"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27

Трудовик у нас классный, пятидесятилетний худой электрик с классическими золотыми руками. Юморит, не стесняется бить по рукам тех, кто лезет куда не надо и снисходительно относится к кривизне некоторых наших поделок. Непьющий, что своего рода в среде трудовиков феномен.

Объяснив нам технику безопасности, допустил до станков, и я пропустил вперед своего соседа по парте Василия, каштанововолосого полноватого высокого (выше меня на полголовы) пацана. Именно его мы будем «доращивать» до члена Политбюро, но сам он, понятное дело, об этом не догадывается, собираясь поступать в МГИМО — его отец работает в посольстве аж в Англии. Золотая молодежь, в общем, но «мажорностью» и не пахнет — это, кстати, общее место для всех здешних ребят: умеют держать язык за зубами, образцово-показательно едят ублюдочный минтай и впахивают как надо на сборе металлолома и субботниках. Ну Советская молодежь! А вот следующее поколение, если бы не попаданец, было бы уже менее скромным, презрительно относящимся к быдлу. Не допустим!

— Если кто-то выточит половой орган, сразу же вылетит из школы, — с ухмылкой предупредил опытный Егор Иванович. — Много вас таких умных.

Поржали и пообещали пошлятины не вырезать, хотя, если честно, немножко хотелось — смешно же!

Освободив станок, Вася показал мне заготовку «толкушки», я оценил большим пальцем, и он отправился допиливать подарок маме. Ну а я буду делать скалку, чтобы с ехидной лыбой вручить родительнице, косясь на папу Толю. В этом качестве не пригодится, но будет забавно!

Станок делает «дрр», стамеска делает «шрр», чурочка приобретает нужную форму. Нравится деревообработка. Закончив, обработал скалку наждачкой до идеально гладкого состояния, получил заслуженную «пять» — такую почти все получили — и мы отправились объедать наших всегда гордых тем, с каким аппетитом мы уплетаем приготовленное их заботливыми ручками, девочек.

Глава 26

Ну а после уроков у нас состоялось комсомольское собрание, на котором не оказалось кое-кого для меня все еще очень важного — потому что мы в ответе за тех, кто нас отшил. В формальной части, само собой, никого ни о чем спрашивать не стал — неуместно, а вместо этого внес предложение отправить всех учеников нашей школы на экскурсию в Ленинград за счет композитора и писателя С.Ткачева на зимних каникулах. Отвергнуто единогласно!

— Ребята... — вздохнул я и рассказал, насколько мне стыдно, что за песни платят вот столько, поделился теорией о том, что так и задумано, чтобы творческие единицы помогали Родине решать проблемы на местах и всячески помогали окружающим по мере сил, а еще — мне было бы невероятно приятно, если бы вы, ребята, согласились.

Переголосовали — единогласно!

Следующий вопрос повестки — организация выставки работ Нади Рушевой в честь октябрьских праздников. Выделили под это дело фойе первого этажа и коридоры второго. Единогласно!

Вопрос финальный — организация конкурса патриотической песни среди «спецучеников» на базе нашего актового зала. Катя Солнцева (которая быстренько освоилась в качестве гиперактивной комсомолки и даже завладела постом старосты нашего класса — не исключаю, кстати, что ей немножко в этом помогли, чтобы Сереже было привычно) вынесла на голосование предложение назначить главой судейской коллегии писателя и композитора С.Ткачева. Принято большинством голосом, С.Ткачев от голосования воздержался, но самоотвод не взял, потому в жюри добросовестно отсидит.

По окончании собрания отловил старательно прячущую глазки, стремящуюся как можно скорее убежать Катю.

— А где Сойка?

— В Японии, — отводя взгляд, сочувственно вздохнула она. — Родители увезли, ее отец теперь в нашем посольстве работает.

— Спасибо, — слабо улыбнулся я.

— Да не переживай ты, — попыталась она меня утешить. — Она сама виновата!

— Каждый сам свою судьбу куёт, — для порядка кивнул я.

