"Фантастика 2024-48". Компиляция. Книги 1-29

— Кто вы?

Как и следовало ожидать, старик лишь удивленно посмотрел на меня, явно озадаченный тем, что я сказал.

— Понятно… Доверительного разговора не получится.

Еще раз внимательно посмотрев на старика, который точно так же посмотрел на меня, я попробовал по-другому. Ткнув себя в грудь, я произнес:

— Меня зовут… м-м-м… — называть свое настоящее имя мне не хотелось: другой мир — другая слава, — так что надо было придумать ему замену. Впрочем, с именем проблемы не будет, оно уже есть: меня в нашем мире частенько называли психом, можно использовать анаграмму — Хисп — так однажды друзья пошутили. А вот фамилия… скажем, Крэйзи? Раз буду психом, так почему бы не быть Сумасшедшим Психом (хотя слово «крэйзи» можно перевести по-разному, но остановимся на таком варианте)? — Пусть будет так: меня зовут Крэйзи Хисп.

Видя, что он не понял, я снова начал тыкать в себя пальцем и повторять как попугай:

— Крэйзи Хисп, Крэйзи Хисп…

Наконец, до него дошло. Ткнув себя в грудь, как и я, он на своем певучем языке произнес:

— Нека Занглиф. Нека Занглиф.

От его имени я немного опешил, но, взяв себя в руки, спокойно сказал:

— Очень приятно познакомиться.

Естественно, он опять ничего не понял. М-да… общаться будет трудно. Показав опять на себя, я постарался изобразить одежду. Видимо, у меня получилось. Выйдя на минутку из комнаты, он притащил мне мои вещи. Буквально выхватив у него из рук сверток, я принялся спешно одеваться. Скрыв наготу, сразу почувствовал себя увереннее. Вот только кое-чего не хватало. Подозрительно посмотрев на старика, я вопросительно потер друг о друга большой и указательный палец. Этот жест, по-видимому, был в обоих мирах одинаков. Хлопнув себя по лбу и что-то проговорив, дедок опять выбежал из комнаты и вернулся обратно уже с моим мешочком. Развязав тесемки, я заглянул внутрь. Если он и взял денег, то совсем чуть-чуть. Переведя взгляд обратно на Занглифа, я увидел, что он насмешливо наблюдает за моими действиями (хотя понять, что в его глазах отражается именно насмешка, а не жажда крови, мне удалось с некоторым трудом). По мне, так ничего смешного я не делал. Все-таки это мое самое ценное имущество. Затолкав мешочек в карман, я вызывающе посмотрел на этого типчика. Тот, прищурив один глаз, этак оценивающе глянул на меня, после чего поманил пальцем за собой. Несколько обескураженный всем происходящим, я послушно поплелся следом за ним, но, едва я сделал шаг за порог комнаты, как, обалдев, замер на месте. Видимо, жилье этого старикашки состояло всего из двух комнат, причем спальня была спальней, а все остальное находилось в другой комнате. Этакий вигвам на современный манер, коммуналка, блин. Благо хоть помещение было достаточно большим, чтобы вместить в себя небольшую библиотеку, камин, какой-то алтарь со стоящими на нем оплавленными свечами, кухню и, судя по всему, место, где старикашка проводил основную часть своего времени, — кресло-качалку. Она стояла на относительно свободном пятачке напротив горящего камина, и рядом с ней находился газетный столик, на котором в данный момент лежало несколько книг, а поверх них стояла корзина с пряжей и спицами.

Пока я, раскрыв рот, разглядывал комнату, старик зря времени не терял. Деловито расчистив место посреди помещения, из-за чего пришлось потеснить кресло, столик и несколько тумбочек, понатыканных по всей комнате без всякого порядка. Освободив таким образом пятачок, он скатал ковер, который я даже не заметил под всей этой мебелью, после чего принялся чертить мелом на открывшихся досках. Чертил он минут двадцать, так что я успел заскучать. Разобраться в его художествах я не мог и даже понятия не имел, что они хотя бы приблизительно могут обозначать, а в том, что он писал, и вовсе видел сплошную абракадабру. К моему сожалению, аналогичная абракадабра была и в книгах, в которые я заглянул из естественного любопытства; в общем, не найдя, чем себя занять, я с кислой миной на лице принялся созерцать потуги старикашки нарисовать какой-то особый вид электронных облаков, который я, помнится, изучал еще в школе. Схожесть была, конечно, очень и очень поверхностной, но, кроме этих облаков и «бабочки», которую надевают на шею вместо галстука, мне больше на ум ничего не приходило.

