"Фантастика 2024-176". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
– А потом он заболел?
– Да. Тоже зима была. Он бегал где-то, обратился в человека, а обратно в волчонка не смог. Пока до дома дошел, закоченел. Вот мне и пришлось поиграть в доктора. С тех пор Забава считает, что они должны мне жизнью за жизнь сына. Поэтому и согласились держать у себя зеркало. Правда, они не знают, кто я. И не догадываются про связь с Навью. Думают, княжич. Но это же не так важно, да?
– И теперь они согласились приютить Евдокию?
– Мне больше некуда ее было отвести. Но я не настаивал.
– Она не выглядит довольной.
– Да. Но если верить всему, что княжна мне рассказала, здесь ей будет лучше, чем с отцом. Здесь она в безопасности и относительно
Юля крутанулась в его руках и крепко обняла.
– Ты чего? – удивился Демьян.
Она прислушалась к себе. Тоска рассеялась, стала почти незаметной. Что это было?
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– И я тебя, котенок, – широко улыбнулся в ответ Демьян.
– Что? – Юля отстранилась, взглянула на него удивленно. – Как ты меня назвал?
Демьян смущенно почесал затылок.
– Котенок… Извини, сорвалось. Я тебя так окрестил еще в нашу первую встречу. Ты была такой милой.
– И я до сих пор котенок?! – восхитилась она.
Так ее еще никто не называл, а это оказалось приятно. Демьян дал ей прозвище и скрывал его целых двенадцать лет. Сколького еще она не знает об их совместной истории?
– Да нет, ты уже вполне доросла до взрослой черной кошки, – засмеялся Демьян, – но я-то помню…
– Что помнишь?
– Волосы цвета радуги, блестки на щеках и колечко в носу.
– Авдеев! – смутилась Юля. – А ну, прекрати!
– О-о, кто-то покраснел! А хочешь, я засмущаю тебя еще сильнее? – поинтересовался он, и его ладони переместились с ее спины ниже.
– Давай хотя бы домой вернемся, – потребовала Юля, возвращая его руки обратно. – Потому что, если честно, я очень переживаю перед очередным походом сквозь зеркало.
– Так ты поэтому… – вздернул брови Демьян. – Не волнуйся. Я отлично ориентируюсь в зазеркалье. Итак, что ты выбираешь: жаркий секс в зимнем лесу или жаркий секс в теплой постели, но в компании твоих котов?
– Мы не можем лишить их такого зрелища, – нарочито укоризненно покачала головой Юля. – Да и, честно говоря, в лесу… Что-то как-то…
– Скучная ты.
– Я не скучная, я практичная. А после секса на снегу тебе придется изобразить доктора уже для меня.
Демьян внимательно посмотрел на нее и вздохнул.
– Самое забавное, что я тоже не хочу в лесу, – признался он. – Что с нами делает возраст?
– Умных опытных людей он из нас делает, – засмеялась Юля. – А вот прогуляться я не откажусь. Ты же обещал мне свидание. Только вот как – по сугробам? У них есть лыжи? Или снегоступы?
– Юля, – веско прервал ее Демьян. – Ты всё время забываешь, что я колдун. Давай сюда ноги, и я покажу тебе, что значит ходить по снегу и не проваливаться. А что касается быстрого возвращения домой… Ты же не думаешь, что Забава отпустит нас, не накормив?
Нет, всё-таки здесь, в Тридевятом, что-то явно было не так с воздухом, иначе как можно объяснить тот факт, что Юля впервые позволила себе так легко принять происходящее. И оказалось, что это может быть очень даже весело.
После ухода царевича и его девки Евдокия вернулась в свой угол. Раньше в отведенной ей комнате располагалась холодная клеть, но царевич нанес на стены руны, напитал их и озаботился тем, чтобы объяснить ей, как сделать это самостоятельно, и теперь тут всегда сохранялось тепло и можно было жить. Евдокия уже несколько раз подпитывала руны сама. Это оказалось не так уж и сложно. Силы у княжны было много, но она редко ею пользовалась, в том числе потому, что не знала как.
