"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21

— Оставьте заявку в секретариате, я подпишу…

— Но там…

— Я сказала: оставьте в секретариате, я подпишу. На сегодня — всё!

Собравшиеся с недоумением, явно написанным на их лицах, тихо покинули зал совещаний. Обычно подобные совещания занимали несколько часов, а сегодня уложились минут в пятнадцать. Хотя министры промышленности тоже не каждый день на совещания приходят…

Когда последний из собравшихся закрыл за собой дверь, Мария Петровна уронила голову на руки — и горько заплакала.

"Дочь наша" была единственным человеком, от кого у меня не было никаких секретов — в том числе и производственных. И именно благодаря ей в то время, когда я или в госпиталях прохлаждался, или в юрте прятался, компания продолжала успешно работать и даже развиваться. Причем иногда ее идеи даже у меня вызывали оторопь — как, например, идея сделать Восточную Республику металлургической державой. Я-то ведь очень хорошо знал, что полезных ископаемых там нет, кроме разве что очень плохонькой железной руды, да и она была в курсе — но ее это не остановило вообще. Нет — значит привезем, и, каким-то образом добыв материалы Американской геологической службы, она довольно быстро подписала несколько договоров с Бразилией — отхватив таким образом исключительные лицензии на месторождения железа и марганца у Корумбы и каменный уголь провинции Риу-Гранди. Причем выстроила для перевозки угля железную дорогу, ну а руду предполагалось возить баржами-самоходками по Паране — и под этот проект она умудрилась организовать заключение межправительственного "договора о вечной дружбе" между вечно враждующими Уругваем и Аргентиной.

Бальтазар Брум — нынешний президент Уругвая и давний сторонник почившего Хосе Батлье — даже приглашал Машку в правительство, но ей "ограничиваться одним Уругваем" не захотелось… тем не менее в Восточной Республике власти у нее было меньше чем разве что у самого сеньора Бальтазара. Оно и понятно: своей деятельностью она де-факто продавливала "доктрину Брума", правда в весьма своеобразной трактовке: вместо "объединения всех латиноамериканских стран и США" происходило объединение южноамериканских стран в противовес США. Причем происходило довольно успешно: кроме "плодотворного сотрудничества" с Венесуэлой к нашей "производственной кооперации" вот уже и Аргентина с Бразилией понемногу присоединяться стали, поскольку именно "противовесность" возникающего союза пока еще очень искусно пряталась.

Хотя тут главным словом будет именно "понемногу", все же местное население было пока настолько еще диким, что даже русские крестьяне по сравнению с ними казались представителями высшей цивилизации. Что объяснялось просто: "наши" пока еще не забыли нищенских урожаев и зимы на полгода и вкалывали с воодушевлением, а тутошние тридцать центнеров с гектара считали неурожаем. В Уругвае-то "колорады" — то есть партия Батлье — все же и образование в массы несли, и экспорт того же риса всячески стимулировали, а в Бразилии правительству почти на все кроме каучука и собственной власти было практически наплевать. Ну, почти: Машкины инициативы, дающие приличный рост как экспортных доходов, так и развития хоть какой, но промышленности, поддержку в правительстве все же находили — как и в Аргентине. И не только там, дочь наша сумела кое-какими проектами заинтересовать и правительства Парагвая и Боливии, хотя там все еще было на самых начальных стадиях.

Впрочем, это было практически всё, что я уяснил из довольно кратких Машкиных пояснений: дела идут, альянсы крепнут, всё будет хорошо. В Южной Америке — а вот насчет России всё было плохо. Наверное потому, что Машка Россией заниматься не стала — хотя ну кто бы ей дал? Большевики вцепились во власть зубами, руками и ногами…

Машка зашла в кабинет, когда я, матерясь про себя, читал очередную сводку, подготовленную Славой по материалам разведки: Андрей Петрович оставил в Кремле достойных продолжателей своего нелегкого дела. Причем матерные слова у меня возникли как реакция на стенограмму очередного заседания большевистского правительства, в которой "товарищи" именно с использованием подобных слов отклоняли Машкино предложение о передаче ей в концессию бывших моих тракторных заводов. И не потому, что-де "ее отец Дзержинского убил", а лишь потому, что "русская эмиграция контрреволюционна даже по происхождению". Ага, а Рокфеллеры, которым была передана концессия на бакинскую и грозненскую нефть, в глубине души были пламенными революционерами…

— Прочитал? — в голосе моей бизнесменши мне послышался смех.