Настроение — нефть. Странно — приемная бабушка и хороший человек погибли, дед обгорел и ослеп на один глаз, а мне как бы и нормально было: эти персонажи у нас хранятся в папке «полезные активы», как бы цинично это не звучало. А Саяка — в папке «для себя». Вот «для себя», мне, похоже, лучше стараться брать от новой жизни поменьше. Теперь девочка будет доучиваться в японской школе — сиречь, социальном аду, где ходят строем и стригутся с погрешностью +— сантиметр. А кто ее родители в глазах соотечественников? Верно, максимального уровня предатели. Да ее же сожрут! Ой долбо*б ты, Сережа, поиграл в японскую жену. И ведь все, никак ничем не поможешь — тут ее хотя бы не трогали. Не дружили, конечно, но привет-пока и общеклассные активности ей были обеспечены. Тоже, конечно, такое себе, но это, б*ядь, не ведро воды на голову и разрисованные пожеланиями сдохнуть парты. Выдержи, Соечка, очень тебя прошу, и прости за все, ладно?

До вечера ходил как в воду опущенный, Таня рассказала родным в чем дело, а я не выдержал и позвонил в МИД — да, Каташи Ичирович после такого решил, что полностью «потерял лицо» и увез семью. Да ему даже «Москвич» контейнером отправили. Все еще никаких оправданий для счевшего жену-японку замечательной идеей малолетнего попаданца. На*уй, спокойствие и равновесие — не могу я себе позволить голову пеплом посыпать, деструктивно, гребаная польза теряется. Очень удобно конечно я устроился: «какие с меня взятки, если все ради Родины?». А впереди-то что, если за год с небольшим я выхватил уже вот столько? Надо было в фентези перерождаться, становиться богом и строить магический коммунизм.

— К Вилке пойду, — известил я родных, получил в ответ понимание, не забыл позвонить охране, отказался от транспорта — ну надо проветриться! — и пошел знакомой дорогой, игнорируя следующих позади КГБшников.

Ныть не буду — нафиг, недостойно, вон сейчас тортик куплю в кулинарии, и приду с широченной улыбкой. А чего мне, Электронику?

Из-за двери любимого столового прибора раздавалась зарубежная музыка. Магомаев, да, с песней Un-Break My Heart []. По нашему радио тоже крутят, но девушка слушает пластинку — англоязычный альбом издавали на «Мелодии», которая на меня последнее время пашет не разгибаясь. Кровь из носу нужен «Совхоз рекордс», со своим маленьким пластиночным заводиком, чтобы получить в итоге полный цикл производства интеллектуальной собственности и не отвлекать госпредприятия от реально важных дел — им еще дедовы Генсековские речи печатать.

Окончательно вытряхнув мрачняк из головы, позвонил.

Вилка открыла в неожиданном выцветшем старом халатике, на голове — бигуди, на лице — огуречные нашлепки. И какая потешно-неловкая мордашка! В "неглиже" увидел, да?

— Ржака! — оценил я. — Можно в гости?

Отвесив щелбан за «ржаку», Вилка с теплой улыбкой посторонилась:

— Разве я когда-то была тебе не рада?

— Поначалу, — напомнил я.

— Да ну тебя, — отмахнулась она, взяла тортик и понесла его на кухню, откуда, пока я разувался и слегка раздевался, раздался шум воды и «чирк» спичкой — чайник поставлен.

В комнате мы появились одновременно, уселись на диван, я положил руку на любимую коленку, Виталина прислонилась к плечу и мягко спросила:

— Вредно в школу ходить, да?

— Скалку офигенную сделал, — похвастался я. — Мама радуется, отчим трепещет и клянется вести себя хорошо.

Девушка хихикнула и начала гладить меня по волосам:

— Не хочешь жаловаться, да?

— Вообще не хочу, — покачал я головой. — Я знаю, что ты поймешь правильно, не осудишь и вот это вот все, но здесь — действительно не хочу. Я тебя люблю, Виталина, и пришел только поэтому. Да, шел мрачный, но это у двери закончилось.

— Любишь, значит? — улыбнулась она.

— Мечта же, — улыбнулся я в ответ. — А как мечту не любить? Замуж пойдешь за меня через два года?

— Ааа?! — подскочила с дивана почему-то сильно удивившаяся Вилка.

— Обидно даже как-то, — вздохнул я.

— Я согласна! — поспешила она меня успокоить. — Просто я правда не ожидала!

— Ну и хорошо, — улыбнулся я ей.

— Журнал увидел? — смущенно спросила она.

— Какой? — не нашел я связи.

Виталина залезла в стенку, достала оттуда глянцево блестящий буржуйский журнал и показала мне разворот с репортажем о свадьбе Магомаева и Насти, состоявшейся в ресторане на вершине Эйфелевой башни.