"Фантастика 2024-126". Компиляция. Книги 1-23

Но, несмотря на темноту, я с первого взгляда поняла, что представшее передо мной селение огромно. У каждого из первых пятидесяти шатров, которые я могла различить в темноте, стоял на шесте факел. Чем дальше были шатры, тем мельче были огоньки находящихся возле них факелов… тех из них, которые мерцали вдалеке едва заметными точками, было больше нескольких сотен.

Между шатрами я заметила несколько кентавров. Видимо, они были обеспокоены криками сторожевых и вышли из шатров посмотреть, что же произошло, но подходить к нам, пришельцам, не решались.

Дендегар без лишних слов и объяснений провел нас с Арландом по деревне, почти в самый центр, где специально для меня возле колодца был поставлен отдельный шатер со всеми необходимыми человеку вещами. К моему приходу тут подготовились.

Мой шатер был таким же огромном, как и прочие, и напоминал скорее дом с тремя комнатами по шесть-семь квадратных метров, разделенными пологами.

В одной из них, где была лежанка из сенного матраса и шкур, стоял так же сундук, заменявший письменный стол и тумбу, и шкаф с полками. В другой комнате был высокий длинный стол, похожий на операционный, так же шкаф и другой стол, более напоминающий письменный, за которым мне предстояло работать. В третьей комнате находилась большая старая кадка, которая была призвана заменять мне ванну, и столик, на котором располагался умывальник.

Осмотрев все это, я поблагодарила Дендегара за всех кентавров, которые приготовили для меня эту роскошь: оставалось только догадываться, как они достали в лесу эту мебель.

Мой проводник отреагировал, как и всегда, сдержанно:

– Одна ночь. Завтра днем он уйдет, – напомнил он, после закрыл полог и оставил нас с Арландом и Кречетом одних. Только сейчас я смогла развязать инквизитору глаза.

Первые минуты он усиленно моргал, так как отучился видеть за эти дни, но вскоре пришел в себя и, чтобы порадоваться вернувшемуся зрению, стал осматривать мое жилище.

– А все не так плохо, – заметил он, пройдя по комнатам. – Не хуже, чем в домике твоей матери.

Мне мало верилось в то, что путь закончился: с момента, как я была в лесу, до момента, когда из моего нового жилища ушел Дендегар, прошло всего несколько минут. Я скорее по инерции, чем осознанно принялась обустраиваться, раскладывать одежду по шкафам и сундукам.

Пока я выуживала из бесконечной сумки свои вещи, Арланд наполнял бадью водой из колодца неподалеку. Я ее нагрела, и мы смогли смыть с себя слои грязи, которыми покрылись в лесу.

В ванне, в горячей воде, с килограммом мыла и литрами шампуней, я, наконец, почувствовала себя человеком за все эти дни. Просто удивительно, как возвращает к жизни простая возможность вымыться!

Арланд тоже заметно ожил после ванны. В лесу, в такой непроходимой глуши ему было незачем опасаться загадочных монахов, и поэтому он позволил себе немного расслабиться: нужно было видеть его счастливое лицо, когда он, наконец, смог сбросить с себя ненавистную, уже затвердевшую от грязи накидку и остальные вещи.

Лежанка, представляющая собой матрас из сена, была застелена теплыми и мягкими на вид шкурами… Нам было не до того, чтобы думать о том, насколько чистоплотно будет ложиться на них голым телом. Несколько дней ночевок на земле превращали любое место, где можно полежать, не наткнувшись лбом на острый камень, в царское ложе.

Кречет улегся рядом так, чтобы быть границей между входом в шатер и нашей лежанкой. Пес, как и всегда, стерег наш покой.

Хотя покой – это не то слово, которым можно было описать нашу последнюю ночь. Заснули мы только под утро, когда сил не было уже даже на то, чтобы разговаривать, признаваться друг другу в вечной любви и горевать по поводу предстоящей разлуки… хотя убивалась по большей части я. Арланд держался и на все мои потоки слов отвечал только крепкими утешающими объятиями.

Потом, когда у меня появилось время задуматься над той ночью, я поняла, что впервые позволила себе такую слабость. Можно ныть и капризничать, можно пустить слезинку-другую, если нервы шалят, можно пожаловаться и напроситься на сочувствие: это не так страшно. Но сказать кому-то все то, что я говорила тогда Арланду… никогда у меня даже мыслей не было, что я могу такое говорить. Я умоляла его остаться со мной, говорила, что не смогу без него, что сойду с ума от одиночества, и много, много чего еще, чего не говорила еще никому и никогда.

Но даже потом, после раздумий, мне не было стыдно или неловко за сказанное. Я, кажется, верила, что тогда говорила ему чистую правду. Мне не хотелось расставаться с ним, и дело было не только в страхе одиночества, который, впрочем, тоже сводил меня с ума.

Но, конечно же, Арланд не мог остаться, и я понимала это.

На следующий день, когда он уходил, я провожала его за ворота. Я обняла его, как в последний раз, поцеловала, засунула в карман уже вычищенной белой накидки наскоро сделанный защитный амулет, и отпустила. Один из лучших охотников селения должен был проводить его до самой дороги в город.

– Постарайся не одичать тут без меня: я приеду, как только смогу! – крикнул Арланд за уже почти закрывшимися воротами. Его буквально выталкивали наружу, не давая сказать ничего больше. Его глаза снова были завязаны.

После того, как грохнули закрывшиеся ворота, я почувствовала невыносимое одиночество. Среди незнакомых существ, в неизвестном месте, без друзей, которые никогда до этого не оставляли меня… это было хуже, чем лишиться головы! Меня как будто отрезало от всего привычного мне мира. Второй раз.

Я едва не лишилась чувств, стоя у ворот, поэтому меня отвели в мой шатер и оставили одну, дав немного времени на то, чтобы прийти в себя.

Не помню, что со мной было в шатре. Может, я просто сидела на месте, может, делала что-то… Помню только то, что, когда в шатер зашел Дендегар, я была в кабинете, сидела на земле, обхватив колени.

Кентавр сказал, что старейшина хочет меня видеть.

Почти не поняв, что он имел ввиду, я прошла за ним к большому, шатру, выкрашенным в желтый цвет с кривыми зелеными и красными символами.

Внутри этого шатра не оказалось комнат, как у меня. Как я узнала позже, у кентавров просто не было необходимости разделять свои дома на отдельные помещения, им нужны были только стены от чужих глаз, крыша от дождя и место, где можно хранить оружие и немногие предметы одежды.

– Бэйр, ведьма с Великих Равнин, – исковеркав мое имя чудовищным акцентом, Дендегар назвал его кентаврам в шатре и удалился.

Четверо обратили свои взгляды на меня.

Все они были чистой масти, без пятен, и, видимо, это указывало на благородное происхождение и оправдывало их лица: они смотрели на меня с истинно княжеской надменностью, какую даже Кудеяр не всегда себе позволял.