"Фантастика 2024-7". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Так бы он, наверное, и помер где-нибудь в подворотне или канаве, если бы не случайное стечение обстоятельств. В тот поистине судьбоносный день Патрик в очередной раз заглянул в агентство по найму, узнать, есть ли для него работа, и наконец-то получил желанное известие: какой-то русский миллиардер подыскивает в московский особняк вымуштрованного английскими аристократами слугу. Поскольку русские, хоть и донельзя богатые, всегда были и остаются для истинных британцев людьми второго сорта, в агентстве решили разом избавиться от двух проблем и дали надоевшему до чертиков дворецкому лондонский адрес нанимателя. Тот в это время как раз находился в британской
Патрик немедленно отправился на Кавендиш-стрит, где после короткого разговора с Богомоловым получил новое место работы. Спустя неделю он с одним из помощников нового хозяина вылетел в Москву и через несколько часов вступил в долгожданную должность.
Честертон всегда тщательно относился к исполнению служебных обязанностей. Поскольку теперешний работодатель был русским, он посчитал своим долгом выучить его родной язык, но за шесть лет так и не преуспел в этом. Дворецкий до сих пор говорил с сильным акцентом и забавно коверкал слова, чем изрядно забавлял Богомолова и его единственную дочь. Они оба в совершенстве знали английский и могли беспроблемно общаться с Патриком, но не делали этого, по его настоятельной просьбе. Вот и сейчас дворецкий на плохом русском сказал фразу, из-за которой у Богомолова сдавило сердце.
– Ноу, сэр! Лиззи пытаться вчера уходить из жизнь.
– Что ты сказал? – Перед мысленным взором Игоря Михайловича проплыло недавнее видение с дочерью-утопленницей, и он снова услышал ее слова: «Ты всех нас убил, папочка. Всех!»
– Лиззи пить много таблетка и хотеть навсегда уснуть. Я находить ее в спальне и видеть пузырь с лекарство на полу. Я вызывать врач. Тот делать промывание желудок.
– Она жива? – глухим и скрипучим, почти что старческим голосом поинтересовался Богомолов. Ноги отказывались его держать. Он с трудом преодолел несколько шагов до стоящей в углу мебельной пары, тяжело опустился на стул и оперся на столик локтем руки с зажатым в ладони телефоном.
– Оу, йес! Лиззи много тошнить, потом она спать, но теперь ей карашо. Так говорить сиделка. Я решить не оставлять Лиззи на ночь одна и велеть женщин-слуга быть рядом.
– Молодец, правильное решение. А почему ты сразу не сообщил?
– Я звонить вам вчера, но вы не отвечать, – важно сказал дворецкий. – Я решить, вы спать и звонить утро.
– Понятно. – Богомолов вздохнул. Надо же, он вчера пропустил пару стаканчиков виски, лег спать и видел хороший сон, а его дочь хотела наложить на себя руки. Но почему? Неужели она что-то почувствовала? – Патрик, я хочу поговорить с дочерью. Ты можешь отнести ей телефон?
– Тумаю, та, сэр! – кивнул дворецкий и степенно пошел в комнату Лизы.
Он нес смартфон перед собой в вытянутой руке, словно хотел, чтобы хозяин вдоволь на него налюбовался. Только вот у Игоря Михайловича на этот счет было другое мнение. Он прижал экран к груди, справедливо рассудив, что ничего не потеряет, если не будет созерцать чопорную физиономию Честертона. Пощелкал пальцами, подзывая Кастета и Худю, а когда те приблизились к нему, прошептал:
– Мигом за дверь и никого не впускать, пока я не разрешу.
– Даже лаборанта с Мор… – начал Худя, но Богомолов погрозил кулаком: замолкни.
– Я же сказал: никого. Все, свалили отсюда.
