"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Кац правильно понял крик моей души – перестал зудеть, а молча взял недопитую бутылку коньяка и наполнил им всё еще стоявшие на столе рюмки. Выпитый коньяк не развязал моему другу язык, видно я послал ему сильный посыл. После опустошения рюмок Кац пожелал мне хоть немного поспать и выбросить из головы все дурные мысли. Оставшись один, я не пошёл в спальню, а, как бывало уже не раз, не раздеваясь, пристроился спать на диване. Слава богу, в кабинете в шкафу имелись подушка и плед.
Глава 12
Уснул я практически сразу, но даже во сне голова была забита мыслями о предстоящем событии. Вернее, я повторно, но уже во сне прослушал лекцию оберцеремониймейстера двора барона Штакельберга. Свою лекцию барон начал с исторической справки, сказав:
– В Россию обряд помазания и венчания на царство, а также вручения императорских регалий перешел из Византийской империи. Сам обряд «посажения на стол» в общих чертах схож с обрядом византийского венчания, исключая миропомазание. Корона византийской империи, составленная из двух полушарий, символизирующих единство восточной и западной частей Римской империи, стала образцом для создания первой русской
Затем барон увлёкся и начал рассказывать, как он видит предстоящую коронацию. А светлой мечтой обер-церемониймейстера двора было провести церемонию венчания на царство на уровне коронации Николая Первого. Наверное, потому, что она происходила по упрощённой схеме, в столице Царства Польского, где в те времена было очень неспокойно. Примерно так же, как сейчас в Петрограде.
Порядок церемонии у Штакельберга, в общем-то, сложился, но было одно но, которое рвало весь шаблон – это отсутствие императрицы. Когда он сетовал по этому поводу, я радовался, что Наталья укатила в Англию. И молил Бога, чтобы она не приехала к началу этой муторной церемонии. А как тут не радоваться, что Наталья не будет участвовать в церемонии, если в той же Варшаве в собор и из собора императрица шла под величественным балдахином, который несли шестнадцать генералов. А если бы Наталья была в столице, то пришлось бы изрядно помучиться. А так никаких тебе генералов, балдахинов и прочей ерунды. Предстоящее отсутствие императрицы на коронации стимулировало барона сосредоточить всё внимание на моём участии в церемонии. И он стал на примере Николая Первого учить меня поведению на коронации. Чуть ли не с придыханием барон начал рассказывать, как происходила церемония венчания на царство будущего царя:
– Коронация Николая Первого в Варшаве происходила в Зале заседаний Сената. Корона, скипетр, держава и другие регалии были привезены тогдашним обер-церемониймейстером из Петербурга. Когда их императорские величества из тронной залы направились в зал для коронования, прозвучал семьдесят один пушечный выстрел. Духовенство, окропив их величеств святою водою, предшествовало им. Николай Первый сам возложил на свою голову корону; примас подал ему скипетр и державу и трижды возгласил: «Vivat, Rexir aeternum».
Даже во сне прозвучавшая латынь меня несколько напрягла, а когда обер-церемониймейстер двора начал излагать свои планы по проведению нынешней церемонии, мне стало совсем уныло. Особенно когда барон, наверное, чтобы подчеркнуть древность традиции, начал использовать уже вышедшие из оборота слова и выражения. А говорить он начал о порядке движения кортежа Михаила Второго от Зимнего дворца к Исаакиевскому собору, где будет происходить вся церковная часть церемонии коронации. По самому барону было видно, что ему самому было непривычно использовать устаревшие выражения. Но он всё равно начал вещать:
– Порядок марша следующий: шесть унтер-офицеров (токмо не от гвардии) верхами. Карета оберцере мониймейстера. Знатных особ кареты порожние; двенадцать же заводных лошадей, богато убранных; третья карета ея императорского величества; вторая карета ея императорского величества; двенадцать конюхов по два рядом. Гоф-фурьер верхом, за ним четыре скорохода и двадцать четыре лакея ея императорского величества; первенствующая карета ея императорского величества цугом, в которой посол сидит на первом месте; потом следует дом посольский и кареты его; затем следует карета императорского комиссара; четыре унтер-офицера (токмо не от гвардии) для заключения марша.