Наконец, старик закончил. Опять поманив меня пальцем, он указал в центр рисунка, как раз туда, где был начерчен относительно ровный круг. Беспрекословно подчинившись, я с ожиданием уставился на старикашку. Может, в этом мире есть магия и сейчас он будет колдовать? Этот же рисунок — наверное, какой-то вид пентаграммы, с помощью которого и происходит все колдовство? Проследив, как старик встал с краю круга и поднял над собой руки, я с нетерпением стал ждать чего-то особенного… И дождался, идиот. Резко вспыхнул свет, ослепительный, просто уничтожающий. Раскаленной иглой он прошелся по нервам и, казалось, пробил себе выход у меня на затылке. Все померкло…

Когда же зрение вернулось, то первое, что увидел, были доски пола. То есть я лежал лицом вниз. Кое-как перевернувшись на спину, я еще немного повозился, усаживаясь на задницу. Оглянулся. Старика нигде не было видно. Немного посидев, собрался и достаточно легко поднялся на ноги. Для верности простояв с минуту, уже уверенной походкой я вышел через дверь на улицу.

Безумный старикашка оказался здесь. Он как раз закончил оседлывать лошадь. Оглянувшись по сторонам и поняв, что избушка стоит почти посреди чистого поля, я двинулся к хозяину, но, подойдя, не успел ничего сказать, как он заорал на меня каким-то визгливым голосом, который никак не ассоциировался с тем певучим языком, что я от него уже слышал. К моему удивлению, я понял, что он мне проорал:

— Во-о-о-он!!! Во-о-о-н, я сказал!!! Садись на лошадь и чтоб духу твоего здеся больше не было! Деревня там! — Махнув рукой в сторону заходящего солнца, он отошел к двери дома и, сложив на груди руки (при этом запутавшись пальцами во всклоченной бороде), старик грозно нахмурил брови и уставился на меня, ожидая, пока я уйду. Некоторое время я растерянно переводил взгляд со старика на лошадь и обратно. Ездить верхом я, честно говоря, не умел (впрочем, это я уже где-то упоминал). Даже никогда не сидел на лошади, а тут на тебе — садись и езжай. Но я так и не смог понять, почему повел себя именно так, как повел. Как мне в голову взбрела эта идиотская идея — показать себя опытным конником?! Единственным объяснением может служить избыточное количество ударов, пришедшихся на мою голову, и, вообще, все произошедшие события.

Пока я направлялся к новому для меня средству передвижения, перед глазами стояла картинка из недавно просмотренного фильма с лихо, не касаясь стремян, взлетающими в седло ковбоями. Когда я подошел к лошади, которая стояла с совершенно индифферентным видом, напоминая йога, впавшего в нирвану, план эффектной посадки был готов. Я собирался, схватившись за луку седла, подпрыгнуть, выкидывая правую ногу вверх и добавив усилие руками, взмыть по красивой дуге в седло. На мой взгляд, план был великолепен. Однако он не учитывал некоторые незначительные детали, а именно: — росту во мне было под метр девяносто, вес за восемьдесят килограммов, да и силушкой я, мягко говоря, не обижен. И что получилось? Подошел. Взялся за луку. Чуть присел. Толчок. Рывок руками. Разворот корпуса. Ноги — обе! — уходят вверх. Почти вертикальная стойка. Теперь смотрим вниз на лошадь и, подкорректировав траекторию… Господи-и-и!.. Не ожидавшая от жизни сюрприза в виде мощного рывка луки седла в сторону, кляча сделала боком несколько шагов, запуталась в своих ногах и рухнула на землю; я же в крутом пике вонзился рядом.

Когда я снова адекватно стал воспринимать действительность, перед глазами предстала следующая картина. Старик с причитаниями: «Убил изверг мою родную-у-у!..» и «На кого ж ты меня покинула-а-а?!» — тянет за повод, пытаясь поднять клячу, а та косит на него обалдевшими глазами и не делает ни малейшей попытки посодействовать хозяину.