Еще совсем недавно Евдокия жила в отцовских палатах, и ее комнаты в женской половине дома были просторны, убранство –
богато, а челядь – послушна и исполнительна. Но ничего там не принадлежало ей, а она сама полностью принадлежала отцу. Здесь же за ней никто не следил, и, кажется, выйди она из избы и пойди куда глаза глядят, никто бы ее не остановил. Евдокия даже попыталась один раз, но стоило потерять из виду дом, как ноги сами понесли ее обратно. Она не могла просто уйти. Как сторожевой пес у них во дворе, что всю жизнь провел на цепи и не смог отойти от своей будки, когда стал слишком стар и цепь сняли. Она видела его из окна своей опочивальни.Евдокия прислонилась к двери и долго прислушивалась к тому, что происходит в доме. И почувствовала, когда царевич ушел далеко. Его сила была велика и подавляла. Княжна слышала ее, словно та была роем пчел, жужжащих вокруг него. Никогда прежде Евдокия не встречала столь могущественного мага. Это пугало.
Но еще сильнее пугало то, что никогда раньше Евдокия не встречала такого, как она, того, кто способен был заглянуть в чужие мысли, причем хорошо обученного. Царевич был умелее. Стало бы страшной глупостью даже попытаться прочесть его. Весь план ее отца пошел насмарку, и приходилось на ходу выдумывать свой. А это Евдокия умела плохо. Отец предпочитал, чтобы она выполняла его приказы, а не думала сама. Однако вряд ли это можно было использовать как оправдание, а неисполнение приказа обойдется ей слишком дорого, и ошибиться нельзя. Но кажется, ее молитвы оказались не напрасны, и боги послали ей спасение. Эту глупую, по уши влюбленную девку. Юлию. Ей же хуже. Должна была понимать, где царевич и где она…
Снаружи заскрипел снег. Скоро вернется волк, что живет в этом доме. Отец презирал оборотней, считал их не более чем дворовыми псами, и еще в детстве Евдокия переняла это отношение. А теперь приходилось делить с одним из них кров. Неужели царевич правда мог думать, что здесь ей будет хорошо? Нет, конечно, просто посмеялся над ней. Но это неважно, а важно то, что все оборотни чуют магию. При волке нельзя колдовать. Времени мало. Евдокия сделала шаг от двери и едва слышно вскрикнула: тело затекло, но она закусила губу и заставила себя пойти вперед, не обращая внимания на боль. И потом: разве ж это настоящая боль?
У стены стояли сундуки, отправленные с нею в качестве приданого и доставленные в этот дом царевичем. В и без того тесной комнатенке они смотрелись еще одной насмешкой над ней. Она бы отказалась от половины, но было нельзя, и пришлось вцепиться в них мертвой хваткой.
Евдокия открыла один из сундуков и из-под вороха сотканных и расшитых ею когда-то мужских рубах достала небольшое зеркальце без оправы, с острыми краями. Сердце забилось вдвое быстрее, и на мгновение она услышала свист кнута. Зажмурилась. Шрам на спине отозвался застарелой болью. Всего один раз она осмелилась пойти против воли отца, попыталась не дать в обиду того, кто был ей дорог, и князь ясно дал понять, чем грозит непослушание. Так Евдокия узнала, что боли она боится сильнее, чем предательства.
Что отца она боится сильнее, чем чего бы то ни было в этой жизни.
Княжна сжала зеркало в ладони, края впились в кожу. Пусть…
– Евдокия…
Потеплевшее зеркало не отразило лица князя, и она была благодарна за это.
– Здравствуй, отец…
– Почему так долго? Я недоволен, Евдокия.
Холодок пробежал по спине. И вдруг подумалось: зачем она вообще это делает? Быть может, расскажи она царевичу правду, он бы и впрямь смог спрятать ее надежно? Но разумеется, это был всего лишь самообман. Ее отец вездесущ, и никто не в силах спасти ее от него. Да и правда заключается в том, что никто не станет ссориться с ним ради нее. Это княжна тоже уяснила очень давно.