Он дождался, когда помощники покинут комнату, и положил руку с телефоном на стол. Из динамика по-прежнему доносился гулкий звук шагов. Наконец он стих. Богомолов услышал стук в дверь и голос дворецкого:
– Мисс Лиззи, ваш папа
хотеть говорить в телефон. Вы позволять войти?Игорь Михайлович не расслышал ответ, но, видимо, дочь разрешила, поскольку послышался тихий скрип двери. Он повернул айфон к себе и нацепил на лицо выражение легкой тревоги: немного прищурил глаза и чуть опустил уголки губ.
Как оказалось, сделал это вовремя. Из динамика донеслось шуршание и специфический звук, словно тонкой палочкой слегка постучали по шумопоглотителю микрофона, потом экран на доли секунды заполонило что-то пестрое, и Богомолов увидел дочь. Опираясь спиной на подушку, та полулежала на кровати в шелковой пижаме. В одной руке у нее был телефон, а другой она прижимала к груди сшитое из разноцветных лоскутов одеяло.
Лиза выглядела неважно. Нечесаные волосы свисали длинными лохмами по бокам бледного лица. Щеки осунулись, под глазами появились отливающие фиолетовой желтизной мешки. И без того крупный для женщины нос, казалось, стал еще больше, тогда как некогда припухлые алые губы превратились в плотно сжатую синюшную полоску над похожим на куриную попку подбородком.
– Милая, как ты себя чувствуешь? – спросил Богомолов с неподдельной заботой. – Честертон мне все рассказал. Ты едва не разбила мое сердце, я до сих пор не могу прийти в себя.
Лиза всхлипнула и ответила со слезами в голосе:
– Я очень плохо себя чувствую, папочка, мне холодно и страшно.
– Страшно? Тебя кто-то напугал? Ты поэтому решилась на такой шаг?
– Мне три ночи подряд снится Ефимчик. Он плачет, кричит от боли и умоляет спасти его.
Сердце Богомолова учащенно забилось, рот наполнился вязкой слюной. В голове ярким метеором мелькнула шальная мысль: «Неужели дочка что-то почувствовала?» Он шумно сглотнул и поинтересовался:
– О чем ты говоришь, солнышко? Ты пугаешь меня.
– В ночь перед тем, как я наглоталась таблеток, Ефимчик сказал, что лишь моя смерть может избавить его от страданий. А еще он сказал, что давно умер, его терзают злые демоны и они будут истязать его до тех пор, пока я не убью себя и не приду за ним. Только тогда его душа обретет покой и вместе с моей окажется в раю.
Лизины глаза наполнились влагой. Она шмыгнула носом и заплакала. Круглые плечи под шелковой сорочкой подрагивали в такт громким всхлипам. На одеяле появились первые темные пятнышки – следы от слез.
Игорь Михайлович молчал, понимая, что дочери нужно время прийти в себя. Расчет оказался верным. Спустя минуту ненаглядная кровиночка громко высморкалась в одеяло за неимением под рукой платка и призналась:
– Папочка, я так устала за эти три ночи, так хотела спать, не видя ужасных снов, что приняла снотворное. Сначала проглотила одну пилюлю, потом подумала: этого будет мало – и выпила еще три, но ничего не помогло. Я до полуночи пялилась в потолок, а когда мне это надоело, высыпала горсть таблеток в ладонь и залпом проглотила.
– Пупсичек мой, как хорошо, что ты осталась жива. Я не представляю жизни без тебя. Пожалуйста, не пугай меня так больше. Я не вынесу, если с тобой что-то случится, – дрогнувшим голосом сказал Богомолов. Это была чистая правда, хоть он и не хотел говорить ее вслух, считая постыдным подобное проявление сентиментальности. Слова непроизвольно сорвались с губ, как и те, что он произнес несколькими секундами позже.
– А вдруг эти сны правда? – неожиданно спросила Лиза. – Ты обещал найти моего Ефимчика, но до сих пор этого не сделал. Не потому ли, что он давно мертв?