— Что конкретно? Про твою контрреволюционную родословную?

— Нет, это не так смешно. Я имела в виду подготовку к очередной денежной реформе.

— Нет еще, а что там? — я выразительно скосил глаза на сброшюрованный отчет, не уступающий толщиной энциклопедии. — Смешного, я имею в виду.

— Да ничего особенного. Кроме как мелкой детали насчет перехода на новую монету. В Гохране большевики нашли золота только на семнадцать миллионов рублей. Почти двенадцать тонн!

— И что смешного?

— Больше золота у большевиков не осталось… и это не смешно. Я просто вспомнила одного наивного юношу, который мне говорил что если у большевиков найдется три миллиарда рублей золотом… Хотя если найдется, то, возможно, что-то у них и получится. Жаль, что не нашлось — Машка захохотала.

— Я выгляжу в твоих глаза идиотом?

— Нет, ты выглядишь именно наивным… правда, не юношей, конечно. Но ты особо не переживай по этому поводу.

— И как прикажешь не переживать? Ведь на эти деньги столько всего можно было сделать!

— Ну и делай, кто тебе запрещает? Я серьезно — снова засмеялась Машка, — ведь эти деньги от большевиков перешли англичанам, те — отдали их за долги американцам. Американским банкам, понятное дело, главным образом "Первому Объединенному", ну а уж Мария Иннокентьевна золотишко это мне и переправила. А большевики пусть лапу сосут. Жалко лишь, что не узнали они про то, что ты золотую статую вывез, а то бы и повесились с горя сразу все.

— Что, Петерс не рассказал пока?

— Кому? Лично Дзержинскому? Тот и так знает… а больше некому: думаю, их в отдельный котел в аду сажают, чтобы приличных грешников не мучить. А нам зачем лишний ажиотаж вокруг университета создавать?

— Постой… так что, у нас кроме тех шести миллиардов еще и золота…?

— На четыре миллиарда долларов. Причем Мария Иннокентьевна собирается еще минимум четыре из шести бумажных в металл перевести: Станислав Густавович пообещал, что к концу года доллар тоже рухнет. В золоте оно понадежней будет, а Мэри Вольфенстейн скупила "золотые" долги всей Европы. Сейчас первый Атлантический флот США как раз с дружеским визитом направляется в эту самую Европу… переведет.

— Ее же убьют за такие фокусы!

— Не успеют. Мэри сама помрет, где-то через месяц… А Мария Иннокентьевна из Сьюдад Электрико и не уезжала никуда. И ты же сам говорил: настоящей женщине, чтобы измениться до неузнаваемости, нужно просто умыться… так что все будет сделано по высшему разряду.

— Ну, тебе виднее. И я очень хочу тебе сказать вот что: дочь наша, только два человека понимают, что и зачем я делал, Камилла и ты. Не перебивай! А помочь мне исправить сделанное неверно теперь можешь лишь ты одна. Думаю, сейчас ты уже и вообще одна бы справилась, но пока я жив, будем делать все вместе.

— До чего же вдохновляет осознание того, что папашка вовсе не собирается взвалить все на мои хрупкие женские плечи! Давай так договоримся: как только ты вернешься, сядем рядом в тихом месте и ты мне все же постараешься объяснить то, что я по твоему мнению понимаю. Ну а как все понятое исправить, мы подумаем чуть позже. У тебя когда самолет? Через полчаса?

Поездка в Усть-Карони оказалась более длительной, чем я поначалу предполагал. Хотя, зная любовь Хуана к театральщине, все же был готов и к тому, что "быстро поприсутствовать и убежать" не удастся — и предчувствия меня не обманули. То есть саму-то станцию "запустили" быстро, она все равно уже шестой день как давала ток в сеть, просто делала она это еще "неофициально". Что было, в общем-то, и нетрудно: все электричество "пока" шло на прогрев алюминиевых электролизеров новенького алюминиевого завода.