"Фантастика 2025-10". Книги 1-31
Шрифт:
Хромой неотступно дежурил рядом с домом, отлучаясь только по нужде, да и то вместо себя ставил верного ему человека. Ел и спал он тут же, на крыльце. “Вот ведь дубовая шкура! Не удивлюсь, если его и снег не испугает”.
Маша открыла дверь, тут же наткнувшись на широкую спину, обладатель которой сидел на ступеньках.
– Не обязательно все время торчать на улице. Можешь зайти в дом, погреться у огня.
Хромой даже ухом не повел, будто ее и не было рядом. Тогда Маша села на крыльцо, почти прижавшись к нему боком.
– Долго это будет продолжаться? Говорящий тебе не
– Мне приказано, я сторожу. Вернись в дом.
– А если я писать хочу?
Он встал, повернулся к ней, глядя выжидающе.
– Ну? Идем.
– Перехотелось.
Ушла обратно в дом, хлопнув дверью.
Когда ночь почти скрыла от любопытных машкиных глаз жизнь архангельского гнезда, она увидела через оконце знакомый силуэт, мелькнувший рядом с домом. Темная одежда, развевающаяся за спиной, словно крылья, бледное пятно худого лица…
Вышла на улицу.
– Слушай, ты это… извини. Сам понимаешь – сижу тут безвылазно, сатанею.
Вряд ли Хромой знал последнее слово, но догадался, о чем она.
– А куда Говорящий с небом пошел? Да еще на ночь?
Охранник вытянулся, разминая мышцы, сказал тихо, не поворачиваясь к девушке:
– То его дела. Нас с тобой не касается.
– Да меня все касается, – так же тихо ответила она. – Он ведь при тебе дал мне имя. Помнишь, какое?
– Пришедшая.
– А откуда пришедшая? Для чего? И почему у меня отдельный дом, даже своих людей ради этого выгнали? Обычный я человек, или… Как считаешь?
Он промолчал, лишь костяшками пальцев хрустнул.
– Правильно хрустишь. Меня здесь все касается! Это только Говорящий думает, что он меня ломает, на самом-то деле наоборот. Помучается еще немного и прибежит, на все согласный. Там, глядишь, и место руководчика моим станет.
– Тебе бы сказки у костра рассказывать, – Хромой присел на крыльцо, задрал голову, разглядывая звезды, подмигивающие между верхушек сосен. – Говорящий очень темный человек. А ты другая совсем. Слабая против него.
Но Маша будто не слышала его слов. Положила ладонь на сильное плечо, склонилась к уху охранника.
– А кто мне сейчас помогать будет, потом любую награду…
– Все, хватит!
Он вскочил, толкнул ее спиной о дверь, загоняя в дом. Повалил на стол, схватив за горло.
– Думаешь, меня легко одурманить? Видал я таких. Нечего застить мне глаза своими медовыми обещаниями!
Отпустил, отступая к выходу. Но грудь его часто вздымалась и глаза сверкали – не остался Хромой равнодушен к тому, что она говорила. Спрятал внутри себя, запретил думать об этом. Только зернышко посеяно и никуда ему теперь от этого не деться.
Маша холодно, почти со злостью усмехнулась. Скинула лишнюю одежду, забралась на широкую кровать. Одеял дикари еще не придумали, но в доме было тепло, укутываться не хотелось.
– Еще бы выпить чего и вечер можно считать удачным.
Она заснула с улыбкой на лице.
Дверь приоткрылась, впуская порыв осеннего ветра и что-то еще – темное, бесформенное. Оно приблизилось к кровати, склонилось над девушкой. Рука закрыла ей рот и крик пробудившейся вышел глухим, едва слышным. Маша отчаянно отбивалась, пока накидка не сползла
с головы Хромого.– Да замолчи же ты! – процедил он сквозь зубы. – Не дергайся.
Убрал руку, убедившись, что она не собирается больше кричать.
– Одевайся.
Маша поднялась, стала искать одежду. Прошептала:
– Нужно зажечь лампу, я ничего не вижу.
– Найдешь и без лампы. Не хватало только показывать всем, как мы суетимся.
Больше она вопросов не задавала – и так понятно, что охранник украдкой зашел в дом и потащил ее в ночь не ради шутки. Значит, решился на что-то. “Это хорошо. Это значит – против своей гнездовой системы пошел, какие-то правила нарушил. А то, что ради меня – вдвойне хорошо”.
Куда они направлялись, Маша не сообразила бы даже днем, а уж ночью и подавно. Ступали осторожно, стараясь ничем не выдать своего присутствия. В лесу это почти невозможно – везде сучья, сухие ветки… Но сейчас под ногами была утоптанная дорожка, которой местные часто пользовались. Два раза Хромой останавливался, вслушиваясь в ночные шорохи, потом двигался дальше.
Ей показалось, что они вышли к подножию огромной скалы. “Какая еще скала? Не может здесь быть ничего такого”. Подняла голову, всматриваясь в темную громаду. “Ах, ну да, конечно…”
Двенадцать этажей уцелевшего здания. Вспомнились предсмертные слова отца: “последние устройства были самые надежные”. Видимо, не только устройства.
Хромой провел ее через вход, поросший кустарником, они стали осторожно подниматься по лестнице. После третьего пролета Маша решилась подать голос:
– Что здесь? Что это за дом?
– Люди его называют башней. Священное место, почти как костер. Она всегда здесь была, со времен основания гнезда.
Поднялись еще на четыре пролета.
– Ф-фух… Высоко еще?
– Хотя бы до десятого, оттуда уже видно.
– Что видно?
Он остановился, перевел дух.
– Я тебе вот что скажу, Пришедшая. Ты дурацкие разговоры прекращай разговаривать! Я имею в виду там, внизу, особенно у дома. В гнезде всюду глаза и уши. Я бы, может, и сошелся с тобой в чем-нибудь, но у нас за такие дела камнями забивают. Пошли дальше!
В прошлые времена лестницу со всех сторон окружали стены, только на площадках можно было через балкон попасть на этаж. Сейчас от стен мало что осталось, все продувалось и просматривалось насквозь. Было страшно сделать неверный шаг, сорваться вниз, поэтому Маша ступала след в след за Хромым.
– Ладно, выше нет смысла.
Вывел спутницу в коридор, из которого можно было попасть в тесные клетушки древних обиталищ – судя по всему, дом был жилой.
– Отсюда должно быть хорошо видно.
– Да что видно-то?
– Логово Говорящего.
Маша силилась разглядеть внизу хоть что-то, но было еще слишком темно. “Что же это за логово, если его видно на большом расстоянии и даже деревья спрятать не могут?”
– Следом за нами никто не поднимется?
– Я же говорю – башня священная. Люди к ней стараются не подходить. Бабки вообще пугают, что за наши дурные дела она когда-нибудь рухнет и придавит все гнездо, – он тихо засмеялся. – Надеюсь, что не сегодня.