Выдав этот перл, барон Штакельберг даже закашлял и, как вежливый человек, сделал это, отвернувшись и прикрыв рот рукой. А затем, откашлявшись, барон продолжил знакомить меня с предстоящей церемонией. Но теперь он излагал запланированный порядок церемонии уже нормальным языком:
– За полчаса до назначенного времени члены императорской фамилии, в том числе Николай Второй, прибудут в Малахитовый зал Зимнего дворца, вход в который охраняют гвардейцы в парадных костюмах. Придворные собираются в других залах, где за соблюдением распорядка будут наблюдать чины церемониальной части. Когда кортеж будет образован полностью, я доложу об этом монарху. Тотчас после этого великие князья выстраиваются вслед за императором согласно порядку престолонаследия. Великие княжны занимают места соответственно рангу их отцов и мужей. При выходе из Малахитового зала в первой паре следуют государь и императрица-мать, во второй – Николай Второй и Александра Федоровна. Министр двора господин Джонсон находится справа от государя, за ним – генерал-адъютант, свитский генерал и ваши флигель-адъютанты. Остальные члены кортежа двигаются попарно. Войдя в Концертный зал, ваше величество должны ответить на поклоны собравшихся там лиц. В этом зале соберутся все придворные дамы, придворные чины, члены Государственного совета, командующие фронтами, сенаторы, статс-секретари, почетные опекуны и прочие важные господа. Шествие будет проходить через Николаевский зал, занятый офицерами гвардейских полков. В других залах будут размещаться иные допущенные на церемониал лица и именитое купечество, на хорах – корреспонденты газет. В час пополудни император и сопровождавшие его лица направляются в Исаакиевский собор. На самой службе будут присутствовать лишь великие князья, особо важные сановники и командующие фронтами. Остальные будут ожидать конца службы вне пределов церкви. Церемониймейстеры будут следить за тем, чтобы присутствующие не разговаривали громко и своевременно, до конца службы возвращались на занимаемые ими в залах места. Ну а потом предстоит праздничный приём в Зимнем дворце. И представление вашему величеству иноземных послов.
Глянув на то, как я воспринимаю его план коронации, барон Штакельберг продолжил:
– Церемониал является не только отражением нравственного состояния общества. Это своеобразный пролог будущей политической программы верховной власти. Любое действие на нём имеет большой смысл. Вот, например вашему величеству будет преподнесен для целования крест, бывший на Петре I во время Полтавской битвы; этот крест спас его от смерти: пуля, попав в крест, отскочила от него. Таким образом, церковь подчеркивает героический дух императора, проявленный во время взятия
Ковеля. Годами выработанный этикет поддерживает престиж придворной жизни. Это не только преграда, отделяющая государя от его подданных, это в то же время защита подданных от произвола государя. Этикет создает атмосферу всеобщего уважения, когда каждый ценой свободы и удобств сохраняет свое достоинство. Там, где царит этикет, придворные – вельможи и дамы света, там же, где этикет отсутствует, они спускаются на уровень лакеев и горничных, ибо интимность без близости и без равенства всегда унизительна, равно как для тех, кто ее навязывает, как и для тех, кому ее навязывают.Я внимательно слушал обер-церемониймейстера двора, но то, что хотел услышать, так и не дождался. А меня интересовал простой вопрос: с какого момента этой церемонии я становлюсь полноценным монархом? Когда смогу издавать уже разработанные с Кацем манифесты и отдавать распоряжения, неподвластные никакой критике? Об этом барон Штакельберг ничего не говорил. Пришлось напрямую спросить его об этом. Оказывается, истинным государем Михаил становится после проведения обряда помазания и венчания на царство в церкви. Вот после того, как я поцелую крест и дам клятву на Библии, могу вести себя как истинный царь. Ни перед кем не нужно отчитываться или оправдываться – только перед Богом или перед собой. Я не зря, можно сказать, бил копытом в ожидании того момента, когда получу всю полноту власти. Аналитический отдел КНП, который всё-таки сформировал Кац, выдал весьма тревожную справку – несмотря на военные успехи Юго-Западного фронта и популярность Михаила, протестные настроения в обществе нарастали. Нужно было их как-то гасить, и единственное, что сейчас было возможно сделать, это новому императору выпустить дарующие что-то серьёзное народу – манифесты.
