"Фантастика 2024-191". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
А вот это уже серьезно. Сажар-звезду нынче Стожарами зовут, и это созвездие с давних пор для колдунов является тем же, чем Луна для ведьм. Сажар-звезда им и защитница, и источник силы, и заклад для клятвы, которую нарушить нельзя.
— И еще вот что. — Старик склонился над столом, я тут же подался вперед, навстречу к нему. — Если первым слезу добудешь, ты мне позвони, скажи. За тобой тогда пригляд понадобится, чтобы Матвей до нее не добрался.
— Хорошо, — пообещал я, при этом подумав, что это обещание, пожалуй, выполнять не стану. Хрен его знает, как все обернется в этом случае?
— Но если выйдет так, что ты с ним столкнешься, то не тушуйся. Слезу ему к груди приложи и скажи: «Его сила твоя». И все, нет Матвея.
— Да мне уже про это рассказали.
— Но ты позвони, —
Ах вот оно что! Теперь понял. Если я ему позвоню, то уж точно с Матвеем столкнусь, он или даже они позаботятся. Напрямую меня настропалить на Верховина нельзя, чтобы под проклятие не попасть, а вот так, обходными путями — чего нет?
Так что, может, и следует к просьбе прислушаться. Матвея все одно надо убирать, чтобы после удара в спину от него не ждать. Не простит он мне того, что я его планы разрушил. Больно вреден и мстителен.
— Договор, — кивнув, пообещал я. — Интерес-то общий.
— Главное, чтобы он тебя не обскакал, — вздохнул Акимыч. — У тебя глаза два, а у него — тыщи.
— Это как?
— Вот так. Он с кем дружбу водит? С Евдокимом-ведьмаком. Как мне сказали, в последнее время то и дело к нему в гости ездит да разговоры разговаривает. А тот что?
— Что? — не выдержав, чуть повысил голос я.
— Ты, поди, с хлеба на воду перебиваешься? — ехидно осведомился у меня колдун. — Последние гроши сейчас отдашь? Что глаза пучишь? По всему выходит, что ты не знаешь ничего, а раз так, то и клиентов у тебя небось вообще нету. Слушай, бревно неотесанное: всякий ведьмак особую склонность имеет к тому или иному знанию. Один змеям точно родной, другой с мертвыми беседы ровно с живыми ведет…
— Севастьян, совесть имей! — возмутился я. — Ты, конечно, больше моего знаешь, но какие-то очевидные моменты…
— А Евдоким птицам хозяин, — перебил меня колдун. — Каких просить может о помощи, каким даже приказывать. Смекаешь, к чему я?
— Этого не знал. Согласен, бревно. А ты еще себя частил, мол, стар да глуп.
— Ну да, как-то сразу полегчало, ты, выходит, куда дурнее моего. Слабое, но утешение.
— Рад, что угодил. — Я поднял руку, подзывая официанта.
— Ты сказал, есть два вопроса, — уточнил колдун. — Второй какой?
— Чего? — Я почесал затылок. — Блин, не помню. А, да! Севастьян Акимыч, а кто такой Щорс? Он из ваших? Или чьих? Иначе отчего за ним стелется кровавый след?
Хм. Вот чего такого я спросил? Почему этот старый хрен глаза ладонью прикрыл и тяжко вздохнул?
Мы расстались там же, где и встретились. Колдун отправился обратно на скамейку, доставая на ходу из кармана недочитанную газету и стрельнув глазами в сторону что-то обсуждающих старушек, которые никуда не ушли, я же отправился к машине.
Сев в нее, я ощутил — что-то не так. Повертел головой, открыл бардачок, глянул на заднее сиденье. Да нет, вроде все в порядке. А после сообразил — время. У меня впервые после возвращения в Москву появилось свободное время. Мне не надо спешить, поскольку меня никто не ждет; нет нужды, поглядывая на часы, бормотать под нос: «Ах, боже мой, боже мой! Я опаздываю». Да, уже давно миновал полдень, но до встречи со Славой еще вагон времени, которое хорошо бы занять чем-то полезным, вот только чем? Может, в офис поехать, помочь Сеньке вещи собрать? Или в объявлениях порыться, помещение под новый офис поискать? Марина, конечно, постарается помочь, понял я, чего она так резко куда-то подорвалась, но рассчитывать на это неразумно. Возможно, ее папа на самом деле сдаст мне по сходной цене пару кабинетов в «Москва-сити», только я сам их не стану занимать. Во-первых, не для моей деятельности подобные хоромы, кое-кого из моего круга общения даже через ресепшен не пропустят. Или, того хуже, кто-то из клиентуры решит ненадолго в здании задержаться, преследуя личные цели. А спросят после с кого? Правильно, с меня. Во-вторых, не хочу ощущать себя альфонсом, а именно так в глазах Белозерова-старшего
это и может выглядеть. Только-только с его дочкой познакомился, и нате вам — уже помещение нужно, желательно побольше и подешевле, а еще лучше — даром. Ну да, может, он так и не подумает или подумает, но не скажет, только мне оно зачем? Мои проблемы, сам решу. Сроду захребетником не был.Вот только не так много площадей свободных в пределах Садового Кольца осталось из числа тех, что меня устроят, везде же бизнес-центры понаставили. А где не они, там аренда сильно недешевая. Чую, придется в кубышку лезть. Да и это не самое неприятное, хвала небесам, не бедствую. Просто неохота с насиженного места съезжать. И рыться в объявлениях по тому же поводу ни малейшего желания нет.