Собрав себя по кусочкам, я встал и направился к ним, чтобы предложить свою помощь и извиниться перед убитым горем стариком. Тут эта животина заметила мое приближение. Уж не знаю, что именно она возомнила, но, думаю, посчитала, что я сумасшедший и могу покусать ее, бедную и несчастную, а проверять на своей шкуре, какую заразу можно подхватить от этого долбаного парня, то есть от меня, желания у нее, разумеется, не было. Взгляд клячи стал совершенно обезумевшим. Она издала невообразимый звук, что-то среднее между храпом и визгом, и, буквально катапультировавшись в вертикальное положение, с невероятной скоростью рванула вдаль, на глазах стягиваясь в точку. Одуревший от этой картины старик повернулся ко мне и с безмерным удивлением в голосе сказал:

— Слышь, она ж, стерва, даже молодой так не бегала.

— А я вообще не видел, чтоб какая лошадь так скакала. Ее сейчас и на жигулях не догонишь, — честно ответил я, причем, к моей удивленной радости, на языке, что мне так понравился.

— А, ладно, сама потом вернется, — махнул рукой старик. Потом он, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и, вытаращившись на меня, снова заорал: — Пшел отсюдава! Чтоб духу твоего здеся не было!!

Развернувшись, он зашел в дом, громко хлопнув дверью, тут же послышался звук задвигаемого засова. Больной старикашка. Пожав плечами, я спокойно двинулся в указанную ранее сторону. До деревни, наверное, не так уж и далеко.

Как ни странно, я оказался прав: где-то через час показалась деревня. Я постоял на пригорке, разглядывая ее. На вид она несильно отличалась от деревень моего мира, хотя, кроме полного отсутствия электричества и техники, были и свои особенности, бросающиеся в глаза. Например, некоторые дома выделялись своей, так сказать, странностью. Одни были на вид индейские вигвамы, другие выглядели как шатры, третьи напоминали армейские палатки, но в большинстве своем — дома как дома. Люди — и мужчины, и женщины — были в довольно однообразной одежде, в общем-то, мало отличающейся от моей. На улице их было немного, все чем-то заняты; вокруг домов носились дети, убегая от собаки той же породы, что и встреченные мной на пастбище. Наверное, играли. Несколько женщин стирали белье в речке, которая протекала почти впритык к домам, там же плескалась другая часть деревенской ребятни. Слышались удары чего-то тяжелого по железу, и я сделал вывод, что неподалеку находится кузница, и тут, будто в подтверждение моих мыслей, из одного шатра вышел красный, как рак, мужик в черном фартуке — мне это было видно даже с того расстояния, на котором я находился. Подойдя к речке, он зачерпнул двумя руками воды и облил себя с головы; повторив эту процедуру пару раз, он опять вернулся в свой шатер, и тут же снова послышались удары кузнечного молота.

Но вся эта идиллия была нарушена в мгновение ока, стоило мне подойти к околице.

Как я понял, меня давно уже заметили, и все были настороже, так что стоило мне приблизиться, как с улиц будто выдуло женщин и детей, зато вдоволь стало мужиков, вооруженных в основном мечами. Присмотревшись, я решил, что они железные и стальные, какие были распространены в наше Средневековье, приблизительно до шестнадцатого-семнадцатого века. Они были явно грубой работы и не имели даже намека на крестовины, защищающие руки в бою. Возможно, их ковал тот самый краснолицый кузнец, которого я уже имел честь лицезреть. Еще у нескольких я заметил цепы, а у двоих были простые луки, с наложенными стрелами, причем они не тратили сил на то, чтобы взять меня на прицел, как, в моем представлении, должны были бы сделать… Что-то больно воинственные крестьяне, то ли их кто-то учил, то ли здесь все такие? Может, есть от кого обороняться? Мне стало интересно. Я старался просчитывать варианты бегства и обороны, а также подмечал степень готовности людей к схватке. Вон тот мужик с большой бородой слишком напряжен и может либо поздно среагировать на атаку, либо, наоборот, броситься на меня в любой момент… Еще один, рядом с ним, боится, а этот вообще еще юнец и только учится, зато решимости хватит на четверых… Белобрысый с луком явно хорошо подготовлен; лучники, видимо, были неплохими охотниками до того, как их научили стрелять в людей…