден, циничен, и уж очень напористо стремился к самостоятельности, но он не опустился бы до элементарной физической расправы. Чистокровный андалузец, к которому Фегелейн успел проникнуться любовью, фыркнул и протянул морду за привычной сладостью, но Герман его не заметил. Вернувшись в дом, он открыл шкаф и вытащил обувную коробку. Здесь у него хранился пистолет. А почувствовав в руке его тяжесть, он вдруг ощутил невероятный подъём. Так всегда бывало в моменты опасности. Фегелейн обожал себя в такие минуты. Он словно перерождался. Мозг начинал работать со скоростью полёта пули, мышцы превращались в сжатую пружину, все чувства обострялись до предела. Он неожиданно услышал, как в комнате Гитлера заскрипела кровать, хотя раньше не слышал, что творилось за собственной дверью. Фегелейн криво ухмыльнулся — нет, так просто им его не взять! Надев свой лучший костюм, он вышел на террасу и занял плетёное кресло с видом на озеро.
«Антон сказал, что самолёт прилетит уже сегодня, — размышлял он, глядя на тихую зелёную гладь, — а в нём наши палачи. Сколько их может быть? Сколько человек вмещает частный гидросамолёт, способный сесть на такое крохотное озеро? Если учесть, что потом им ещё нужно взять пятерых пассажиров? Пять, шесть головорезов? Не бог весть какая армия. Бывало и хуже. Отпора они не ждут, оружие спрячут, будут изображать радушие и почтение. А это только усиливает фактор встречной внезапности. Эх, будь у меня пулемёт! — Фегелейн намётанным глазом уже нашёл для него место, с которого причал был как на ладони. — Конечно, есть ещё охрана. Конрад говорил, что охране дано указание не препятствовать людям Райхенбаха, но и не велено помогать, а значит, их вмешательство маловероятно. После исчезновения Бормана можно попытаться переманить Мейендорфа на свою сторону, взывая к близости его шефа и фюрера. Гитлеру придётся приложить всё своё красноречие — пусть хоть какая-то от него будет польза! А если ещё уничтожить Райхенбаха и его людей в первые секунды, то проблем с охраной и вовсе не должно возникнуть. На Мейендорфа хорошо организованная операция наверняка произведёт впечатление. Остаётся вопрос — как это сделать? На доктора надежды нет. Штумпфеггер никогда тяжелее шприца в руках ничего не держал. Адмирал? — Фегелейн задумался. — Скорее нет, чем да. Здесь нужна ювелирная работа, а из Фридебурга стрелок такой же, как из меня моряк. Опять всё делать самому…»
Чувствуя в крови адреналин охотника, Фегелейн встал и прошёлся по вымощенной камнями тропинке к озеру.
«Да… будь у меня пулемёт, я свалил бы самолёт ещё при заходе на посадку, решив все проблемы одним махом!»
Неожиданно Фегелейн замер. А ведь самолёт нужен им самим! Неповреждённый. И обязательно с пилотом.
Мысль стремительно понеслась в новом направлении. Предстоящая картина предстала перед глазами в совершенно новом свете: «Сев на озеро, самолёт заскользит с запада на восток, затем подрулит к причалу. От террасы до причала пятьдесят метров. Придётся выйти им навстречу. Узость причала не даст бойцам Райхенбаха стрелять одновременно, не перестреляв друг друга, а мне достаточно трёх секунд, чтобы разрядить магазин! Пилот останется в кабине и не пострадает. Он из частной компании,
аргентинец, и, завидев пистолет, играть в героя не станет!»— Герман, как это для тебя нетипично.
Позади стояла Ева. Фегелейн вздрогнул и ругнул себя, что непростительно увлёкся, не услышав её шагов.
— Ты обычно выходишь к завтраку.
— Становлюсь сентиментальным, — улыбнулся он, спрятав за улыбкой замешательство, — меня начинает завораживать вид сонного озера.
— А мне оно осточертело. Здесь всё сонное, а я хочу в Берлин, хочу суету, услышать шум Унтер-ден-Линден. Чтобы всё как прежде. На улицах цветут каштаны, звучит «Лили Марлен».
