"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Оседлав конёк вооружений, в котором хоть что-то понимал, в отличие от профана Каца, я с удовольствием под шустовский коньяк начал мазать гражданской штафирке основы тактики. До стратегии не дошёл, первая рюмка коньяка была выпита, и Кац, получив алкогольную накачку, воспрянул. Перебив меня, он начал восславлять мирный созидательный труд. И что наша задача и заключается в открытии шлюзов, чтобы народ занялся созиданием, а не накачкой мускулов для завоевания других стран. Что знания из будущего не должны быть пущены на милитаризацию страны, прежде всего их нужно внедрять в мирную жизнь. Одним словом, после первой рюмки у нас, как обычно, с Кацем разгорелся спор о том, как жить дальше. Но несмотря на жаркую дискуссию, я продолжал прислушиваться к звукам выстрелов. Любой нормальный человек вряд ли бы мог полностью углубиться даже в очень важный и принципиальный спор, если во дворе его дома идёт бой.

Когда начал интенсивно работать пулемёт «максим», я резко оборвал разошедшегося Каца на полуслове, заявив:

– Всё, вроде бы ловушка захлопнулась. Заканчиваем бухать, Кац, пора делом заниматься.

– Каким ещё делом? Что, император будет лично поднимать солдат в атаку? Мы здесь должны сидеть и ждать доклада поручика Силина.

– Вот ты какой? Настоящий, мать твою, министр двора. А я вот император и сам знаю, что делать. Если ты, как большой начальник, даже в горящем деле будешь ожидать доклада подчиненного, то хрен доберёшься до сути чрезвычайного происшествия. Самому нужно действовать, а не ждать, что кто-то решит проблему. Если всё получилось так, как я планировал, то напавшие на дворец заговорщики (назвать их бандитами слишком мелко для такой диверсионной операции) при отступлении попали в огневой мешок. Выжившие сейчас находятся в трансе, и самое время их трясти. Вполне вероятно, что в нападении принимали участие финские егеря, а они ребята крепкие и упёртые, если не допросить их в первые минуты после пленения, то, когда шок пройдёт, многие из них замкнутся. Практически нет таких следователей среди жандармов, которые смогли бы разговорить идейного финского националиста, тем более быстро, пока есть шанс выйти на людей, отдающих им приказы. А я уже допрашивал финских егерей и знаю, как с ними обращаться. Самое главное, понял, что разговорить этих отобранных немецкими специалистами финнов можно только после того, как они получили сильный эмоциональный шок. Когда думают, что сам Всевышний помогает русскому императору. Так что, Кац, нужно ковать железо, пока оно горячо. Если хотим придавить подполье, то нужно взять за жабры координирующий центр. Глядишь, удастся допросить такого пленного, который даст ниточку, по которой можно будет добраться до германского резидента. Эх, допросить бы генерала Конзеровского, он-то точно знает германского резидента, но этот гад хитрый и наверняка уже свалил и находится на полпути к окну в шведской границе. Хотя по телефону я и дал команду его найти и арестовать, но это маловероятно. Так что будем работать с тем материалом, который добудет спецгруппа и команда поручика Силина.

Закончив свой монолог, я встал, взял свою пустую рюмку со стола и уже отработанным движением отправил её в камин. Как бы говоря своему другу, что разговоры закончились – пора действовать. В этот раз Кац не возмутился моим поступком. Правильно, а что возмущаться, если в камине уже валяются осколки от первой рюмки. И для прислуги нет разницы, убирать осколки от одной или двух рюмок. К тому же сервиз, по крайней мере в наборе рюмок, уже нарушен.

Мы вышли из кабинета под аккомпанемент ожесточённой перестрелки, а когда дошли до прихожей, за окном раздавались только отдельные выстрелы. Пока я расспрашивал дежурившего в прихожей джигита, как обстоят дела на вверенной ему территории и не было ли телефонных звонков, звуки выстрелов вообще прекратились. И мой расспрос джигита вылился в приказ:

– Ваха, иди разведай, что там творится возле ворот. Сильно не рискуй. Если сопротивление бандитов сломлено, найди поручика Силина и передай ему, что император ждёт доклада. И если есть пленные, пускай гонят их в каретный сарай. Император лично будет допрашивать пленных бандитов.

Джигит изобразил нечто похожее на отдание чести, произнёс, как это было принято в «дикой» дивизии:

– Да, командыр!

Потом повернулся, чтобы выйти из прихожей, и в этот момент дверь сначала дёрнули, а когда она не открылась, начали по ней дубасить, и явно не голой рукой. Ваха, как истинный ночной привратник, сначала глянул в смотровое окошко, а затем, что-то бурча себе под нос, отодвинул засов и распахнул дверь.

