"Фантастика 2025-1". Книги 1-30

— Вопрос, однако. И здесь не помочь ничем, и нетранспортабельны… Наркотики делал?

— Считай, на них все и извел. А толку?

— Что делать, что делать! — раздалось откуда-то со стороны. — Не знаешь разве?

Я повернулся на голос. На перевернутой бочке сидел все тот же охотник.

— Держи! — И он швырнул мне что-то.

Я машинально выбросил вперед руку, поймал предмет. Больно ушибив пальцы, в мою ладонь упало затертое ложе старенького промыслового карабина.

— Что вылупился, доктор? Действуй! Тебе в удовольствие любоваться, как они корячатся? Сам же сказал: не помочь.

Сделав два шага в сторону изувеченных, я поглядел. Тот, кому на моих глазах «отказало в милости» чудовищное порождение пустыни, глухо хрипел. От распоротого живота уже попахивало гниением. Я, внутренне сжавшись, приставил к его лбу дуло ружья и, зажмурившись, потянул за спуск.

Выстрела не последовало. Охотник вздохнул:

— Неприспособленные вы, медицина! С предохранителя-то кто снимать будет?

Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперед с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…

Общее чувство было таково: не из Песков выбрались — из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплелся в отведенный нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодера, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.

Но уж едва очнулись, только нас в городе и видели. Утреннее солнце еще не успело превратить песок в раскаленную сковородку, так что путь до красной скалы мы проделали с относительным комфортом.

И уже на выезде из города мелькнул последний штрих в картине напраздновавшегося Кардина.

Между дюн, спотыкаясь, брел почерневший сгорбленный Иона, навьюченный продолговатым тюком, замотанным в драный брезент. В опущенной руке болталась заржавевшая лопата. Брел в глубь Песков — хоронить птичку, навсегда упорхнувшую от него…

Лишь оказавшись на другой стороне границы сектора, мы остановили автомобиль. Мы так торопились унести ноги, что даже не позавтракали. Теперь, в тенечке, с видом на чистый пруд, стали наверстывать упущенное.

Начальница что-то произнесла, с набитым ртом слова прозвучали невнятно.

— Что вы сказали, мэм? Простите, не расслышал, — переспросил ее пилот. Рат проглотила, запила.

— Мерзка, говорю, богинька-то. Любопытно, где этот гиенозавр между Фестивалями обретается?

— Почему мерзка, мэм? Вполне благовидная дама, только неприветлива больно. Прямо как Снежная королева какая-то. А что после праздника у горожан неприятностей много, так это ж не она виновата. А как вы думаете, госпожа доктор, этим несчастным сумасшедшим, им правда у нее лучше будет или как?

Люси открыла было рот, чтобы высказаться от души, но перехватила мой взгляд.

Я отрицательно покачал головой. Мышка кивнула и промолчала.

Доели. Ополоснулись в пруду, смыв с себя грязь и страх пустыни. До чего это здорово — прохладная вода, зелень деревьев! И солнышко ласковое — не палит, греет.

— Ну, теперь, благословясь, до базы…

Глава девятнадцатая

Как иногда хочется, чтобы сломалась эта чертова рация! Но прочно устроен аппарат, чтоб его! Только-только расслабишься, настроишься на роздых и — на тебе:

— Всем машинам «Скорой помощи»! Всем машинам «Скорой помощи»! Находящиеся в секторе Ди-три, особое внимание! Кто есть поблизости от Трескучего Лога, ответь Зениту!

Мы обреченно посмотрели на дорожный указатель. Под стрелкой вправо значилось: «Кленицы», под стрелкой влево — «Трескучий Лог». Возвращаться к базе следовало по правой дороге.

— Может, мы еще в Песках? — робко предположил Патрик. — Раз так орут, значит, неспроста. Что-то серьезное.

— И не надейся, — отрезала Люси.

— Это откуда такой несвоевременный гуманизм, госпожа доктор? — позволил себе поинтересоваться я.

— У тебя с совестью вообще-то как? — хмуро буркнула начальница.

— Где была совесть, там знаешь что выросло?

— У тебя? Знаю. Жадность, нахальство и полное отсутствие понятий о субординации. Верно, Патрик?

— Так точно, мэм!

— Вот видишь. Отвечай, покуда Раиса не охрипла.

— Зенит, Зениту Песчаные бродяги один-девять.

— Вернулись целыми, один-девять? Что у вас там?

— У нас поворот на Трескучий Лог.

— Отменно. Принимайте срочный вызов… Приняли. Переглянулись недоуменно. Ну, ребенок. Ну, пищевое отравление. Но не грудной же — десять лет. Что он, при смерти?

— Вас поняли. Зенит. А с чего столько шума?

— Не засоряйте эфир, один-девять. Выполняйте вызов. Трубку перехватил старший врач:

— Эй, ребята! За языками своими следите. В высший свет едете! Избави бог…

В высший свет? Как-то не предполагал, что здесь такой имеется. До сих пор устройство этого взбесившегося мира представлялось мне вполне демократичным. Насколько я успел усвоить, здесь даже централизованного правительства нет, только местные власти в каждом конкретном населенном пункте. Единственный всемирный орган — полицейское управление. Ну и, пожалуй, наша «Скорая помощь». Или я все же ошибаюсь? Глянул еще раз на записанный начальницей вызов.

Трескучий Лог. Имение (!) «Ивы». Большой дворец (!!). Жан-Поль Жувре. Контакты соединились, выключатель сработал. Жувре! Мы едем в имение полковника Жувре! Да, если кто и может претендовать здесь на главные роли, то это, безусловно, командующий оккупационными силами. А нас, стало быть, приглашают к его отпрыску.

Люси, независимо от меня придя к тем же выводам, уже залезла по мягкой обивке кабины, оставляя на ней следы острых коготков, к зеркалу, укрепленному посередине лобового стекла. Поелику окна в нашем вездеходе закрашены, оно у нас служит не для обзора дороги сзади, а для наблюдения за больными в салоне.

Начальница обмотала хвост вокруг рукоятки фары-искателя и, повиснув вниз головой, стала оправлять шерстку. Патрик побледнел и выпучил глаза. В нем взыграла армейская закваска. Глядя на свою бригаду, даже я, по некотором размышлении, упер из спального ящика мышки мягкую тряпочку и навел глянец на порядком запылившиеся сапоги. Водитель шепотом повторял снова и снова:

— Машина не мыта… Не мыта машина…

Наконец, решившись, произнес вслух:

— Госпожа Рат, мэм! Разрешите обратиться!