— Сейчас в Берлине звучат советские марши.
Лицо Евы исказилось:
— Вовсе незачем напоминать. Наша краснокожая рептилия спрашивает, что тебе подать на завтрак.
Догадавшись, что Ева имеет в виду хозяина виллы, Фегелейн нехотя отмахнулся:
— Пусть подаёт, что хочет.
— Ты становишься неразборчив. Это признак впадания в безразличие.
— Это признак того, что у него на завтрак всегда одно и то же: сок гуавы и жареный бомбас. Ева, за завтраком я хотел бы обсудить со всеми кое-какие вопросы.
— Опоздал, — хмыкнула Ева. — Мой Ади уже позавтракал, доктор и адмирал предпочитают не выходить из своих комнат. Если случилось что-то важное, ты можешь обсудить это со мной.
— Ну что ж, — вздохнул Фегелейн. — С тобой так с тобой. Нам нужно ускорить поиски золота. Времени мало. Вероятно, счёт уже идёт на часы.
— Ха! Ускорить! Я не поспеваю за твоими мыслями. Не ты ли говорил, что нам необходим самолёт? И пока у нас не появится этот чёртов самолёт, о золоте остаётся только мечтать?
— Возможно, очень скоро он у нас появится.
— Вот как? — хитро усмехнулась Ева. — Понимаю… тебе удалось нанять самолётпозавчера, когда ты выезжал в город? И ты молчал? Ах ты, затворник! Что ещё ты нам не рассказал? А вот когда я что-нибудь узнаю, то…
— Ты можешь помолчать? — перебил, поморщившись, Фегелейн, словно ему тронули больной зуб. — Самолёт я беру на себя, и для тебя этого достаточно. Я хочу, чтобы вы с фюрером приготовились к экспедиции, так, чтобы для всех это осталось полнейшей тайной. С доктором и Фридебургом я поговорю сам.
— К экспедиции? — удивилась Ева.
— Ты не ослышалась! — нервно оглянулся Феге-лейн. Откровенное тугоумие Евы начинало выводить его из себя. — Экспедиции за золотом. Это наш последний шанс. И вопрос не столько о власти, сколько о нашем выживании.
— Герман! — Ева неожиданно вздёрнула подбородок, всем своим видом давая понять, что не позволит собой командовать, и последнее слово всегда останется за ней. — Сейчас не лучшее время для твоих авантюрных фантазий. Ты уже обещал найти золото сам, так что ищи, но только без нас. У Ади участились приступы, адмирал впал в депрессию, а доктору самому нужен доктор — вчера он жаловался на артрит. И потом, о какой экспедиции ты говоришь? Взгляни на меня! Даже не представляю, какое бы платье я могла надеть?
У Фегелейна потемнело в глазах. Ему стоило огромных усилий удержать себя в руках и не отвесить Еве хорошего фельдфебельского леща. И всё же он сорвался. Больно сжав локоть Евы, он с чувством прошептал ей на ухо:
— Послушай, безмозглая устрица, может так статься, что уже сегодня к вечеру нам всем понадобится не доктор, а могильщик. И то, если сжалятся и не оставят на корм падальщикам. Ты сейчас же вернёшься в дом, соберёшь всё необходимое, но так, чтобы даже мышь под полом не догадалась о наших планах. Затем будешь сидеть тихо и ждать моего сигнала. Фюрера накачай всем, что только у тебя есть. Мне нужно, чтобы он из развалины превратился в солдата, и не ползал, а бегая, дал бы нам всем фору!
Неожиданно Фегелейн увидел, что за ними наблюдает Гитлер. Стоя за дверью, со стеклянной рамой он удивлённо смотрел на искажённое болью лицо Евы и беззвучно шевелил губами. Затем, догадавшись, что его не слышат, прихрамывая, вышел на террасу.
— Генрих, что происходит?
— Мой фюрер! — щёлкнул каблуками Фегелейн, мгновенно отпустив руку Евы. — Плохие вести.
Гитлер окинул его мрачным взглядом, и, поискав глазами кресло, произнёс:
— Хорошие давно закончились, зато плохих в избытке. Докладывай.