В дверном проёме стоял Максим. Первый раз я видел своего адъютанта в таком виде. Он по жизни был чистюля и очень аккуратный человек. А тут передо мной стоял офицер с какими-то бешеными глазами, с ободранной щекой, на его сапогах и шинели бугрились комья грязи, а в правой руке был револьвер. Его рукояткой он и колотил по двери. Ну что тут скажешь – сразу видно, что человек только что вышел из боя. Что же это был за бой, если офицер, участвовавший во множестве боёв и поднимавший людей в атаки в ходе Ковельской операции, сейчас так возбуждён. Хоть я и был удивлён видом Максима, но внешне это никак не показал. Наоборот, улыбнулся адъютанту и добродушно произнёс:

– Вовремя вы подъехали, и ударили в тыл противника тоже своевременно. Сейчас остаётся только зачистить территорию, и можно забыть об этом инциденте. Как прошла операция в Петрограде? Надеюсь, там-то всё обошлось без стрельбы?

Максим, вложив револьвер в кобуру, стал докладывать о действиях спецгруппы в Петрограде. За стоявшим в проеме двери Максимом я увидел и довольную физиономию Первухина. Когда его увидел, на душе потеплело и стало как-то спокойнее. А ещё я увидел топчущегося Ваху. Он никак не мог выйти, не растолкав Максима и Первухина, чтобы идти выполнять моё распоряжение. Приказ отдал сам царь, а расталкивать нужно офицеров, про которых он знал, что это ближайшие нукеры императора. Неразрешимая задача для простого всадника. Поняв, что помочь джигиту сможет только император, я, не дослушав доклада Максима, сказал:

– Максим, ты что докладываешь стоя на пороге? Проходи в прихожую, там и расскажешь нам с господином Джонсоном, как прошла операция по нейтрализации Кексгольмского полка. И пускай Первухин проходит, нечего прятаться за твою спину.

А стоящему в готовности бежать выполнять полученное ранее распоряжение джигиту я приказал:

– Ваха, распоряжение, отданное ранее, я отменяю. Сейчас просто охраняй снаружи входную дверь во дворец. Вот выслушаю офицеров, и скажу, что тебе делать дальше. Порядок знаешь, пропускать только тех, кого знаешь. Если во дворец попытается попасть незнакомец, пусть даже офицер – огонь на поражение.

Когда Максим и Первухин вошли, я опять поменял свои намерения – решил выслушать доклад Максима в своём кабинете. В прихожей даже думать не хотелось. А информация, которой располагает Максим, наверняка требовала анализа. К тому же появился Первухин, а значит, самовар чая обеспечен. Раньше требовать чай было как-то не с руки, не привык я к такому барству. А вот сказать об этом Димычу было по-нашему, по-генеральски. Я всё ещё себя ощущал не царём, а генерал-лейтенантом – командиром корпуса. А ощущения того, что я есть обычный работник НИИ мозга, почти совсем пропали. Влезть ещё в шкуру просвещённого и деятельного русского монарха, и миссия, можно сказать, выполнена. Эта мысль возникла в голове, пока Максим с Первухиным входили в прихожую. А когда они вошли, я вполне естественно, как будто забочусь об офицерах, заявил:

– Ну что, господа, здесь как-то неудобно, даже присесть вам некуда. Пойдём в кабинет, там, Максим, и доложишь подробно о выезде в Петроград и о недавнем бое. А ты, Дима, сообразишь чаю на всех.

После этих слов повернулся, приглашающе кивнул Кацу и направился в свой кабинет.

Глава 10

В кабинете было всё привычно, поэтому доклад Максима перерос в беседу, как в старое доброе время в кабине «Форда». И Максим не напрягался, пытаясь сжато доложить о действиях спецгруппы и себя лично, да и я помогал ему, задавая уточняющие вопросы. И не только я, Кац тоже принял участие – задав несколько вопросов. А ещё одним плюсом был то, что Первухин, кроме того что устроил для нас чайную церемонию, осуществлял и важную адъютантскую функцию – он должен был брать телефонную трубку. Императору это делать не полагалось. Не только государственная, но и частная жизнь императора и членов его семьи была сильно регламентирована. Меня это сильно раздражало – чихнуть без соблюдения определённого ритуала было нельзя. Из длительной беседы с бароном Штакельбергом, обер-церемониймейстером двора, я понял, в какой омут ныряю. Раньше у меня было представление, что если я царь, то что хочу, то и ворочу, а после беседы с обер-церемониймейстером двора я впал в жуткую депрессию. Даже каторжники были более свободны в своих поступках, чем помазанник Божий. Тогда я и понял, почему в истории, которую изучал в двадцать первом веке, брат Николая Второго не стал принимать на себя обязанности монарха. Умный был Михаил Александрович, вот и постарался избежать такой судьбы. Отказался от короны, сославшись на формальные причины – поддержку Думы и прочую ерунду. А я вот, идиот, влезаю в этот кошмар. А всё потому, что знаю, в какую клоаку провалится моя родина, если останется без царя. Тут же политиканы начнут драться за власть, а закончится всё большой кровью и жутким обнищанием населения России. Предстоящие завтра, вернее, уже сегодня (часы только что пробили двенадцать часов) церемонии вызывали у меня мороз по коже. Я ждал и боялся предстоящей коронации. Только жизнь в образе великого князя начала налаживаться, появились мечты и перспективы интересной жизни, как бац – Николай Второй отрекается. И вновь замаячила ссылка в Пермь и пролетарий, пускающий тебе пулю в затылок из занюханного нагана. А в Пермь категорически не хотелось, уж лучше мучиться царём, чем гнить в выгребной яме. Так как я страшился предстоящей церемонии, то, можно сказать, наслаждался настоящим моментом. Опять нападение, снова я должен действовать не как самодержец, а как обычный офицер, защищая не только свою жизнь, но и судьбу страны. Вот я и вёл себя как командир корпуса, штаб которого подвергся нападению рейдовой группы неприятеля.

