"Фантастика 2024-7". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Что ты такое говоришь, милая? Твой Ефим жив. Мои люди давно нашли его.
– И ты скрывал это от меня?! – сердито выкрикнула Лиза. В ее глазах больше не было слез. Теперь они сверкали яростью и злобой. – Да как ты посмел?! Я чуть не умерла из-за тебя!
Богомолов испугался, что сболтнул лишнего. Теперь дочь не отстанет и будет требовать, чтобы он немедленно доставил проклятого Моргенштейна в Москву. А он не может этого допустить хотя бы потому, что Лиза узнает об издевательствах над ее мужем, и неизвестно, чем все закончится. Вполне может быть, разразится новый громкий скандал, а он до сих пор не разобрался с последствиями первого и, если честно,
Откровение снизошло внезапно, словно ушат холодной воды вылили на голову. В тот же миг возникла стройная, вполне правдоподобная история. Слова полились одно за другим, будто он не придумывал на ходу, а рассказывал о реальных событиях. По его версии Ефим угодил в опасную аномалию, но сумел выбраться из нее без особого вреда для здоровья, вот только лицо сильно пострадало от ожогов.
– Пупсичек мой, я потому и не говорил о нем, – нежно проворковал Богомолов. – Боялся, что ты захочешь увидеть дорогого твоему сердечку человека, а он просил… нет, он умолял не говорить тебе ничего, пока лучшие европейские пластические хирурги не вернут его красоту. Они сделали все, что могли, и даже больше, но полностью восстановить прежнее лицо твоего мужа не удалось.
– Мой Ефимчик теперь урод? – с дрожью в голосе поинтересовалась Лиза. Нижняя губа затряслась, глаза опять увлажнились, и две похожие на стразы слезинки покатились по щекам.
– Нет! – поспешил успокоить ее отец. – Ефим не совсем похож на себя, это правда, как и то, что в душе он остался таким же любящим больше всего на свете единственную и неповторимую жену, мою прекрасную дочурку. Я недавно общался с ним. С него сняли повязки, опухоль спала с лица. Пока он чувствует себя не вполне хорошо, но скоро, максимум через недельку, ты увидишь его, дорогая. – Богомолов подумал, что достаточно наплел с три короба и поспешил соскочить со скользкой темы: – Как же ты напугала меня, солнышко. Обещай, что больше не причинишь себе вреда.
– Обещаю, папочка! Прости, что заставила нервничать, но я реально думала, что мой Ефимчик погиб. Мне сейчас все больше кажется, что я действительно хотела встретиться с ним на небесах, потому и наглоталась таблеток. – Она ахнула и прижала к губам пальцы поддерживающей одеяло руки: – Боже мой, я только что поняла, какую глупость чуть не совершила. Если бы я на самом деле умерла, Ефимчик остался бы совершенно один, когда ему особенно нужны мои любовь и поддержка. Какая же я дура! – воскликнула Лиза и снова заплакала.
На этот раз слезы дочери не прошли даром для Игоря Михайловича. В глазах защипало, как будто в них попал дым от костра, засвербело в носу.
– Ну, будет, не стоит так убиваться, все же обошлось, – пробормотал он и потер сгибом указательного пальца сначала один глаз, потом другой, а потом несколько минут говорил нежные глупости дочери, пока та не успокоилась. Лишь после этого он пожелал ей всего хорошего, послал воздушный поцелуй и сбросил вызов.
Глава 11. Новая роль
Помощники Богомолова терпеливо подпирали стену в надежде, что босс быстренько порешает дела и позовет их обратно, но время шло, а дверь в комнату не открывалась. Верзиле надоело стоять на одном месте. Он вышел на середину коридора, присел, оперся на кулаки и, вытянув тело в струнку, начал отжиматься.
– …сорок восемь… уф… сорок девять… уф… пятьдесят… все! – Кастет выпрямил руки, прыжком согнул
ноги в коленях и встал во весь рост.– Хоть бы Ванька грушу для битья привел, что ли, – сказал он, поворачиваясь к напарнику слегка красным после физической нагрузки лицом.
– Зачем? – Худя лениво зевнул и почесал под мышкой. – Босс до сих пор дела по телефону решает, и неизвестно, когда позволит войти. А если в манекене сознание Моргенштейна пробудится раньше, чем откроется дверь в комнату? Думаешь, этот хрен будет молчать в тряпочку? Ага, держи карман шире. Он заорет, да так, что здесь мигом соберется толпа. Босс, конечно, хозяин всего, что тут есть, но вряд ли ему понравится, если за его спиной пойдут пересуды.
– П-фу, нашел чего бояться. Один мощный удар в челюсть, и эта копия Моргенштейна… кстати, какая она по счету?
– Не знаю, – пожал плечами Худя. – Я не считал. А что, надо было?
Кастет махнул рукой – вот еще, голову пустяками забивать – и продолжил прежнюю мысль:
– Так вот, один удар в челюсть – и тишина минимум на пять минут обеспечена.
Вдали послышались сдвоенные шаги. Худя невесело усмехнулся и кивком показал на исчезающий за поворотом коридор:
– А вот и твою грушу для битья ведут.
– Скорей бы. Сил нет как руки чешутся. – Кастет оголил зубы в довольном оскале и постучал костяшками кулаков друг о друга.
– Слышь, ты бы попридержал коней. На тебя в последнее время смотреть страшно, – сказал Худя.
– Не понял? – Кастет немигающим взглядом уставился на приятеля. Тот сцепил пальцы в замок и нервно покусал нижнюю губу.
– Ну ты, когда очередного Моргенштейна бьешь, сам на себя непохожим становишься. У тебя как будто чердак напрочь сносит.
– А-а, ты боишься, что я окончательно слечу с катушек и тебе под раздачу достанется, – догадался Кастет. Худя быстро-быстро затряс головой и заискивающе улыбнулся. Бугай шагнул к напарнику и тяжело опустил руку на его плечо: – Не бзди, дружбан, я своих не трогаю. И насчет моих мозгов не переживай: они давно набекрень съехали, так что бояться нечего.
«Хотелось бы верить», – подумал Худя и снова кивнул: мол, спасибо, друг, успокоил.
Тощий не зря волновался. Когда пришло время и манекен обрел сознание и память Моргенштейна, он так завопил от страха снова пережить мучительную, терзающую не только тело, но и душу боль, что у всех, кто находился рядом, зазвенело в ушах. Только вот никто из посторонних этих криков не услышал, и не потому, что Кастет, как и обещал, с размаху засветил в челюсть исступленно орущей жертве. Богомолов закончил говорить с дочерью незадолго до появления Трухина с находящимся в прострации манекеном перед дверью в пыточную, и весь этот инцидент произошел в надежно изолированном от посторонних ушей помещении.
– Прекратить! – рявкнул Богомолов, когда Кастет оборвал вопль манекена ударом кулака в голову. Оглушенный бедолага обмяк на стуле с высокой спинкой и кустарными подлокотниками. Лаборант не так давно усадил в него страдальца и теперь поочередно пристегивал руки и ноги широкими кожаными ремнями к испачканному бурыми пятнами грубому подобию кресла. – Ты что себе позволяешь?!
– А чего он орет как недорезанный? – буркнул Кастет. – У меня, может, уши от его криков болят.
– Ничего, потерпишь. С этой секунды не сметь даже пальцем прикасаться к нему без моего разрешения. Понятно? – Приятели что-то неразборчиво пробормотали. Богомолов расценил это как знак согласия и подозвал лаборанта. – Мне надо очистить «каштан» Моргенштейна от последних воспоминаний. Это возможно?