От мыслей меня оторвал телефонный звонок, глянув на экран, я понял — ну вот, теперь есть чего делать. Даже врать не придется. Ну, почти.
— Здравствуй, дорогой друг, — радостно произнес я. — Клянусь небесами, ты словно знал, когда меня набрать.
— Привет тебе, Максим, — холодно, как чужого, поприветствовал меня Анвар, не добавив при этом к имени приставку «уста». Восток, как было не раз сказано, есть Восток, его суть нюансы, интонации, полутона. У нас никто не обратит внимания на подобную мелочь, но мне вот сразу стало ясно — собеседник дает понять, что наша дружба вот-вот даст серьезную трещину, а то и вовсе рухнет. И тогда друг запросто может стать врагом, ибо нет ничего хуже, чем обещанное и не сделанное. Нет-нет, речь не обо мне, а о нем. Анвар кому-то уже пообещал, что часы скоро приедут в Стамбул или Белек, а их все нет. И теперь он конкретно так теряет лицо, в чем, разумеется, винит именно меня. — Как твое здоровье? Все ли хорошо?
— Теперь уже да, — заверил его я. — Мне пришлось побывать в не самых приятных краях, там, где царит темнота, где нет дня и ночи. И связи тоже нет, потому ни ты, ни моя помощница не могли мне дозвониться. А вы ведь наверняка пытались, искренне переживая за меня. Но все обошлось, я вернулся домой и прямо сейчас еду к той достойной женщине, которая владеет предметом, что тебе так нужен.
Попутно я искал в почте письмо с адресом бабки, что ни в какую моему турецкому приятелю не желала продавать раритетные часы. Помощник Анвара мне его еще бог весть когда прислал, с тех пор груды спама сверху навалились. Я по возвращении так и не сподобился ящик почистить, вот результат. И по новой не спросишь, подобное все одно что расписаться в собственном неуважении к просьбе друга.
— Ты жив — это главное. — В голосе появилась небольшая теплота. — Я так и подумал — видно, непростые дороги увели тебя из дома, если столько дней не имелось возможности услышать твой голос.
— Непростые и темные, — грустно подтвердил я. — Потому верю — ты простишь мне то, что твоя просьба до сих пор не выполнена. Поверь, в случившемся нет ни капли неуважения к тебе, Анвар-эффенди. Дружба свята, но еще есть долг. Он выше всего — друзей, женщины, жизни. Здесь — так.
— Понимаю, уста Максим. Понимаю и принимаю. Но…
— Повторюсь — уже в пути, — решив, что в данный момент прервать речи потомка Тулай-кана не только можно, но и нужно, дабы повторно подтвердить твердость своих слов. — Не стану давать обещаний, что достойнейшая ханым-эффенди прямо с порога радостно закричит: «Забери часы, добрый молодец», но все, что от меня зависит, будет сделано. Единственное, что хочу уточнить: тебя устроит только легальный вариант приобретения? Или есть варианты?
— Если бы речь шла о том, чтобы изъять работу почтенного Фавра путем скрытым, неявным, то я бы даже не стал беспокоить тебя, мой дорогой друг, — уже совсем по-прежнему ответил мне Анвар. — Нашлись бы те, кто способен проделать подобное. Кто-кто, а мастера дел ночных, темных, тихих, ни у нас, ни у вас не переведутся никогда. Только глупцы считают, что самые древние специальности на свете есть собирание слухов и торговля женским телом. На деле первыми профессионалами на свете являлись воры и жрецы. Цель у них была одна — забрать себе чужое, то, что им не принадлежит, только первые делали это тайно, за что часто платили своими жизнями, а вторые явно, да еще так, что им требуемое с поклонами приносили и просили его принять.