Эта рейдовая группа действовала вполне профессионально, и бойцы там были хороши. Хоть и попали в клещи, когда в бой вступила спецгруппа, но сражались вполне достойно. Не похожи они были на солдат тылового Кексгольмского полка и дезертиров, нанятых противниками императора. И если бы не опытные бойцы поручика Силина, прошедшие огонь и воду, враг бы точно ворвался во дворец. Слава богу, что я отказался от охраны дворца в Гатчине лейб-гвардейцами, которых мне хотел навязать барон Штакельберг. Обер-церемониймейстера двора я смог убедить, что лейб-гвардейцев сейчас не очень много и их нужно использовать исключительно в церемониальных целях. Для создания антуража мужественности и силы русского солдата они были хороши – здоровяки, хорошо маршировали и часами могли стоять по стойке смирно, а вот до хороших бойцов не дотягивали. Хорошо обученные солдаты противника в течение нескольких минут смяли бы в ночном бою даже намного превосходящих их по численности лейб-гвардейцев. А вот против провоевавших больше года разведчиков, как раз привыкших действовать ночью, небольшими группами против превосходящего их противника, вражеское диверсионное подразделение оказалось бессильным. О хорошей подготовке и неплохих воинских качествах солдат противника мне рассказывал как поручик Силин, так и Максим. Не знаю, как уж мой адъютант может судить о качестве солдат противника, а вот фронтовик, не раз участвовавший в боях, к тому же командир команды разведчиков, на сто процентов способен определить боеспособность вражеского подразделения. Я доверял его оценке, и сейчас, слушая Максима, всё больше убеждался, что напавшие на дворец не могут быть нарушившими присягу солдатами, дезертировавшими из Кексгольмского полка. Слишком просто генерал Попов взял под контроль казармы и штаб полка. А по словам Максима, принявшего участие в этой операции, он был удивлён захламлённостью казарм и расхлябанностью нижних чинов Кексгольмского полка. Такое впечатление, что офицеры полка даже не заходят в казармы, пустили всё на самотёк и заняты только своими личными делами. Разложение в полку полное, а его командира нужно отстранять от должности и отдавать под суд. И не только его, а практически всех офицеров Кексгольмского полка.

Выслушав Максима, я понял, что для собственного спокойствия всё-таки нужно допросить пленных, даже несмотря на то, что придётся пожертвовать сном. Что же, буду завтра на коронации как варёная креветка. А если всё же наплюю на всё и лягу отдыхать перед завтрашним судьбоносным событием, то всё равно не смогу заснуть. Буду всю ночь мучиться, размышляя, кто же стоит за чередой попыток устранить императора. Вариантов было два – или это опять мутит германский Генштаб, или это внутренняя оппозиция, не желающая, чтобы Михаил Александрович стал новым императором. Это тоже возможно – нашлись же силы в моей старой реальности скинуть царя и ввергнуть страну в революционную смуту. Одна германская агентура сделать бы этого не смогла, какие-то силы из верхних эшелонов власти этому весьма сильно способствовали. Понять, кто стоит за этим нападением на дворец императора, можно было только допросив пленных. Если это всё те же финские егеря, то за ними стоит Германия и след ведёт в их Генеральный штаб. По выучке нападавших можно сделать именно такой вывод. А если всё-таки напали не финские егеря, то дело ещё больше запутывается. Значит, кроме немцев, каким-то могущественным силам самодержавие и порядок в России активно не нравятся. И эти силы настолько могущественны, что в воюющей стране смогли в обход существующей власти сформировать и обучить целое воинское подразделение. Если это выяснится, то нашу с Кацем концепцию придётся срочно менять. Какая тут, к черту, стратегия постепенной смены элиты в стране – придётся поступать так, как сделали большевики после своей победы. Только это будет называться не красный, а царский террор. А по-другому этого паука, изничтожающего страну, не победить.