Манифесты были подготовлены очень интересные. И как мы с Кацем считали, эти указы (манифесты) снимут накопившееся напряжение в обществе. И главной из этих подготовленных бумаг, несомненно, был указ о земле. Не зря после Октябрьской революции именно земельный вопрос был наиглавнейшим. И именно разработанный большевиками закон о земле позволил им удержать власть. Правда, в конечном итоге крестьяне землю не получили, но коммунисты-то власть взяли и удержали во многом благодаря этой пресловутой передаче земли крестьянам. Нужно быть наивным идеалистом и тупицей, чтобы не сделать так же. Мы такими не были, вот в недрах КНП и родился текст этого хитрого документа. А хитрости в этом Манифесте о земельной реформе было две. Первая – это то, что надел, на который претендует крестьянин, оформляется в собственность после войны специально созданными земельными комитетами. В первую очередь они будут оформлять землю ветеранам войны и близким родственникам погибших солдат. Помещикам была предусмотрена компенсация за изъятую у них землю. То есть выгоду в виде умиротворения крестьян (а это большая часть населения страны и численности армии) получали сейчас, а все проблемы и трудности с реализацией этого Манифеста нужно было разгребать уже после войны. Вторая хитрость, а вернее, расчёт на присущее человеку чувство справедливости, было обещание царя вознаградить всех отличившихся в ходе войны земельными наделами. И не где-нибудь в Сибири или Дальнем Востоке, а на юге в отбитой от басурман Царьгородской губернии. Каждый из георгиевских кавалеров, по его желанию, мог получить там от пятнадцати десятин земли. Другие ветераны, решившие перебраться в новую губернию, могли претендовать на несколько меньшие наделы. Упоминание о Царьграде было не случайным. Впервые русский царь обозначил цель, за что стоит биться православным. Помощь братьям славянам – это, конечно, хорошо, но уже набило оскомину. Эта идея войны уже практически была перебита социалистической пропагандой, что нужно давить кровососов-богатеев, угнетателей и прочих буржуинов. А вот мысль о том, что Россия намерена освободить Царьград (Константинополь) от басурман и образовать там населенную православными губернию, могла подорвать всю антивоенную пропаганду. Конечно, лозунг большевиков, который они, несомненно, выдвинут в ответ на эту идею (мир без всяких условий и контрибуций), хорош, но не тогда, когда народу показали вкусную морковку. Мы с Кацем были уверены, что надежда получить надел на благословенной земле заставит большинство крестьян не воспринимать популистские лозунги, а затянуть пояс потуже и терпеть тяготы войны до получения обещанного самим помазанником надела. Так что этот Манифест был не немедленного действия, а скорее указом надежды, который должен был дать перспективы крестьянам и в конечном итоге свести на нет антиимперскую пропаганду.
А второй указ (манифест) был немедленного действия. Касался он отмены сухого закона. Мы долго спорили с Кацем, отменять ли этот закон? Всё-таки он шёл на пользу здоровью нации. Но победила всё-таки логика и чувство самосохранения. Какая тут забота о здоровье нации, когда на носу череда революций и гибель миллионов твоих соплеменников. Какая, к чёрту, разница, погибнет человек от удара штыком в печень или от её цирроза. От алкогольной зависимости ещё можно вылечить, а от расстрельной стенки не помогут никакие лекарства. К тому же сухой закон нарушался практически повсеместно. Только элита нарушала его посредством французского алкоголя, а простые люди потребляли самогон. Государство при этом несло колоссальные финансовые потери. Нужно было кончать с этим издевательством над бюджетом и простым русским мужиком. Эксперименты с попыткой оздоровить общество можно предпринимать в благополучные времена, когда власть стабильна, а народ сыт и занят делом. А когда война, предреволюционная ситуация и жизнь человека практически ничего не стоит, нельзя раскачивать лодку общественной жизни. Обычно наши споры по вопросу сухого закона заканчивались «наркомовскими» ста граммами и рассуждениями о том, выиграла бы великую войну наша родина, если бы в те времена существовал такой закон. После принятия рюмашки шустовского мы обычно приходили к единому мнению – неизвестно, что было бы, но экспериментировать не стоит. Вот был сухой закон в 1917 году, и произошла революция, а в Отечественную войну существовали «наркомовские» сто грамм – и Советский Союз победил. Так что мы решили, что нужно отменять этот закон. А лучше всего это сделать сразу после коронации. Люди уже привыкли, что новый царь после своей коронации выпускает новый указ о каком-нибудь послаблении для народа. Простой народ воспримет именно так отмену сухого закона.